Анархия. Начало
Шрифт:
— Такая нетерпеливая.
— Такой грубый, — смеюсь я.
— Ш-ш-ш, — говорит он, делая мне замечание. — Перевернись на живот.
Вот черт.
— Боль или удовольствие? — спрашивает он.
— Ты еще ничего не сделал.
— Тогда почему ты так напряжена?
Я делаю глубокий вдох и переворачиваюсь кверху задом. Он шлепает по нему. Сильно. Я вскрикиваю и делаю попытку сесть. Но он крепко прижимает свою ладонь к той части, которую шлепнул, на этот раз мягко и нежно.
— Боль или удовольствие? — спрашивает он, снимая жжение своей рукой.
— Эм… — Я не уверена. Он действительно
— М-м-м. — Наклоняясь, он мурлычет в мое ухо и садится верхом на мои голени. Я ощущаю, какой он тяжелый, когда он прижимается к моим ногам. — Правильный ответ.
Мое сердце начинает биться чаще от предвкушения, но я чрезвычайно горжусь тем, что угождаю ему. Я начинаю расслабляться, когда он снова с резким ударом опускает ладонь на мою попку.
— Ай, — выкрикиваю я, извиваясь. И когда оглядываюсь через плечо, вижу, что он сгибается пополам, приложив руку к крепким мускулам своего пресса. — Линкольн, все хорошо?
— Я в порядке, — отвечает он через несколько секунд после того, как отступает интоксикация. — Сдерживающая интоксикация. Если я сделал тебе больно, то поверь мне, я это знаю. Прости меня.
— Мы проверяем наши пределы, так ведь? И, на самом деле, мне было не так больно, Линкольн. Я просто неправильно отреагировала. Мне нравятся твои нежные прикосновения после шлепков.
Он делает глубокий вдох, прищуривается, а затем пристально смотрит на меня.
— Урок усвоен.
— Нет, — говорю я, разворачиваясь и садясь, чтобы лучше его видеть. — Я не этого хотела. Как можно делать это так, чтобы избежать интоксикации?
— Мы можем поработать над этим в следующий раз, Молли.
— Но…
— Ш-ш-ш, — произносит он, Альфа снова возвращается. — Я принял решение. Этого достаточно, — ухмыляется он и подмигивает. — У меня есть еще кое-что, не переживай. Ложись на кровать лицом вниз. — Я подчиняюсь, готовая вернуться к развлечениям. Ненавижу, когда ему становится плохо. Надеюсь, скоро мы преодолеем пределы. — Раздвинь ноги.
Черт возьми. Никогда не думала, что признаюсь себе в этом, но мне нравится вся эта альфа-фигня. И в качестве доказательства, влажность распространяется у меня между ног, когда я раздвигаю их шире. Коленом он прижимается к моей киске, и я чувствую большой палец возле моей попки, а остальные его пальцы растопырены на ягодице. Я стараюсь держаться спокойно. Не хочу, чтобы ему снова стало плохо. У меня никогда не было анального секса, но я слышала, что это одновременно боль и удовольствие, и это заставляет меня нервничать.
— Расслабься, — говорит он, растягивая слово. Испытывая мои пределы, когда толкает свой большой палец еще глубже в меня. — Больно не будет. Возможно, каждый так говорит девушке, когда впервые хочет воспользоваться ее попкой, но у меня нет выбора, и мне придется сделать так, чтобы тебе понравилось.
Каково это будет, ощутить такой огромный член у себя там? Я напрягаюсь от одной только мысли об этом.
— Молли, — рычит он, — я сказал, чтобы ты расслабилась. Я стараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо, а ты упускаешь такую
возможность.— Я знаю. Прости. Я буду стараться лучше. — Я закрываю глаза и расслабляю плечи, вытягиваю руки вперед и засовываю их под подушку, как делаю, когда ложусь спать.
Он начинает снова, собирая больше влаги у меня между ног и распределяя ее по моей попке. Кончик его большого пальца проскальзывает внутрь и останавливается, но в этот раз, когда легкий шок от боли начинает нарастать, я стараюсь расслабиться еще больше, и он отступает.
— Я люблю тебя, — говорит Линкольн позади меня. — И спасибо. — Он смеется. — Потому что я не хочу испытывать интоксикацию каждый раз, как захочу трахнуть тебя в задницу.
Я слегка смеюсь.
— Продолжай. — И, честно говоря, я рада, что он смелый любовник.
Он толкается немного сильнее, и снова я испытываю легкий шок, но он тут же проходит, когда я заставляю себя успокоиться и открыться новому. — Дотянись и достань смазку из своего ящика, Молли.
— Откуда ты знаешь, что у меня в ящике есть смазка? — Я смотрю через плечо на его лицо, и он бросает на меня пронзительный взгляд.
— Я обшарил этот дом вдоль и поперек. Несколько раз. Ты же понимаешь, что здесь все еще есть камеры?
— Мы сейчас записываем домашнее порно?
— Мы не будем их выключать, — говорит он так, будто это решение не подлежит обсуждению. Я не сомневаюсь, что если закачу истерику, то камеры будут выключены. Но… это заводит меня. Усиливает мое желание и пробуждает во мне еще большее желание позволить ему продолжить. — Позже я посмотрю запись. И буду дрочить на нее прямо перед тобой.
Ну, тогда ладно.
— А теперь достань гребаную смазку.
Я дотягиваюсь до верхнего ящика прикроватной тумбочки и шарю в нем, пока не нащупываю тюбик.
— Хорошо, — говорит он. — А теперь открой крышку и выдави смазку себе на задницу, пока я буду смотреть.
Вау. Может быть, я сумасшедшая или просто увлечена этой необычной прелюдией, но я умираю от желания — хочу, чтобы он трахнул меня в попку прямо сейчас.
— Блядь, да, — стонет он, когда я делаю, как мне было велено. — Брось на пол. — И снова я подчиняюсь.
Затем он меняет положение так, что его член теперь прижимается к его большому пальцу. Он убирает палец и помещает кончик своего члена у моего входа. Я глотаю воздух, но сразу останавливаю себя, не желая причинять ему боль. Я не хочу, чтобы он почувствовал себя плохо в тот момент, когда старается сделать процесс как можно приятнее. Боже, я вообще никогда не хочу причинять ему боль.
Он толкается немного глубже, и в этот раз я ничего не могу поделать. Я снова извиваюсь, но когда вижу, как с ним происходит то же самое — когда моя боль превращается в его боль — я делаю очень глубокий вдох.
— Хорошая девочка, — хвалит он меня, восстановившись через несколько секунд. — Давай попробуем снова. Главное оставайся спокойной и расслабься, Молли. Обещаю, я доведу тебя до экстаза, если ты доверишься мне.
Он входит в меня глубже, и я втягиваю воздух сквозь зубы, но в этот раз стараюсь не реагировать слишком резко. Еще один толчок, и в какой-то момент я, кажется, готова закричать и попросить его остановиться, но затем он двигается вперед легче, и боль превращается в: