Андрейка

На его шею были наброшены десятка полтора золотых цепочек. С золотыми пятиконечными звездами, полумесяцем и магендавидом. На руках — золотые браслеты и цепочки помассивнее. «Это, — объяснил он, — у меня не отберут. Пойду в тюрьму — есть что продавать. И жить...»

Чем был занят Джо? То и дело посетители спрашивали стоявшего за стойкой Андрейку, за каким столом Джо, и Андрейка называл номер столика, который обычно был скрыт глухой перегородкой.

— Кто этот Джо? — спросил Андрейка у Барри.

— Продавец пыли... Белой пыли, — добавил он, так как Андрейка растерянно моргнул.

— Крупный?

— Крупный?! Крупные ездят в «кадиллаках». А это тюремные сидельцы. Как видишь, он точно знает, что через полгода–год, он попадет за решетку. Это его не волнует. Дадут трояк, и все дела.

Каждую субботу в отеле было шоу, на которое Андрейка вначале поглядывал из-за стойки с недоумением, порой со страхом. То голый по пояс мужчина с разбухшими женскими грудями кормящей матери пел под гитару. Голос — пронзительно–высокий, бабий. Песенки–экспромты. Юморески. У певца было природное чувство юмора. Толпа подхватывала шутки, хохотала. Барри сказал, знаменитость. Хозяин платит ему... О!

Затем, был коронный номер, который назывался «Mister police». Танцор в полицейской форме отбивал чечетку, а женщины стаскивали с него сапоги, брюки. Наконец, он оставался в майке и трусах, на которых было написано «police». И тогда одна из женщин поджигала спичкой трусы и майку. Они вспыхивали на теле танцора. В зале гасили свет. Пожар плясал и ходил по сцене колесом. Наконец, мужчина срывал с себя горящие клочья одежды и представал перед зрителем, в чем мать родила.

Тогда зажигался свет и танцор кланялся. Police была повержена...

Толпа вывалила на улицу вслед за своим кумиром с женскими грудями. В зале остались лишь постоянные жильцы отеля. У столика возле окна Элеонор — тощая белокурая канадка, мать восьмерых детей. Кулаки у нее в ссадинах и царапинах. Соседи называли ее «Элеонор–эмансипация». Детей «Эмансипации» одевала, кормила, возила на специальном автобусе в школу мэрия. Старшие следили за младшими. Летом детей Элеонор забирали в кемпы. Бесплатно. А Элеонор–эмансипация пила пиво с утра до ночи...

В стороне от Элеонор сидел маленький человек в кожаной шляпе и с капитанской трубкой. Вор–заика. Воровал он в крупнейших магазинах Торонто, чаще всего в «Итонс–центре». Украсть для него, по-видимому, было делом нетрудным. Проблема возникала позже: он никак не мог объяснить, что именно он принес. Как-то он попросил Андрейку выйти с ним на улицу. Он украл трансформатор, но никак не мог понять, что именно он ук–к–крал. «Вор–заика — это трудные роды», — смеялся Барри, видно, уже привыкший к завсегдатаям бара. Андрейка вернулся после этого разговора — глаза круглые.

Уселся на раскладной стул, чтоб его не видно было. Но вскоре пришлось нести пиво архитектору, который сидел посередине зала, за единственным столом, накрытым не клеенкой, а белой скатертью.

Архитектор походил на большого обиженного пуделя, забившегося в кресло. Он непрерывно пыхтел сигарой и ставил на что-то большую печать.

Все знали, что поставить печать архитектора для строительных компаний Торонто — большая морока. На пути — бюрократические баррикады. Главный архитектор города строг невыносимо. И строители шли к белокурому завитому господину, осыпанному сигарным пеплом, который неизменно сидел в «Королевском отеле», за столом №...

Архитектор переехал в «Королевский отель» много лет назад, его доходы приводили в ярость пьянчуг и воров, Элеонор сбила с него очки и пыталась их раздавить, но Барри успел подхватить их с пола и отдать архитектору.

Архитектор плакал от побоев и время от времени ставил на бумаги печать со своим именем.

