Аметистовый блин
Шрифт:
– Да ну тебя! – воскликнул отец Амвросий. – Будет мне теперь от бабушек!
– И поделом, – мстительно и зловредно заметил Сережа.
Хотя на самом деле ему было не до зловредности.
Он вообразил себе особняк размером примерно с Версаль, да еще окруженный торчащими через два шага часовыми. Где-то в недрах стоит на видном месте загадочная шкатулка. Зачем ее туда затащили, навсегда ли она там поселилась, или же поедет за границу – темное дело.
Он не стал дальше пытать бывшего одноклассника – тот, занятый мокрыми тряпками и хозяйственным порошком, ликвидировал кофейное извержение. А просто обещал позвонить, распрощался
Однако мысли у Сережи в голове были – как бы это сказать?… Неподобающие возрасту мысли у него там были. Ему мерещился штурм беломраморной виллы, непременно с античными богинями в нишах, и какие-то крутые молодцы в камуфле, и сам он – с орудием на сгибе локтя, которое должно было бы смахивать на бластер из фантастических боевиков, но больше тянуло на древний пылесос… Однако не простой, а какой-то заковыристый.
Надо было как-то проникать в берлогу этого загадочного Николая Юрьевича…
Сережа недаром был технарем. Он разложил задачу на составляющие, отметил известные и неизвестные величины. То есть, подошел к мистике стратегически. И понял, что в одиночку он тут бессилен. В одиночку он в лучшем случае успеет вывернуть стойку ворот, пока его не пристрелят. Можно, конечно, увязаться за отцом Амвросием в качестве дьяка… или дьякона?… Кто из них был бюрократом семнадцатого века, а кто церковным деятелем, Сережа попытался вспомнить – и не сумел. Прав был бывший энергетик, упрекнув в безграмотности бывшего электронщика. Грамотна же по мистической части была ведьма Лилиана – хоть и с придурью.
Сережа вспомнил горох – и тяжко вздохнул.
И тут же на ум ему пришло, что, увлекшись мистикой, он напрочь забыл о детективной стороне дела, и все еще не допрошен Маркиз-Убоище!
Приехав в зал, Сережа засел в тренерской и стал продумывать диспозицию.
Всю жизнь он был одиноким волком. Точнее говоря, сам себя сделал этим исполненным романтики образом. Он и в конструкторском бюро не любил работать в команде, а когда бюро приказало долго жить – прямо-таки расцвел в тренажерном зале. Там он был как бы мудрым отшельником на горной вершине, с высоты поучающим неразумных. А то, что вершина оказалась в сыром подвале, значения, естественно, не имело.
Теперь же он осознал – не миновать собирать воедино всех, кто имел отношение к магическим камням. И он предвидел, что эта публика разыграет басню «Лебедь, рак и щука». Но привыкший к повиновению спортсменов атлет полагал, что главное – найти разумные доводы, и странно будет, если они не дойдут до человеческого сознания. Опять же – раз он, почти супермен, не устоял перед хитрой Лилианой, которой, конечно же, плевать было на его семейное счастье, лишь бы оплатил обряд, то и Маркиз-Убоище расскажет ей, как на него вышли грабители, во всех подробностях.
Итак, он постановил пригласить на совещание Лилиану в качестве специалистки по магии и стратегии оболванивания, отца Амвросия в качестве специалиста по Библии и особняку, а также Маркиза-Убоище в качестве специалиста по преступникам.
Место встречи он выбрал поневоле – тренерскую при зале. С девяти утра до девяти вечера он должен был там присутствовать, за исключением перерыва с двенадцати до трех, который Сережа использовал для собственной тренировки и блаженства в маленькой сауне. Он настолько сросся с залом, что
мысль встретиться на более нейтральной территории ему и в голову не пришла.Не откладывая дела в долгий ящик, Сережа позвонил Лилиане, попозже вечером – на квартиру к Майке, где жил теперь филармонический артист, и послал гонца с запиской к отцу Амвросию. Один из качков жил неподалеку от церквушки.
Наступил день следующий и наступило время совещания.
Первым раньше срока заявился Маркиз-Убоище, и это сперва показалось Сереже странно, однако как только Маркиз попросил двадцатку до послезавтра, все стало на свои места. В конструкторском бюро был свой алкоголик – и его повадки бюро изучило наизусть. Сережа сопоставил двадцатку с забегаловкой на углу и понял, в каком виде припрется через часок-другой Маркиз-Убоище, если только припрется вообще.
– Извини, друг, – сказал он сурово, поигрывая грудными мышцами. – В другой раз.
Маркиз-Убоище поразился тому, что мужчина отрастил себе грудь, шевеление которой так впечатляло даже сквозь свитер. Но, к счастью, промолчал.
– Садись, – Сережа показал на обитую дерматином скамью. – Можешь из этого сделать кресло. Подними спинку за тот край и установи упор.
Маркиз-Убоище сделал, как велели, и вальяжно уселся, развесив по обе стороны скамьи полы длинного серого плаща.
– На этой скамье вообще-то качают бицепс, трицепс и грудь, – намекнул Сережа, искренне надеясь, что Маркиз-Убоище задаст хоть из вежливости вопросик, а тогда уж удастся внушить тощему артисту необходимость тренировок.
Но тот поерзал, сполз чуть пониже и вынес вперед худую крупную руку подозрительно царственным жестом.
– Нам подобает лишь повелевать, но не просить, – хмуро сказал он. – Коль скоро мы не можем вас помирить, то назначаем встречу вам в Ковентри, в день Ламберта святого. Там спор, раздутый яростью речей, решится сталью копий и мечей!
Маркиз-Убоище вдруг резко выпрямился, откинул левой рукой складки серого плаща и оскалился, испустив негромкий, но удивительно злобный смешок.
– Раз не миритесь – тот пусть будет правым, чья доблесть победит в бою кровавом, – с непонятным Сереже ехидством продолжал он и вдруг сменил тон на благородно-возвышенный, без малейшей тени иронии: – Лорд-маршал, шлите свой отряд туда готовить все для Божьего суда!
– Сейчас, – отвечал за лорда-маршала Сережа. – Вот только шнурочки поглажу.
Маркиз-Убоище посмотрел на него именно так, как должен смотреть артист на качка – с сожалением.
И разве не достоин сожаления человек, завершающий пошлой фразой шекспировский текст?
В дверь тренерской постучали. Всунулась голова студента Вадика.
– Сергей Григорьевич, к вам пришли! – изобразив на роже благоговение, а в глазах – ужас, прошептал студент. И тут же дверь распахнулась.
На пороге, при полном параде и с наперсным крестом, стоял отец Амвросий.
Такого явления тренажерный зал еще не знал.
Отец Амвросий оглядел стены, как бы в поисках образа, на который можно было бы перекреститься. но Сережа оклеил тренерскую чемпионами по культуризму за последние десять лет. Блики, искусно подловленные фотографами, а может, и наведенные потом, играли на бицепсах, квадрицепсах, рельефе брюшных прессов, яростно скалились закаменевшие от напряжения в момент позирования физиономии, имелось и некоторое количество обнаженных девиц – какая же тренерская без этого аксессуара?