Анатолий Тарасов
Шрифт:
Тарасову очень понравился тогда нападающий «Ванкувера» Стив Тамбеллини. «Хороший, командный игрок», — охарактеризовал его Анатолий Владимирович. Тамбеллини, надо сказать, — хоккейная династия. Отец Стива, Эдди, в 1961 году в Женеве стал чемпионом мира в составе канадской команды «Трейл Смоук Итерс». Сын Стива, Джефф, тоже одно время играл в «Ванкувере».
На выездной матч Тарасов за две с половиной недели пребывания в Ванкувере летал лишь один раз, чартерным рейсом. У кого-то из хоккеистов родился сын, об этом было объявлено в самолете, и парень угощал всех сигарами. Вручил сигару и Тарасову. Анатолий Владимирович хмыкнул, но курить не стал.
Принимали Тарасова по высшему разряду. Роскошный номер. Три комнаты: общая, тарасовская и гусевская. Два мини-бара, чему Анатолий Владимирович был чрезвычайно рад, позволяя себе
Когда Тарасов выходил из гостиницы, его окружали караулившие выход тренера ребятишки и протягивали ему для автографа его собственные книги, причем разные, изданные на английском языке. Он их никогда прежде не видел и ничего о них не знал. Попросил у одного мальчишки: «Подари книгу». Тот: «Что вы! У меня только одна. Я не могу с ней расстаться».
На улице и на стадионе Тарасова узнавали и тепло приветствовали. Работоспособность его поражала канадцев. Он посещал все раскатки, тренировки, матчи. На предложение: «Может быть, не пойдем?» — отвечал неизменным: «Нет. Нужно всё смотреть!»
«Однажды, — вспоминает Виктор Гусев, — нас пригласили в мэрию, где были все руководители команды, владелец “Ванкувера” Артур Гриффитс. Собираемся. Надо одеться как-то по-особенному. Тарасов: “Нет-нет. Я — тренер. Никаких галстуков”. И облачился в одежду спортивного стиля. Говорит: “Нужно, конечно, взять селедочки”. — “Какой селедочки?!” — “Давай-давай, купим селедочки. Я ее приготовлю с лучком”. И он всё это у нас в номере разложил, порезал, завернул в специальную пленку, положил в пластиковый пакет, и мы пошли в мэрию — на прием! Хозяева приема, все в костюмах, с галстуками, — обалдели. Уже минут через пятнадцать Тарасов превратил их в самых раскованных людей в мире! Они сняли пиджаки, руками брали эту селедочку с лучком, закусывая выпитую водку, хохотали. Анатолий Владимирович абсолютно их перестроил, настроил на совершенно иную волну. И канадцы потом говорили, что Тарасов помог им, людям из мэрии и руководителям клуба, лучше понять друг друга. Никогда прежде они не находились вместе в такой вот ситуации абсолютной раскованности. Тарасов их мгновенно объединил — селедочкой, непосредственными тостами, рассказами смешными, некоторые из которых ложились только на нашу почву, игра слов обычно не переводится, но они всё равно хохотали, как только я начинал переводить. Тарасов похвалил канадскую водку: “Это — сюрприз для меня, я считал, что только у нас хорошая водка”».
Интуиция Тарасова практически никогда не подводила. Гриффитс предвидел перемены, которые могли произойти в Советском Союзе и, как следствие, во взаимоотношениях между странами восточного блока и западными государствами, и хотел первым принимать у себя талантливых советских игроков, когда откроется «железный занавес». «Ванкувер» еще в 1985 году выбрал на драфте Игоря Ларионова, а в 1986-м — Владимира Крутова. Приглашая Тарасова проконсультировать «Ванкувер Кэнакс», а год спустя устраивая тренера на операцию в канадскую клинику, Гриффитс был искренним, делал всё это в знак уважения к выдающемуся хоккейному специалисту, но в то же время не забывал об интересах своего клуба.
С Тарасовым Гриффитса познакомил Боб Хиндмарч, возглавлявший спортивный отдел Университета Британской Колумбии и занимавшийся развитием канадской олимпийской программы. Владелец «Кэнакса», мечтая заполучить Ларионова и Крутова, придумал вариант, который мог бы посодействовать скорому приезду в Ванкувер двух высококлассных нападающих. Летом 1988 года он отправил в Москву на четыре недели вратаря Троя Гэмбла и члена тренерского штаба «Кэнакс» Джека Макилхарги — понаблюдать за методами тренировочной работы в СССР. Их миссию Гриффитс называл «дипломатической». Гэмбл участвовал в тренировочных занятиях в ЦСКА, Макилхарги много времени проводил с Тарасовым. «Тарасов, — говорил Макилхарги, — был настоящим королем хоккея». Разумеется, Анатолий Владимирович не упустил возможности пропарить гостей в бане, так что Гэмбл рассказывал впоследствии, как его и Джека били мокрыми вениками, приговаривая, что «это полезно».
