Американский демон

Ходин поднял голову, и мой гнев заколебался из-за почти скрытого отчаяния, проявившегося в его стиснутой челюсти.

— Я… я хочу вернуться, — наконец сказал он, и с этими словами мой гнев сошел на нет. — Ты сделала это, — сказал он обиженно. — Ты не только использовала запрещенную магию, которая призвала Богиню к самому порогу твоей души, но у тебя нераскаявшиеся отношения с эльфийским Са'аном.

— Они едва терпят меня, — тихо сказала я.

— Но они действительно терпят тебя, — настаивал он. — Верно, твой эльф Каламак — самозваный принц эльфов, но он эльф!

— И ты так хорошо справлялся, — сказала я, нахмурившись, и Бис издал скрежещущий смешок согласия со своего насеста.

— Ты не понимаешь, — настаивал Ходин. — Ты единственный демон, которому я могу сказать, что Богиня не злая, и у тебя есть что-то, кроме хмурого взгляда, брошенного на меня. Да, она злая, — сказал он, и его слова обрели интонацию часто произносимого утверждения. — И обманщица, и отвлекаемая, и легкомысленная в своих союзах. Она жестока, злобна и ревнива. — Он поднял голову. — И могущественна. Мы игнорируем ее на свой страх и риск.

Мой пояс зазвенел, когда я обхватила себя руками за талию.

— Просить ее о помощи еще хуже.

— Возможно. — Он снова сел на усыпанный опилками диван, широко расставив колени и склонившись над ними. — Но они не посадили тебя в тюрьму за то, что ты сделала это, или за то осторожное принятие, которое ты поддерживаешь в отношении нее. Я достаточно наблюдал за тобой, чтобы знать, что это не потому, что ты не представляешь угрозы, и не потому, что ты единственная зрелая женщина-демон. Это из-за того, кем ты являешься. Я хочу этого.

— Ты не можешь этого получить, — сказал Бис, его голос был низким, угрожающим.

Я протянула руку, успокаивающе касаясь его.

— Думаю, он имеет в виду, что хочет узнать, что это такое. Это не то, что ты можешь вынести, Бис. Это то, что ты делаешь. — Я пристально посмотрела на Ходина. — Или не делаешь.

Он напрягся, подняв голову.

— Я не могу позволить им узнать, что я существую.

Нахмурившись, я выдохнула, позволяя себе простить его упрямый отказ, потому что знала, откуда он взялся. Бис поворчал, когда я обошла стол и села на диван рядом с Ходином, осторожно, в трех футах и акре тишины между нами.

— Так что ты предлагаешь нам делать?

Ходин откинулся назад, жестикулируя рукой, унизанной кольцами.

— Видишь? Вот оно, — сказал он, кончики его черных волос упали на глаза, когда он недоверчиво покачал головой. — Ты безумно рискуешь. Ты даже не знаешь меня.

Я улыбнулась. Это было в точности то же самое, на чем зациклился Ал, заставляя его рисковать и терять все, чтобы спасти мою жизнь. И в ответ я спасла его. «Это» заключалось в том, что я не видела «демона». Я видела душу Ала. Он был беспорядочным, сломанным и жестоким — отчаянно нуждался в том, чтобы кто-то поверил в него, чтобы залатать трещины, даже когда он делал уродливые, подлые вещи. И когда я сидела рядом с подавленным Ходином, я видела то же самое.

— Ты должен выйти, — сказала я, глядя на его руки в кольцах, зажатые между коленями. — Скажи им, что ты существуешь. Я останусь с тобой. Чего бы это ни стоило. Они не очень-то меня слушают.

Пальцы Ходина замерли, и Бис на своем насесте издал пронзительный писк. Моя мягкая улыбка исчезла. Неужели я только что попала в его ловушку?

— Если ты поможешь мне спасти Ала, — добавила я, и Ходин дернулся.

— Никогда, — сказал он, затем встал.

Я вжалась в спинку дивана, чтобы посмотреть на него снизу вверх.

— Серьезно? Я вручаю тебе карточку на выход из тюрьмы, а ты швыряешь ее мне в лицо? Да что с тобой такое? Боже! Как будто вы братья или что-то в этом роде.

Губы Ходина дрогнули, выражение его лица стало неестественным, когда он взял в руки сумку с принадлежностями для заклинаний. А потом мой рот открылся в понимании.

— О, Боже мой! — Я быстро встала. — Ни за что. Ни за что, черт возьми! — воскликнула я, и Ходин густо покраснел. — Ты должен позволить мне сказать ему, что ты жив.

Ходин вздохнул, но его гневное выражение лица заколебалось при мягком шорохе у входа в церковь. Склонив голову набок, он повернулся к двери, теперь открытой, чтобы пролить солнечный свет на пыльный пол.

На ступеньках стоял Зак, в его руках была тарелка с едой, и я уставилась, как молодой эльф замер, приоткрыв рот, когда он увидел мой наряд в мантии. Он явно не ожидал никого здесь найти, и я почувствовала прилив гнева. Может, она и была полна дыр и опилок, но все равно это была моя церковь.

— Э-э, извините, — сказал Зак, когда сотня вещей пронеслась у меня в голове.

Что он здесь делает? Работает на Лэндона? Он здесь получает что-то, с чем можно будет нацелиться на следующую атаку баку?

Но то, что вырвалось у меня изо рта, было возмущенное:

— Ты! Я хочу с тобой поговорить!

Глава 16

Зак развернулся и бросился к широким церковным дверям.

— Не позволяй ему уйти! — воскликнула я, но Ходин оказался быстрее.

— Clausus! — крикнул Ходин, экстравагантно взмахнув рукой, и Зак резко остановился, когда двери захлопнулись перед ним, от грохота задрожали стены.

Тарелка каким-то образом выровнялась в его руке, Зак повернулся, уставившись на нас в течение трех секунд, которые могли бы стать роковыми, если бы я хотела причинить ему боль. Я шагнула вперед, моя мантия для заклинаний хлопала у ног. Зак упал на пол. Стоя на каблуках, он развернулся, очерчивая круг чем-то похожим на большой черный маркер.

— Ita prorsus! — воскликнул он, и я остановилась, когда вокруг него поднялся зеленовато-фиолетовый барьер, блестящий, как мыльный пузырь.

— Эй! Это несмываемый маркер! — сказала я, раздраженно останавливаясь перед ним.

Зак поднялся с корточек, прижимая к себе тарелку с чем-то похожим на лазанью. Его лицо было бледным, а обрезанные уши выглядели неправильно после того, как он увидел нетронутые уши Трента, особенно с эльфийскими белыми волосами и зелеными глазами Зака. Он был слишком молод, чтобы нуждаться в бритье, но слабый пушок показывал, что это ненадолго.