Анатомия страха

– Кто он такой, Хадоев не знает. Сказал только, как на него выйти. Вот в этой газетке, - Костя достал свежий номер рекламного листка, - в разделе недвижимости клиент помещает объявление от имени некого Антона Борисовича. Телефон - это день и время. Не понимаю только, зачем так сложно. Вышел бы в интернет по негорючему адресу.

– Ну не все же такие компьютерно грамотные, - возразил Логунов.
– Вот Зотов наш - уж на что умный, а максимум справку настучит. Ну, в тетрис поиграет.

Бобров тем временем схватил газету и начал лихорадочно переворачивать страницы.

– На четвертой, Пал Петрович. Я уже посмотрел по дороге. Третье сверху.

– 300-02-21. Это что же, вторник, девять вечера? Но это ведь сегодня!

– Так точно.

– Где пустырь, знаешь?

Костя подошел к большой карте города, висевшей на стене.

– Примерно здесь.

Бобров посмотрел на часы и пощелкал языком.

– Полвторого. Может, он уже там сидит, обстановку наблюдает, черт его знает. Так, Костя, бери Кондратова и дуйте туда, молнией. Подо что хотите маскируйтесь, хоть под коровьи лепешки, но Анонимуса высмотрите. И заказчика тоже. Только не спугните, очень прошу.

Костя с Сашей Кондратовым вышли. Бобров пытался продолжить оперативку, но слушал невнимательно, задумчиво грыз карандаш и минут через десять отпустил всех.

Наталья сидела на автобусной остановке и дрожала от холода. Дождь то лупил крупной дробью из всех стволов, то ограничивался одиночными выстрелами. Мишенью служила лужа размером с Цимлянское водохранилище, которая плескалось у кромки тротуара. Автобусы погружались в нее почти по двери, разбрызгивая во все стороны грязные водяные усы. Она делала вид, что никак не может дождаться своего. Люди подходили, уезжали, а она все сидела.

Через дорогу, чуть наискосок - подъезд Свирина. А вот и «мерин» его серебристый стоит, мокнет. Просто черный. Танки грязи не боятся. Поленился даже на стоянку отогнать. Не боится, что уведут. Хороший знак. Значит, боится совсем другого.

В наушниках раздавались шорохи, звуки шагов и работающего телевизора, невнятное бормотание - Олег разговаривал сам с собой. Слов было не разобрать, но, судя по интонации, он чем-то возмущался и ругался. Потом раздался грохот и отчетливый мат: Свирин споткнулся о пустые бутылки, которые раскатились по полу.

Наталья сунула руку в карман и подкрутила рычажок настройки. Теперь голос звучал ясно:

– ...сегодня! Ты у меня узнаешь! А потом всех этих сук. Одну за другой.

Снова грохот - Олег пнул бутылку, та налетела на что-то и разбилась.

В другом кармане она нащупала крохотный пультик. Николай собрал его из деталек от детского конструктора. «Принципиально новая схема», - гордо говорил он. «Зачем?» - «Да так просто. Интересно. А вдруг пригодится?». Он объяснял принцип, рисовал чертежики, показывал в действии. Она запоминала - жадно, как сухая губка.

Указательный палец вдавил мягкую кнопку. Где-то там, в квартире, замкнуло контакт, и хорошо спрятанная черная коробочка ожила. Изо всех сил напрягая слух, Наталья услышала тихий глухой стон. Потом что-то тяжелое свалилось на пол. Но не бесчувственным тюком: мертвое или обморочное тело падает не так. совсем не так. похоже, Свирин рухнул на колени.

Крик. Да такой, что заломило уши. На секунду Наталья оглохла. Снова крик. Придется убавить чувствительность. Теперь в наушниках бились приглушенные всхлипы и стоны, прерываемые беспорядочными бессмысленными словами.

15 герц. 110 децибел. Инфразвук. Крохотная микросхема, которая рождает волны, не слышные человеческому уху. Они представлялись ей черными, как ночь, матово-бархатными и пахнущими дымом. В одной зловещей точке, как от брошенного камня, молекулы воздуха начинают дрожать, дрожь передается соседкам. Волна доходит до уха, бессильного распознать ее и послать сигнал тревоги. Мрачная, безжалостная сила обрушивается на беззащитный мозг, круша волю и разум, затопляя паническим ужасом, вызволяя из подсознания смутные и от этого еще более страшные образы...

– Лейтенант Завьялов. Попрошу ваши документы!

Наталья вздрогнула и подняла голову. Перед ней стоял ослепительно красивый мальчик лет двадцати двух, не больше. Иже херувимы! Серая милицейская форма абсолютно ему не шла. Одеть бы его в смокинг - и в бальный зал. И что его только не устраивает?

Она представила себя со стороны. Сидит себе девушка не первой свежести, рыжая, лохматая, вульгарно накрашенная. Жует какой-то там «орбит», ждет автобус, слушает музыку. В общем, не шалит и починяет примус.

– Ваши документы!
– нетерпеливо повторил лейтенант и трогательно, совсем по-детски шмыгнул покрасневшим носом.

Скопившиеся на остановке люди косились в их сторону: кто подозрительно, кто с любопытством, а кто и со злорадством. Внутренне подобравшись, Наталья вытащила из внутреннего кармана куртки паспорт и протянула милиционеру. Он неторопливо перелистал страницы, посмотрел на фотографию, на нее, снова на фотографию.

– Не похожа?
– спросила Наталья, стараясь, чтобы голос звучал естественно.

– Да не особенно, - тон лейтенанта не предвещал ничего хорошего.

– Но это же старая фотография!
– ляпнула она - и тут же прикусила язык, но было поздно.

Лейтенант перевернул страницу, посмотрел на год рождения, перевел глаза на нее, и его аккуратные брови полезли вверх, под фуражку.

– Пройдемте со мной, пожалуйста!
– твердо сказал он.

Влипла! Ежа твою мать, влипла!

Она вскочила со скамейки, схватила милицейского мальчика за рукав и, привстав на цыпочки, зашептала ему в самое ухо:

– Товарищ лейтенант, я вам все объясню. Посмотрите хорошо, это же грим. Театральный грим. Я гримером работаю, в Мариинке. Мне действительно сорок два. И парик.

Она стащила с головы рыжий лохматый парик. Зеваки глазели уже в открытую, обступив их кольцом.

Сейчас как сгрузит в отделение, лихорадочно думала Наталья. Там как обыщут... В одном кармане приемник от прослушки, в другом пульт. Между прочим, годится и для взрывного устройства. Террористка, так твою налево!

Лейтенант скептически оглядел ее: