Анафема в десятый круг

– Ага, это ты у Славы спроси. А лучше у папандра его, он будет безумно счастлив, узнав, что его сын скандально известная мировая рок-звезда.
– мрачно пробормотал брюнет, сквозь дым, - Барабашка наш, слишком любит деньги, не думаю, что он готов всё потерять.

Барабашка, он же драммер Слава, несмотря на бесбашенный, неформальный образ жизни, на самом-то деле человек продуманный и практичный. При неприлично богатых родителях, вторую линию своей жизни скрупулезно скрывает, не только на условиях контракта, но и из личных побуждений, говоря, что мол папу удар хватит если он узнает, что его двадцати четырёхлетний сын-бизнесмен, не только с раннего детства мучает ударную установку, простыл ударником в подростковой панк-рок-группе, но и вовсе стал драммером скандального дэт-рок-коллектива. Удар его может и не хватит, а вот наследства может и лишить, ведь что либо менять в своей жизни Слава явно не собирается. Как этот сумасшедший умудряется учиться, вести бизнес, и выдавать ритмичные сбивки по всему миру - одновременно, не знает пожалуй сам дьявол. Что до дьявола, то бишь до Люция, ни о его родителях, ни их отношении к жизни сына, никто не в курсе. Вероятно они так и живут во Франции, но из одного разговора между Славкой и Эллом, Рэй решил, что родители их хорошо знакомы, вероятно поэтому эти двое неразлучные друзья, ибо иных мотивов по какой такой причине Славян столько лет дружит с Эллом, просто нереально разглядеть.

– Ну с ним всё ясно, в его преклонном возрасте, и баснословном доходе - это вообще случай клинический, конечно.
– правильно понял Рэй, мотивы русского друга, - А, ты-то какого чёрта вообще здесь делаешь, я не догоняю?
– негодовал блондин.

– И не надо.
– всё так же тихо ответил собеседник, - Я и сам уже не догоняю.

В голосе юного парня стремительно ускользала надежда, в точности совпадая с мрачным видом. Это возымело поистине обескураживающий эффект. И выходка парня, вне сомнений нарушавшего график работы, примчавшегося невесть зачем, ничерта хорошего не предвещала. Элл был в каком-то тяжёлом кризисном состоянии. И явно, что-то произошло.

– Послушай, это реальный шанс - шанс который выпадает только раз в жизни, только раз, понимаешь?
– осторожно увещевал блондин, нежданному, гостю.

– Bien s^ur. (Конечно.) - был его односложный ответ, на исконном. И чёрт его знает серьёзно это было сказано или ему реально наплевать.

– Так и в чём проблема-то?
– снова подтолкнул он, решая сложную задачку в уме. «Тяжёлое дыхание, меркло тлеющий взгляд, тишина голоса - отчаяние.»

– Мне кажется, я круто… встрял.
– подобрал он слово, и голос брюнета был подёрнут паникой, - Реально встрял.

Паника передалась и блондину, ставя волосы дыбом.

– И что ты натворил?
– потребовал он осознавая, что, кто-кто а Француз просто не мог сотворить чего-нибудь серьёзного. Ну максимум напиться, там, нахамить, ну или, по роже дать кому… может всё вышеперечисленное. Хотя, нет натворить делов он мог конечно. Это он с виду только спокойный. Характер у этого субъекта откровенно не очень, мог и сорваться, всякое бывает. Однако пресса молчала, хотя неизвестно сколько это молчание стоило.

– Ты и не представляешь… Я неверное… мне кажется я не смогу вернуться на сцену. Не сейчас.

– Да?
– иронично усомнился блондин, - Ты сошёл с ума?

Мгновение чернильный взгляд был серьёзен.

– Так заметно?
– но конечно же он язвил в своей скучающе-издевательской манере. Но этот просвет (и да это было просветом) быстро улетучился сменяясь раздражением.

– Я не понимаю!
– сокрушился блондин, заискивая мрачный взгляд, и такой непривычный сейчас, спустя почти год с последней встречи, - А контракт?

– Контракт… контракт - проблема номер два. Блондин внимательно вслушивался в низкий, броско акцентированный голос гота и мысленно желал, так и не узнать о том что его друзья мировые рок-звёзды.

– Что ты делаешь? Ты сам-то хоть знаешь, чего хочешь?
– разозлился блондин, допытываясь: - Что ты делаешь, чёрт тебя дери?!

– Играю.
– ответил он немного подумав. Черты лица брюнета изменилось на откровенную боль.