В 1989 году Тарасов тепло принимал в Москве Гриффитса и генерального директора «Кэнакс» Пэта Куинна. Эта поездка для клуба из Ванкувера оказалась весьма успешной: 5 октября 1989
года Ларионов и Крутов дебютировали в НХЛ в составе «Ванкувер Кэнакс».По слухам, Тарасова хотел видеть у себя «Нью-Йорк Рейнджерс». Во всяком случае, об этом по телефону рассказал Анатолию Владимировичу Арне Стремберг. Он прочитал в газетах, что «рейнджерсы» искали великого тренера через Спорткомитет СССР, но неизменно получали ответ: «Тарасов болен…» Если нью-йоркский клуб и собирался заполучить в свои ряды Тарасова, то скорее всего в роли высокооплачиваемого консультанта, но никак не главного тренера, поскольку Анатолий Владимирович по-английски не разговаривал, а на то, чтобы тренировать профессиональных хоккеистов через переводчика, надо полагать, и сам бы не пошел. Да и ничего путного из такой затеи выйти не могло.
Глава двадцать вторая ФИЛЬМ В ФИНЛЯНДИИ
После восстановления нормальных контактов между Международной лигой хоккея на льду и североамериканским хоккеем во второй половине 70-х годов встал вопрос о новой формуле проведения чемпионатов мира. Канадцы ничтоже сумняшеся предложили исключить из группы сильнейших бесперспективных, по их мнению, финнов и создать элитный дивизион, состоявший из сборных Канады, СССР, Чехословакии и Швеции. Команда Финляндии, надо сказать, занимала в турнирах четвертые-пятые места, а в 1978 году и вовсе скатилась на седьмую позицию.
Реализация канадского предложения отбросила бы финский хоккей на многие годы назад. Вмешался, рассказывают, президент страны Урхо Калева Кекконен, сам большой любитель спорта. Он обратился к советскому руководству, с которым у главы Финского государства были очень хорошие отношения. После этого соответствующие указания были получены советской делегацией, на конгрессе ИИХФ она горой встала за Финляндию и отстояла ее как участницу чемпионата мира в группе сильнейших.
Тарасов всегда считал финский хоккей перспективным. У него в Финляндии было много друзей. Один из самых близких — Олли Пулкканен, после войны игравший в составе сборной страны, возглавлявший ее одно время в роли генерального менеджера и создавший национальный «Фонд поддержки хоккея».
Идея о фильме с Тарасовым зародилась у Пулкканена еще в 1979 году. Об этом не понаслышке знает советский дипломат Лев Паузин, работавший тогда в посольстве СССР в Хельсинки пресс-атташе. Пулкканен, преклонявшийся перед гением Тарасова, хорошо знал заместителя представителя «Аэрофлота» в Финляндии, известного летчика-испытателя, Героя Советского Союза Георгия Мосолова, несколько лет возглавлявшего Федерацию хоккея СССР (при нем, к слову, случилась отставка Тарасова и Чернышева из сборной), и попросил его посодействовать реализации идеи. Мосолов познакомил Пулкканена с Паузиным, и постепенно идея о фильме начала приобретать реальные черты.
Пулкканен создал «Фонд поддержки хоккея», в который вошли люди, решившие вкладывать средства в развитие детского и юниорского хоккея. В Финляндии считалось, что энхаэловская школа лучше советской, но Пулкканен придерживался иного мнения. «Если финны, — говорил он, — хотят когда-либо добиться успеха, они обязательно должны перенять то, что рождалось и продолжает рождаться в голове Тарасова».
Пулкканен постоянно приглашал Тарасова в гости на свою небольшую, скромную дачу на берегу озера под Хельсинки. Анатолий Владимирович приезжал туда на машине — и один, и вместе с дочерью Галей и внуком Алексеем. В один из приездов, после непременной сауны, Олли сказал: «Толя, ты стареешь. Ты должен оставить память. Я бы хотел сделать учебный фильм с твоим участием. Мы готовы финансировать создание ленты. Ты мог бы привезти сюда двух-трех своих знаменитых воспитанников. И мы бы выполнили задуманное на базе какой-нибудь нестоличной команды. По заранее написанному сценарию». — «Мы сделаем всё, что нужно, и безо всякого сценария», — ответил Тарасов.
В те времена одной только идеи, даже той, которую готовы были профинансировать спонсоры, и согласия ключевой фигуры фильма — Тарасова — было недостаточно. Требовалась еще поддержка советского посольства, которому предстояло обратиться в Москву и обосновать необходимость воплощения задуманного в жизнь. Паузин, при разговоре Пулкканена с Тарасовым присутствовавший, рассказывал мне, что отправился к советскому послу в Хельсинки Владимиру Соболеву, для того чтобы тот подписал соответствующую телеграмму в Спорткомитет.