Аметистовый блин

– Бабуси ушли? – вполголоса осведомился красавец-батюшка.

– Ушли.

– Тогда – ну его, этот суп! У меня там пироги с капустой есть и кофе сварим.

Сережа требовал немедленного доклада – и отец Амвросий приступил к делу прямо у газовой плиты.

– Ну, прибыл я на шестнадцатый этаж и пошел себе по коридору, – эпически начал он, разогревая в джезве молотый кофе с сахарным песком. – Иду, все мне дорогу уступают, кое-кто под благословение подходит. А я на номера поглядываю. И вижу – девятнадцатая комната вроде есть, а за ней – двадцать первая. Значит, вход в двадцатую – девятнадцатую.

– Все соответствует! – воскликнул необычно взволнованный Сережа. Почему-то ему было трудно усидеть на устойчивом кухонном табурете, он ерзал и пытался зависнуть на сиденьем.

– Не вопи. Перекрестясь, вхожу. Навстречу мне из-за стола поднимается человек, здоровается. Я на него гляжу с изумлением. Извините, говорю, я, кажется, не туда попал. А он мне так радостно – кого ищете, батюшка? Ага, думаю, не бусурманин, понимает обращение.

Отец Амвросий негромко рассмеялся.

– И принялся я образ на стенке искать, на который бы перекреститься. Естественно не нашел. И говорю – у меня встреча назначена, только я, должно быть, этажи перепутал. Я в этом здании помещение для фирмы освящал, а им после этого Господь удачу послал, дела пошли на поправку, и мне с прибыли пожертвование обещано. Они мне сами позвонили, пригласили обсудить это дело. Благотворительность, говорю, дает налоговые льготы, и нужно все как следует с юристами обсудить, чтобы и церкви хватило, и бизнесменов не обидеть. А рассказываю я ему все это неторопливо, с достоинством. Налоговые льготы его, разумеется, и заинтересовали!

– Еще бы, – Сережа очень хотел встряхнуть бывшего одноклассника, чтобы тот бросил экономику и перешел к Майке. – Ну, а потом?

Отец Амвросий налил из чайника в джезву кипяченой воды. В джезве свирепо зашипело.

– Потом я ему намекнул, как это делается. Познакомились. Зовут его Николай Юрьевич. Очень приятный человек оказался, нас с тобой лет на десяточек постарше, твоего примерно роста, все время улыбается. Вот он меня усадил, попросил секретаршу Юленьку, она кофе принесла – все чин чином, и маленькие пирожки. От пирожков я отказался – среда, постный день. И предлагаю – раз уж я к вам попал, к такому приятному собеседнику, то вот вам образок на память, Николай-угодник, ваш личный заступник перед Господом, тем более, что вы без образов тут живете. Он, как и положено, устыдился. Погрязли, говорит. Слово за слово – спрашиваю, крещен ли. Крещен, говорит.

– Да что ты про божественное?… – Сережа уже изнемогал. – Ты про Майку!

– Дойдет с Божьей помощью и до Майки. Я его ругать не стал, пожалел. В храм пригласил. А после литургии, говорю, ко мне в гости, откушаем постного, как Бог велел. Тут и он разлетелся меня в гости приглашать. Купил, говорит, особнячок за городом, как раз бы и освятить. Машину за мной прислать обещал. Я ему – комплимент. Он мне – взаимно! В общем, был я сегодня у Николая Юрьевича в гостях. Особнячок ничего, построен в пятидесятые, потолки – во! Целая вилла.

– Да что ты про архитектуру?!?

– А стоит эта вилла в шести километрах за городской чертой, за каменной оградкой, которую бронебойным снарядиком не возьмешь, – невозмутимо продолжал бывший энергетик. – Перед ней – газончик в английском стиле, что за ней – не знаю, не заглядывал, а сбоку от нее новехонький бассейн. Не поверишь – искупаться захотелось. Уж не помню, когда в последний раз в бассейне плавал…

Сережина физиономия изобразила такое, что красавец-батюшка отстранился от него ладонью и даже на два шага отступил от плиты.

