Аналогичный мир - 2

— Ну, цирк, ну, спасибо. Давно я так не веселился. Ну… слушай, а что, это пастухи так зарабатывают?

— Понимаешь, это за три месяца, даже больше. И премия ещё, — начал объяснять Эркин. — Да ещё… там олимпиада была, играл ещё… — Фёдор понимающе кивнул. — Так что много набралось.

— Ну, понятно. И спустить не успел? — и тут же лукаво: — Или жена всё сразу выгребла?

Эркин серьёзно посмотрел на него.

— Как это?

— Понял, — кивнул Фёдор. — Замнём для ясности.

Эркин пожал плечами. Он и в самом деле плохо понял: хотел Фёдор пошутить или нет, и в чём тут шутка. Какое-то время шли молча. И уже Эркин начал разговор:

— Фёдор, ты… ты совсем один?

— Совсем, — Фёдор усмехнулся. — Поразметало всех так, что и концов не соберёшь.

— И будешь… собирать?

— Не знаю, — после паузы ответил Фёдор. — Привык я один. Одному безопаснее. Понимаешь, когда ты не один, то тебя за это дёргать могут. Охранюгам самый смак не по морде, а по душе тебе вдарить.

Эркин понимающе кивнул. Это он тоже хорошо знал.

— Слушай, — вдруг спросил Фёдор. — Ты в имение сразу из резервации попал?

— Нет, — усмехнулся Эркин и перешёл на английский. — С торгов. Я по рождению раб, питомничный.

— Ни фига себе! — присвистнул Фёдор. — А я-то понять не мог, чего ты от своих отбился. Индейцы все ещё летом уехали. А тебя не взяли?

— Не захотел, — твёрдо ответил Эркин по-русски. И подумав, что от Фёдора можно и не таиться, добавил: — И не один я уже был.

— Понятно, — Фёдор достал сигареты и закурил. Протянул пачку Эркину. Эркин мотнул головой, улыбкой смягчая отказ, и Фёдор спрятал сигареты. — Нет. Либо жить, либо помнить. Буду начинать всё заново. Тебя в списках не было?

— Нет.

— Ну, правильно. Сейчас, я думаю, сентябрьские едут. Понимаешь, от заявления до визы месяц. Да Хэллоуин задержал. Там мы тоже всей оравой не нужны.

— Там — это в России?

— Ну да, — Фёдор помрачнел. — Язык перезабыли, работу только самую простую можем, ни кола ни двора. Ну, бедные. Вот и отправляют нас понемногу. Ты когда заявление подал?

— Двадцать первого октября. А ты?

— А я на Хэллоуин, — Фёдор улыбнулся. — Ты раньше уедешь.

— И вот так в лагере будешь жить?

— А чем плохо? — засмеялся Фёдор. — Койка есть, кормят хорошо, баня в любой день.

— Это же не дом, — вырвалось у Эркина. — Знаешь, я на заработках был, думал, как вернусь, даже снилось мне…

— Дом — великое дело, — кивнул Фёдор. — Свой дом.

Тоска, прозвучавшая в его голосе, заставила Эркина посмотреть на него и тут же отвести глаза. Какое-то время шли молча. И вдруг Фёдор рассмеялся.

— Ты чего? — Эркин невольно и сам засмеялся: так заразительно хохотал Фёдор.

— Да я как подумаю, что они там нас ждут, селёдочку, понимаешь ли, режут, сало пластают. Думают, мы им сейчас выпивки дармовой накидаем… — Фёдор не мог говорить от смеха.

Смеялся и Эркин.

— Ты только не тушуйся, — отсмеялся Фёдор. — Держись спокойно. Конфискации подлежит только спиртное, понял? Прошмонать нас прошмонают, но отобрать не посмеют.

— Втравил я тебя…

— Ну, это ещё кто кого, — засмеялся Фёдор. — Всё путём. Скучно же здесь, а тут такой цирк намечается. Слушай, а чего у тебя фамилия русская, а имя… индейское, так?

— Так, — кивнул Эркин. — Понимаешь, меня в имении звали Угрюмым, по-английски Мэроуз, а на сборном, зимой ещё, мне записали по-русски Мороз.

— Постой-постой, соображу… ну, точно, буквы-то одни и те же. Здорово! А имя твоё… значит чего?

— Не знаю, — помрачнел Эркин. — Просто имя.

Фёдор понимающе кивнул. Вдруг посыпал мелкий холодный дождь, налетел ветер. Фёдор забористо выругался, натягивая на уши шапку, чтобы не унесло.

— Вот погань!

— Зима уже вот-вот, — пожал плечами Эркин.

— Да какая, к чёрту, это зима?! Слякоть. Вот в России зима, это зима. Снег… всю зиму лежит. Как ляжет, так и до весны. А это что? — Фёдор снова выругался.

Эркин уже не в первый раз слышал о русских зимах. Лежащий на земле не сразу таящий снег он тоже видал. Ну, день, другой — это нормально, ну, неделю, но чтоб всю зиму лежал… нет, такое вряд ли. Но никогда не спорил. Всю зиму — так всю зиму.

За разговором незаметно дошли до лагеря. Фёдор поправил шапку, вдохнул, выдохнул.

— Ну, главное теперь — не заржать раньше времени.

— Понял, — кивнул Эркин.

За ними следили. Во всяком случае, чем ближе они подходили, тем ощутимее для Эркина становились чьи-то взгляды, И он бережно, будто стеклянную, переложил сумку из руки в руку.

Калитка открылась, когда до неё было ещё шагов десять, а по ту сторону в шаге от неё курило несколько мужчин. А рядом с солдатом, но чуть сбоку стояли ещё двое.

— Полный патруль, — пробормотал Фёдор.

Эркин старательно сделал невозмутимое лицо, достал пропуск и вошёл в калитку. Часовой скользнул взглядом по пропуску, по нему, по сумке и кивнул.

— Проходи.

Следом вошёл Фёдор.

— Чёрт, неужто сорвалось, — совсем тихо выдохнул он.

Эркин хотел пожать плечами — в глубине души он был очень рад, что всё срывается. Это Фёдору развлечение, цирк, как твердит всё время, а ему… посмеяться над надзирателем, конечно, хорошо, но вот потом…

— Мороз! — резкий, не громкий, но начальственный окрик заставил его вздрогнуть и убрать руку с сумкой за спину. — А ну, иди сюда. Иди-иди.

Комендант? Нет, командир охраны. Стоит на крыльце домика у ворот, как её, да, дежурки, И те двое солдат, что были у калитки, подошли сзади.

— С богом, — шепнул в спину Фёдор.

— И ты тоже, Самохин, — командир комендантского взвода насмешливо посмотрел на Фёдора.

— А я тут при чём? — очень искренне возмутился Фёдор.

— Он не при чём, — сразу сказал Эркин.

— Сейчас разберёмся, — лейтенант коротким властным жестом велел им подойти.

Эркин, а за ним Фёдор послушно направились к дежурке.

— Всё, спеклись оба, — догнал их чей-то насмешливо-сочувственный голос.

В дежурке было жарко и душно. И знакомо пахло надзирательской. Эркин привычно сдёрнул с головы шапку. Фёдор невольно сделал то же самое. Дверь лейтенант оставил открытой, видимо, чтобы сделать обыск, изъятие и изгнание наглядным для быстро собиравшейся снаружи необычно тихой толпы.