Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

— Холодно сегодня, — произнес рыбак.

Турлох угрюмо смотрел на нечесаную бороду и копну спутанных волос на голове рыбака. — Есть у тебя лодка?

Тот кивнул в сторону берега, где, надежно укрытая скалами от бешенства волн, было привязано аккуратное суденышко, сработанное с умением, доставшимся в наследство от многих и многих поколений людей, добывавших свой хлеб в вечном единоборстве с морем.

— А удержится она на воде? — произнес Турлох.

— Удержится на воде? Ты, рожденный на западном берегу, мог бы не говорить такого! Я один проплыл в ней до бухты Драмклифф и обратно, хотя все дьяволы раздували волны до небес.

— Ты не можешь выйти в море в такую погоду.

— Думаешь, только вы, знатные господа, умеете рисковать своей шкурой? Беру в свидетели всех святых — я проплыл до Баллинскеллинга в шторм, — туда и обратно, — просто так, потехи ради!

— Ладно, ты меня убедил, — сказал Турлох. — Я заберу ее.

— Дьявола ты себе заберешь, а не лодку! Что это за разговоры такие? Если хочешь покинуть Эрин, отправляйся в Дублин, садись на корабль и плыви себе вместе с твоими дружками датчанами.

Гримаса ярости превратила лицо воина в страшную маску. — Я убивал людей за меньшее, рыбак!

— Разве ты не якшался втайне с датчанами, разве не за это твой клан изгнал тебя, чтобы ты высох и сгнил от холода где-нибудь в зарослях вереска?

— Зависть родича и злобная месть женщины — вот причина, — прорычал Турлох. — Ложь, — все грязная ложь. Но хватит об этом. Скажи, видел ты, как несколько дней назад с юга проплыл большой дракон?

— Твоя правда: три дня назад мы заметили корабль с изображением дракона на носу, как раз перед бурей. Но он не пристал к нашему берегу — клянусь верой, от рыбаков пираты всегда уносили одну добычу — следы их крепких ударов!

— Это был Торфел Прекрасный, — произнес вполголоса Турлох, покачивая своим топором. — Я так и знал.

— Что, на юге разграбили чей-то корабль?

— Банда разбойников ночью напала на замок Килбах. Много пролилось крови — и пираты захватили Мойру, дочь Муртага, вождя далкассийцев.

— Я слышал о ней, — пробормотал рыбак. — Теперь на западе будет работа мечам. Разольются моря крови, так ведь, мой черный алмаз?

— Ее брат Дермонд лежит в беспамятстве с глубокой раной в ноге. На востоке земли клана опустошают набеги Мак-Марроу, на севере — О’Коннора. Нелегко сейчас найти людей, чтобы отправить на поиски Мойры, мужчины защищают свой род: клан борется за существование. Весь Эрин трясет под далкассийским троном с тех пор, как пал великий король Бриан. Несмотря ни на что, Кормак О’Брайан сумел снарядить корабль на поиски похитителей, но он идет по ложному следу: виновными сочли датчан из Конингбега. Так вот (у отверженных есть свои способы выведывать истину) — Мойру похитил Торфел Прекрасный, владыка острова Слейн, который норманны называют Хельни, это один из Гебридских островов. Туда он увез ее — туда я отправлюсь по его следу. Одолжи мне свою лодку.

— Ты спятил! — пронзительно вскрикнул рыбак. — Что ты такое говоришь? От Коннахта до Гебрид в открытой лодке, в такой шторм? Да, конечно ты спятил.

— Я не буду спорить с тобой, — безмятежно откликнулся Турлох. — Ты одолжишь мне лодку?

— Нет.

— Я могу убить тебя и забрать ее.

— Можешь, — упрямо произнес рыбак.

— Ты, ничтожная свинья! — прорычал отверженный в порыве ярости. — Принцесса Ирландии бьется в лапах рыжебородого северного разбойника, а ты мнешься, словно презренный сакс!

— Я должен на что-то жить! — вскричал рыбак с неменьшей страстью. — Отними лодку — и я подохну с голоду! Где я потом достану такую? Она жемчужина среди лодок, второй такой не найти!

Турлох потянулся к браслету на левой руке. — Я заплачу тебе. Этот браслет надел мне своими руками король Бриан перед битвой под Клонтарфом. Возьми; я не трогал его, когда голодал, но сейчас, видно, делать нечего.

Но рыбак мотнул головой; в глазах его горели упрямые огоньки. — Нет! — произнес он с непостижимой логикой ирландца. — Моя хижина не место для браслета, которого касались руки Бриана. Оставь его себе — и ради всех святых, если тебе уж так нужно, забирай лодку.

— Я отдам ее, когда вернусь, — обещал Турлох. — И кто знает, может быть, в придачу ты получишь золотую цепь, что свисает сейчас с бычьей шеи какого-нибудь северного разбойника.