– Бассейн чуть ли не впритык к ограде… да, а над ней в три ряда колючая проволока, и не поручусь, что через нее ток не пропущен. У ворот охрана в будке, по территории тоже человечка два шастают. Стерегут, словом, на совесть. Привезли меня, ввели в дом. Встречает хозяйка – ну, скажу я тебе, таких только на всемирный конкурс красоты готовить. Зовут – Тамара Викторовна. Вот так – по отчеству. А сама Николая Юрьевича вдвое моложе. Извиняется – домик недавно куплен, ремонт не окончен. Предлагает свои последние приобретения посмотреть. Они с мужем антиквариатом интересуются…

– Ну, ну? – сдержанно затрепетал от волнения атлет.

– У них там комната, которую они называют «кабинет хозяина дома», на втором этаже, примыкает к столовой. Так это, Серенький, не кабинет, это – музей. Там от кабинета – только письменный стол вроде редута, и на том – всякая мелочь расставлена. Комната, чтобы гостей удивлять – вот, мол, хоть и новые русские, а не лаптем щи хлебаем… прости, Господи!..

– Сашка, ты когда-нибудь к делу перейдешь?

– Да перешел уж, – со вздохом сожаления, что не удержался, съязвил по адресу ближних своих, продолжал отец Амвросий. – Я совершил обряд – а тут уже и стол накрыт, и, гляжу, моему хозяину конвертик передают – для меня, значит, пожертвование. За столом – божественная беседа. Я им – про конец света, про Апокалипсис, чтобы твою любимую цитату ввернуть. И тут за стеной – вроде как выстрел.

– Где, во дворе?

– Да нет, в соседней комнате, – без лишнего волнения сказал отец Амвросий. – В кабинете хозяина дома. Я его как раз последним освящал. И явственное ощущение удара в дверь. С нами за столом сидел мальчик в штатском – так он сорвался и, веришь ли, чуть ли не из воздуха пушку достал. Дверь – на себя, сам – за дверь! Другой такой же красавец прыгнул, встал с пушкой враскоряку, нас с Николаем Юрьевичем собой прикрывает. А в кабинете-то пусто! Я говорю – может, что упало. Да нет, говорит Николай Юрьевич, не упало. А сам хмурый, недовольный. Вам, батюшка, – спрашивает, – ничего тут у нас странным не показалось? Ну, ничего этакого, потустороннего, у нас тут в воздухе не летает? Я говорю – позвольте мне в кабинет пройти, тогда скажу. Впустили… А там среди всей этой исторической мебели не повернуться. Вдоль стен – не полки, а настоящие шкафы с такой библиотекой – закачаешься…

Священник вовремя понял, что интерьера атлет может и не выдержать. Сережины кулаки сами собой сжимались и разжимались, а синих глаз не было уж видно под густыми бровями, что сошлись и нависли над ними, как два мохнатых утеса.

– Ладно, Бог с тобой, – сжалился он. – Вот, держи. Это тебе привет не знаю откуда.

На ладони у отца Амвросия лежал маленький золотисто-медного цвета шарик.

– Это что еще такое? – хмуро спросил Сережа.

– Ну, даже я – и то знаю! Пулька от пневматического пистолета!

– Что??? – Сережа попытался схватить шарик, но тот выскочил из пальцев и поскакал по полу.

– Если в пустом помещении кто-то стреляет из пневматического пистолета – что бы сие, по-твоему, означало? – спросил отец Амвросий.

Сережа уставился на него в надежде, что сам бывший энергетик на свой вопрос и ответит.

– То, что нам с тобой сигнал подают – мол, здесь я!

– Где ты это взял?

– У меня, как ты знаешь, контактные линзы, – объяснил отец Амвросий. – И вижу я с ними так, что иногда хочется потусклее, что ли. Пулька ударилась в дверь, срикошетила и оказалась у самого плинтуса. Оттуда она мне и подмигнула. Я минут пять по комнате бродил, траекторию рассчитывал. И что же из этого следует?

– Следует, что шкатулка – в этом особнячке, – Сережа вздохнул и завершил мысль: – и что ее нужно оттуда вызволять. Камни, видимо, ненадолго выпускают Данку с Майкой. Если бы надолго – они бы и сами оттуда выбрались.

– Ты знаешь, сколько там охраны? – спросил отец Амвросий.

– Данка бы рискнула.

Тут Сережа все понял. Одна – Данка бы рискнула. Но выбираться, имея в руках идиотский пневматический пистолет, а за спиной – перепуганную Майку, она, скорее всего, не будет.

– Как же туда попасть? – задал он отцу Амвросию вопрос, но ответа не получил – коричневая пузырчатая шапка возникла над краем джезвы и кофе с шипом обрушился на свежевымытую плиту.