Строители платили по таксе — от 50 до 500 долларов. В зависимости от сложности проекта...

Архитектор спился с круга, это знали все и во всех городах, как уверял Барри, но печать с его именем была настоящей. И поэтому строительство в Торонто, и богатых особняков в стиле «Вилла Боргезе», и скучных безликих «аракчеевских поселений», как называл Андрейка колонии одноэтажных домов–близнецов за высокими стенами, уродовавших город, все строилось строго по закону. С приложением всех печатей, до единой.

Как-то к Андрейке подошла индианка, попросила одолжить денег.

— У тебя нет, я знаю, но в кассе есть. Дай до утра. Ребенок голодный.

Лицо у индианки было грубовато–широким, простым, как у фабричной работницы, и — застенчивым. Она никогда не сидела в их растреклятом баре. Андрейка, нарушив все указания, дал ей десять долларов, а утром она принесла ему чек. Шмыгнула носом.

— Хорошо, если я дам тебе чек? — И замолчала.

Чек был незаполненным, а она стояла и виновато шмыгала своим широким и плоским носом.

— У вас какие-то проблемы? — встревожено спросил Андрей. — Инвалидность? Ну, что-то с рукой?..

— Нет, я родилась в резервации...

Андрейка уставился на нее изумленно.

— Вы — индианка. Это ваша страна. Ва–ша! И вас никто не научил писать?

— А вы откуда? Рос–сия?.. Раша, раша, где это?

— От Ямайки на воздушном шаре без посадки.

— Но–но. Это намного дальше. Мне говорили, что Германия воевала с Россией. Это правда? И кто победил?

Написав за нее чек, Андрейка в это утро внимательней прислушивался к разговорам за столиками. «Кто победил?» — то и дело изумленно повторял он. — «Кто победил?».

За столиками говорили о чем угодно. О политике — никогда.

— Кто в прошлом эти люди? — наконец спросил он у Барри. — Что за паноптикум?

— Это не паноптикум. — Барри улыбнулся покровительственно. — Это люди, которым не повезло... Они получают пособие от государства. И пьют пиво. Галлона три в день на брата. Это почти десять литров. Иногда покупают наши «чернила». Бутылка — 99 центов. Отрава. «Два удара ножом в печень», как сказал Мак Кей... Почему у тебя такая удивленная рожица? Разве в России такого нет? Я читал «Архипелаг Гулаг... »

— В России не платят алкоголикам за то, что они алкоголики. Там с обитателями отеля поступили бы без канадского гуманизма. Погрузили бы в товарные вагоны и — в Сибирь. Валить лес. По закону о «тунеядцах». Там их ждали бы готовые бараки, промерзшие по углам насквозь, и вряд ли кто-нибудь из наших пьянчуг дожил бы до следующего лета...

— Холи шит! — вдруг выругался Барри. — Ты опять валишь все в одну кучу. Америка, Канада, — раздраженно произнес он, наливая в чью-то кружку мутного пива. — Хватит нам Америки! Канада — не янки... Они уже разместили возле наших границ свои ракеты, свои радиоактивные отходы. Потравили всю рыбу. Летом к озеру Онтарио не подходи, не так ли? Тянет гнильем... Средневековые холерные эпидемии — ничто по сравнению с тем, что нас ждет... Страшный сосед! Все что нам надо от него, — чтоб он держался от нас подальше. И не тянул нас в мировой крематорий... Обойдемся без него, сами!

— Сами? — Андрейка от неожиданности даже опустился на раскладной стульчик. — Я слышал, что в Канаде всего восемнадцать танков... Ты знаешь, что будет с Канадой, как только она, как ты мечтаешь, «отцепится» от Америки?

— Нас завоюет Россия? — саркастически спросил Барри. — Там же теперь гласность! Горбачев.

— Зачем вы Горбачеву! Вас возьмет в плен остров Шри—Ланка или государство Монако. Да нет, — остров Куба. Фидель Кастро, вы о нем выражаетесь непочтительно, выдернет у вас всю вашу шкиперскую бородку по волоску... Горбачев прилетит лишь поглядеть, хорошо ли вас ободрали...