Хмурое, тоскливое утро. Выл ветер, монотонная жалоба моря поднимала все печали, что таятся в глубинах сердца. Рыбак стоял на скале и смотрел, как крошечное суденышко плывет, словно змея скользя между скалами; наконец, волны вынесли ее в открытое море, то накрывая, то подкидывая как перышко. Ветер надул ее парус, легкая лодка закачалась и стала крениться, затем выровнялась и понеслась вперед. Все меньше и меньше становилась она, пока не превратилась в мелькающую точку. Скоро снежные вихри скрыли ее от глаз рыбака.

Турлох частично сознавал безумие своего замысла. Но его приучили презирать трудности и опасность. Холод, ледяные порывы ветра, мокрый снег — другой не выдержал бы, но его все это лишь заставило удвоить усилия. Он был живуч и увертлив, словно волк. Даже среди людей, чья стойкость приводила в изумление лучших норманнских воинов, Турлох выделялся особой крепостью. Когда он родился, его сразу же опустили в сугроб, чтобы проверить, достаточно ли он здоров; так он получил право на жизнь. Его детство и юность прошли в горах, на побережье и в угрюмых болотах запада. До наступления зрелости он ни разу ни покрывал тело шерстяной тканью; волчья шкура служила одеждой сыну главы далкассийцев. Прежде, до того как клан изгнал его, он мог целый день бежать наперегонки с лошадью и утомить ее; он не знал равных в плавании. Теперь, когда козни завистливых родичей заставили его скитаться подобно одинокому волку, он обладал звериной силой и упорством, непостижимым для человека, выросшего в условиях цивилизации.

Перестал идти снег, небо прояснилось, ветер дул в прежнем направлении. Турлох держался линии берега, избегая рифов, о которые лодка в любой момент грозила разбиться. Не зная усталости, он работал веслом, румпелем, направлял парус. И он сумел выстоять там, где не продержался бы ни один из сотни умелых мореплавателей. Он не нуждался в отдыхе; не прерывая усилий, питался скудной пищей, которой снабдил его рыбак. К тому времени, когда на горизонте показался мыс Малина, погода резко переменилась. Море было еще неспокойным, но вместо шквального ветра дул свежий бриз, подгонявший лодку вперед. Дни и ночи сливались в бесконечную серую полосу; Турлох плыл на юг. Только однажды он пристал к берегу, чтобы пополнить запас воды, и проспал несколько часов.

Работая веслом, он вспомнил о том, что сказал ему на прощанье рыбак: «Как же ты рискуешь жизнью ради тех, кто назначил награду за твою голову?»

Турлох пожал плечами. Разве есть сила, способная разорвать узы кровного родства? То, что люди клана вышвырнули его вон, чтобы он испустил дух словно загнанный волк среди болот, не меняло главного — они были родичи. А Мойра, маленькая Мойра, дочь Муртага и Килбах, была тут ни при чем. Он хорошо помнил ее, — в детстве они вместе играли, — помнил серые бездонные глаза, сверкающие волны черных волос, матовую белизну кожи. Даже ребенком она отличалась необыкновенной красотой. Да она и сейчас ребенок, ведь он, Турлох, еще молод, а она намного моложе его. И теперь ее увозят на север, чтобы насильно выдать замуж за разбойника-норманна. Торфел Красивый, Торфел Прекрасный, — при мысли о своем враге Турлох громко проклял его, помянув богов тех времен, когда его племя еще не знало Креста. Перед глазами расплылся красный туман ярости, и морские волны на мгновение окрасились в багровый цвет. Знатная ирландская девушка покорно ждет своей участи в логове норманнского пирата… Турлох яростным рывком повернул руль, направив лодку в открытое море.

Путь, который он избрал, — долгий путь от мыса Малина до Хельни, — пролегал по вздымающимся волнам открытого моря. Он должен добраться до небольшого клочка земли, лежащего среди других таких островков между Муллом и Гебридами. Современный моряк, вооруженный компасом и лоцией, с трудом нашел бы его. У Турлоха не было ни того, ни другого; он вел свое суденышко, доверившись памяти и инстинкту. Он знал эти воды, как свой дом; здесь он плыл, направляясь в набег, или стремясь отомстить за разоренные селения родичей, а однажды, плененный викингами — привязанный к мачте их корабля. К тому же за тем, кого он преследовал, тянулся след, кровавый след. Долетавший с берега дым горящих деревень, обломки досок, обгоревшие бревна, плывущие по воде — дело рук Торфела и его дружины. Турлох прорычал что-то в порыве свирепой радости: несмотря на потерянное время, он догонял викинга. Торфел на своем пути домой грабил и сжигал прибрежные селения, и этот след, словно линия на карте, указывал путь его преследователю.