Андрейка

— Лучше, чем здание СЭВ в Москве! У кого оригинал?

Барри не счел нужным ответить. Включил приемник. Диктор спокойно–торопливым тоном рассказал о пожарах и прочих происшествиях. Среди них скользили слова об убийстве в доме №... (там-то Андрейка и собирался поселиться) и что полиция приступила к расследованию.

— И чего расследовать? — Барри пожал плечами. — Ординарная история. Кто-то, наверное, спутал этаж и ... высказал свой взгляд на «хеви металл»...

У Андрейки округлились глаза.

— Выкинули из-за музыки?

— А в России не бывает?

— В России был культ личности. Тогда убивали за что угодно.

— В Северной Америке пятьдесят культов. Начиная от культа Муна, который женит сразу целые полки кретинов. Вон «хари кришна», видишь? Бритые, в белом, идут–подпрыгивают под барабан... Справа на углу «панки». Панком вы уже были, господин петух? Это пройденный этап. Ах, какие краски!.. Дураки? Они? Нет, они читали Фрейда. И Эпикура тоже. Раскрепощают свои эмоции, как видите... «Сагре»: лови день! Не думай о будущем. А наше правительство?! — Он ругнулся: — Чикен гавермент!.. Далеко от них ушло? А вот «Рап» — ритмичная декламация под музыку с пританцовыванием. Словом, негритянские причеты. Ну, затем мы, «New Wave — новая волна»... Эндрю! Идеи сдохли. Все! Даже Фидель Кастро, бывшая моя надежда, оказался обычным тюремщиком... И вообще, кому нужны эти игры?! Все равно, мы ничего не можем изменить. Что остается?

Барри снова потрепал свою шкиперскую бородку, предвкушая удовольствие, затем выкопал из завала кассет одну, вставил ее в магнитофон.

Зазвучала электрогитара, какие-то странные космические звуки, которые перешли во вполне земную хоровую капеллу.

Барри поглядел на Эндрю с удивлением. Губы «господина петуха» были поджаты иронически.

— Не приемлем? — Барри круто повернулся к Андрейке.

— Опять то же.

— Музыка для нас — Бог! Поняли, господин бывший петух? У вас никто не спросит документа, спросят, какую музыку любите. Свой вы или нет? Поняли?

— Странно ужасно! В России иначе. Красные книжки. Ордена. Пропуска! Анкеты! Дипломы! Честь и место!.. Здесь — твоя любимая кассета!

Барри вздохнул.

— Люди — всюду люди, Эндрю... Не так ли?

Машина остановилась. Застряли в потоке. Что было впереди, поняли не сразу. Там была «пробка». Сотни машин ждали, кто-то прогудел. Барри пытался дать задний ход или свернуть в переулок. Какое! За спиной все было плотно утрамбовано... Пришлось двигаться в общем потоке со скоростью черепахи.

Оказалось, впереди, возле посольства США, снова толпились демонстранты.

— Тут что, каждый день? И опять против Америки? — удивился Андрейка.

— У каждого своя болячка, — Барри поглядел на лозунги над головами. И вдруг покраснел до шеи. Похоже, разговор задел его не на шутку. Он говорит медленно. весомо. Видно, давно обдуманное и выстраданное:

— Эндрю, я — профессиональный музыкант и актер. И, оказалось, по этой причине мне надо убираться в Штаты: «Только тот король, кто коронован Голливудом», это здесь аксиома. Доколе? Я хочу, чтобы мы перестали быть задворками. «Жирной провинцией», как нас прозвали. Хочу преуспеть. Без Голливуда...

— А я бы съездил, интересно!

— Очень интересно! Пять лет меня держали на ролях «подержи лошадь, скотина». У меня канадское «р», заявили мне. Но это просто отговорка. Я чужой. Чужой в своем ремесле. Что может быть оскорбительнее! Сколько можно терпеть?

Андрейка вздохнул:

— Я бы потерпел...

— Терпение — религия иммигранта. А я родился в Канаде. Почему обязан терпеть?! Кэрен, положим, толстовата для голливудской звезды. Да, но не для канадской! В Канаде своя эстетика. И, кстати, свои меценаты, которые пока что смотрят на Голливуд снизу вверх... Тут есть все, чтобы начать... Чему ты улыбаешься, Эндрю?

— Знаете, я вспомнил наш пионерский лагерь на Оке. Счастливое время! Через реку была протянута металлическая сеть.

Андрейка видит эту сеть своим мысленным взором. Вагонетки над рекой. Под ними сеть, чтоб торф с вагонеток, двигающихся над ней, не падал вниз, на пароходы, лодки... Сеть висит высоко, метрах в пятидесяти над водой. Она с широкими ячейками и очень старая.

Вожатые запрещают туда подыматься. Ну, раз запрещают, Андрейка стремится сбежать вместе с дружками хоть на часок из лагеря и пройти по сети. Считалось, пройти по сети — сдать экзамен на человека...

Одному идти опасно. Некоторые ячейки сети проржавели. Рухнешь вниз — успеешь только вскрикнуть. Но если по двое, по трое, крепко взявшись за руки... Перебегают... Оступившихся вытягивают.

— Барри, оказывается, так и в Канаде. Как в нашем лагере. Каждый пытается пройти на своей высоте даже по ненадежной сети. Может, это и есть свобода?..

— Конечно! Человек может идти и по земле. Делать деньги, обрести власть, положение. Взять ссуду в банке и купить дом. Затем всю жизнь выплачивать. Спокойно, надежно, не так ли?! Но волен — и по сетке, высоко над рекой, над пароходами и суетой бизнеса. Там, где птицы и гуляет ветер... Мне нравится ваша сетка, мистер Эндрю!..

Вырвались на скоростную трассу. Мотор взревел, как будто они в ракете. Засвистел ветер. Вот-вот взлетят...

Промчали мимо канадского Диснейленда, с его потешными дворцами и американскими горками, начались поля, кирпичные дома фермеров, с гаражами на две машины, хвойные посадки...

— Оказывается, у вас вовсе не куриные мозги, господин бывший петух... Но если мир пуст, на чем-то надо стоять человеку, согласны? Иметь опору. Самосознание начинается с этого. Каждый идет по своей сетке. Жизнь требует риска. Вот только бы отцепиться от Америки... — Он не досказал своей мысли, махнул рукой. Поменял кассету. Снова «Love... Love... Love».

Андрейка отвлекся от музыки, наслаждаясь свистом ветра и шорохом шин, к которым привыкаешь, и тогда они становятся тишиной. Мимо проносится березовая, кленовая, сосновая страна. Березки на отвесных скалах наклонены, как балерины, исполняющие на одной ноге свой танец.

Машина точно прорывается сквозь скалистые теснины, и снова леса, леса, леса...

Андрейка задремал, проснулся от полной тишины. Автомобиль стоял на обочине.

— Садись за руль, — сказал Барри.

— Как? Здесь?.. У меня нет прав. Если остановит полиция...

Барри улыбнулся...

— Ты законник, Эндрю!.. Риск — благородное дело, не так ли? Где же учиться, как не на пустом хайвее?!

Широченный хайвей — дорога скоростной езды, четыре полосы в каждом направлении, — действительно пуст.

Андрейка перебрался за руль.

— Вам не попадет, Барри?

— Это моя проблема, Эндрю. Держись в правой полосе, и тогда никому нет до нас никакого дела...

Андрейка сжимает руль изо всех сил. Куда-то словно и природа пропала. Слышит только рев мотора. Мчит все с большей скоростью. Навстречу проносится автомобиль, мигнув огнями.