– Кого?
– не въехал парень, хмуря брови. Когда дошло, на него уже смотрели глаза затравленного зверя.

– Не знаю.
– покачал головой собеседник, удивляя таким ответом.

Парень снова опустил голову, прячась в тени тэкера. Блондин усмехнулся, хотя это имело скорее нервный характер.

– Страннее тебя, клянусь, только шизофреники. Что ты тогда пытаешься доказать, я не понимаю?

Черноглазый отпил виски и наверное целую минуту пробыл в раздумьях. А может он и не думал.

– Ничего.
– наконец-то ответил он, - Я не хочу ничего доказать. Я просто хочу играть, и играть я хочу по своим правилам. Кто я там?
– покачал он головой и сделал сразу два щедрых глотка спиртного, - Композитор, музыкант, поэт? Но в масштабах установленных мне рамок, установленных не мной, в тенденции стиля группы, я словно только исполнитель.

– А то что ты фронтмэн, типа не считается?

– Как продюсер сказал - так и делай - это прерогатива фронтмэна, по твоему? Надо про вражду, ненависть, смерть или несчастную любовь, или ещё что - неважно - делай. И я делаю. А если бы я не знал, что такое лютая ненависть или смерть даже близко никогда не видел? Счастлив был в любви, а не несчастен? Да, я быть может и не влюблялся никогда или вообще не чувствую нихрена, ни любви, ни тоски, ни жалости? Мне может осточертело уже гроулить под дэт-метал? Я прогресса хочу, чего-то нового, незатасканного. Но кого это волнует? Сказано надо, значит так тому и быть. Мне тесно там, я теряю самого себя в строго ограниченных шаблонах. Примеряя на себя эмоции, пропуская через себя, чтобы создать очередную композицию, я перестаю понимать, где я, а где фарс.

– И чё?

– Чё… Чё?!
– брюнет одарил блондина очевидным взглядом, не найдя слов. Цензурных по крайней мере судя по взгляду, точно не нашёл.

– Мм-мм… ладно… - протянул блондин, почесав подбородок, - А по мне так ты спятил от славы.
– высказал он своё мнение. За что незамедлительно был удостоен какого-то слишком глубокомысленного для молодого парня, взгляда. Несколько мгновений они странно смотрели друг другу в его глаза, но черные глаза смотрели так, словно сквозь, прямо в душу. От этого взгляда становилось не по себе.

– Не в этом смысл. Смысл не в славе.
– глубокомысленно заявил фронтмэн, - Мы, если ты не понял, в славе купаемся, исключительно по ту сторону. По эту сторону, в повседневной жизни мы абсолютно бесславные мрачные задницы. Тебя например узнают? Узнают. Пусть и в рамках города, но до сих пор узнают. А что до меня… Любой из «Девятого круга», появится посреди Нью-Йорка средь бела дня, без всей этой мишуры, и что? Узнают его? Ничерта! А на сцене их знают, любят, поклоняются им. Они - кумиры, боги, мечта. Но не знает никто, кто они!

– И нахрена тогда спрашивается, становится чёртовой звездой, если так скрупулёзно скрывать это?
– недоумевал друг.

– Нахрена?
– невесело и как-то жестоко усмехнулся брюнет, - А я скажу тебе нахрена! Не так важно знает ли кто, что ты звезда или нет. Важнее, что я это знаю.
– на мгновение он поджал губы, - Знаю, что могу что-то поселить в сердцах, и они откликаются мне. Определение творца в бесконечности и обновлении, в движении и взаимодействии. Он должен питаться, дышать, давать плоды и развиваться. По этому определению то, что ты вкладываешь в души других людей - бесконечно живая материя. Она затрагивает всё: от разума, до плоти, выделяя продукт в виде мыслей, эмоций и энергии, она вдыхает воздух в человека или перехватывает у него дыхание. Эта материя растет в тебе, рождая всё новые и новые искры, которые распространяются, заражая по цепной реакции остальные носители, чтобы они производили свои собственные искры. Так в сердцах вспыхивает творческий огонь. Он сражается за территорию, любит и ненавидит, ранит и лечит. Иногда, глядя на людей, погруженных в свой ежедневный меркантильный быт, я думаю, что талант живее нас всех вместе взятых - умнее, искреннее, увереннее в себе и смелее в своих желаниях. Он не смиряется, не идет на компромиссы и не проходит мимо. Он действует. Талант существует. И он убивает, если не живёт, убивает творца изнутри.