Аналогичный мир - 2

— У Никласа до сих пор следы от кандалов, — задумчиво сказал Андрей. — И ожоги… точечные.

Чак ударил кулаком по спинке кровати.

— Слушай, я делал, что приказывали. Мне велели быть палачом. Велел… если кто виноват, то это… — и запнулся, не в силах выговорить. — Нет, Андре, не могу, но ты же понимаешь?

— Ты про своего хозяина?

— Да, — твёрдо ответил Чак. — Назвать я его не могу, нельзя.

— Почему? — удивился Андрей.

— Нельзя и всё, — буркнул Чак. — Ладно. Ну их всех, — он длинно забористо выругался. — Давай о другом.

— Давай, — кивнул Андрей. — Ты думал, куда пойдёшь?

— Когда?

— Ну, когда выйдешь отсюда.

— Сначала выйти надо, — мрачно усмехнулся Чак. — Я этого не знаю, чего уж о будущем… рабу загадывать нечего.

— Ты же не раб теперь.

Чак встал и подошёл к окну. Постоял так, глядя на двор, и медленно повернулся.

— Андре, ты сам веришь в то, что говоришь?

— Конечно, верю. Ты что?

— Я… я с августа сам по себе жил. И всё равно… Пойми, Андре. Нам ведь не на руку, на душу клеймо кладут. Рабы мы, с рождения и до смерти рабы. Я беляков этих в Колумбии давил, как гнид, сам, без приказа. Они в ногах у меня ползали. А я всё равно раб. И все мы так.

— Ты только за себя говори, — посоветовал Андрей. — Про себя я сам скажу. И ты о другом хотел, а всё про одно и то же.

Чак угрюмо кивнул, медленно вернулся к кровати и сел.

— Всё так. Только… только о чём ещё говорить? Что сожрал и как пороли, больше и не о чём. Вы вот о чём говорите? Ну, когда одни треплетесь?

— Сейчас или раньше? — уточнил Андрей.

— Сейчас, — заинтересовался Чак.

— Ну, кто чего купил, что в городе видели, что на дежурстве случилось, а теперь ещё, как в России жить будем. Ну и… другое всякое.

— Да-а, — усмехнулся Чак, — есть о чём поговорить. Ну, и чего ты себе купил?

— Вот, — пуловер, — Андрей с улыбкой погладил себя по груди.

— Дорогой?

— Очень, — кивнул Андрей. — Мне одолжили, а то бы и на погляд не хватило.

— Парни?

— Нет, — рассмеялся Андрей. — Мы все в складчину бы столько не собрали. Иван Дормидонтович и Юрий Анатольевич, — сказал он по-русски и тут же по-английски: — Доктор Иван и доктор Юра. Врачи. Ты же их знаешь.

Чак кивнул.

— Знаю. Как ты на их именах язык не ломаешь?

— Привык, — улыбнулся Андрей. — Ну вот, теперь буду потихоньку выплачивать.

— И сколько лет? — съехидничал Чак.

— Я курсы уже заканчиваю. У медбрата зарплата больше. Так что… ну, не буду шоколада покупать, на мелочи всякие тратиться, — Андрей засмеялся. — У нас в буфете пирожные вкусные. Придётся без них.

— Сладкое любишь? — ухмыльнулся Чак.

— Люблю, — кивнул Андрей. — А ты?

Чак пожал плечами.

— Мне всё равно. Было бы сытно. И не тяжело. Ну, чтоб тяжести в животе не было.

— Понятно, — кивнул Андрей. — Слушай, может, принести тебе чего из города? Ну, не пайкового.

— А что? — удивился Чак. — Можно?

— Ну, — Андрей пождал плечами. — Пока всё нормально было. Спиртного нельзя, ни под каким видом, а остальное… Мы раненым иногда приносим.

— Да нет, — Чак вздохнул. — Выпить, конечно, стоит, да… подставлять тебя неохота.

— Спасибо за заботу, — ухмыльнулся Андрей. — А пить тебе не нужно.

— Это почему? — насмешливо спросил Чак.

— Если б тебе было это нужно, Иван Дормидонтович сам бы тебе налил.

— Да ну-у?! — преувеличенно удивился Чак. — Такой он добренький?

— Он — врач, — веско сказал Андрей, прислушался и встал. — О, лопать везут.

— Точно, — кивнул Чак. — Ладно…

Дверь распахнулась, и Фил вкатил столик с ужином. Подозрительно оглядел Чака и Андрея.

— Ты в порядке, парень?

— В порядке, — кивнул Андрей.

— Тогда сваливай. Посещения закончены, — и Фил стал переставлять тарелки с запеканкой и салатом на тумбочку.

— Бывай, — улыбнулся Андрей, выходя.

— Бывай, — кивнул Чак.

Когда за Андреем закрылась дверь, Фил строго, даже сурово посмотрел на Чака.

— Отстань от парня, понял?

— Чего-чего? — переспросил Чак.

— Не притворяйся. Будешь к парню лезть… — Фил сделал выразительную паузу, — не проснёшься.

— Нужен он мне, — фыркнул Чак, усаживаясь к еде.

— Раз зазываешь, значит, нужен. Учти, мы не шутим.

— Катись, — невнятно из-за набитого рта пробурчал Чак.

Фил поставил на тумбочку стакан с тёмной сладкой жидкостью, которую называли отваром, а Чак всё как-то забывал спросить: отвар чего, и вышел. Гэба поехал кормить.

Чак ел быстро, словно хотел едой заглушить обиду. Ну, поганцы, одно у них на уме. Что он Андре хочет… да не нужно ему это на хрен, что он… ну, тогда, по приказу и «для вразумления», так по приказу и не то сделаешь, а так-то… ему баб хватает, были бы деньги. Вот сволочи… беляки с этим не лезут, так они… велика беда — поболтает он с парнем. Парень, конечно, смазлив, уж на что никогда таким не баловался, а руки сами чешутся… не потискать, так потрогать. Парню, видно, достаётся, вот и… тогда он его по плечу хлопнул, а Андре психанул сразу, будто уже штаны стаскивают. Но понял же, пришёл, и поговорили нормально. Так нет, вот же сволочь, спальник поганый, полез, они, вишь ли, заодно. Ладно, да ну их…

Чак вытер тарелку остатком хлеба, съел его и уже не спеша выпил сладкую жидкость. Нет, паёк здесь хороший, грех роптать. И сытно, и вкусно, и парни не потаскивают, честно ему отдают. Но спальники — они спальники и есть. Хоть в чём, а сподличают, за что ни возьмись — всё испоганят. Поганцы, погань рабская.

Он составил посуду аккуратной стопкой и встал, надел тёмно-зелёную пижамную куртку. Всё-таки он не спальник, чтоб нагишом бегать, не на торгах и не на сортировке, там-то другое дело. Долго чего-то сегодня с Гэбом возятся. Нет, вон колёса скрипят.

Фил вошёл, оставив столик в коридоре, молча, не глядя на Чака, собрал посуду и вышел.

— Спокойной ночи, — издевательски вежливо сказал ему в спину Чак.

Фил не ответил, но настроение лучше не стало. Дождавшись, когда затихнет поскрипывание колёсиков и щёлкнут двери грузового лифта, Чак осторожно выглянул в коридор. Никого нет. Ну, и отлично!

Начав ходить в уборную и расположенную рядом с ней душевую, он потихоньку использовал коридор для разминок, лёгких пробежек с резкими остановками и ускорениями. Пока его на этом ни разу не застукали.