Андриеш

Он тебя убить готов

И отнять твою корону —

Так же, как убил он Дону,

Фею песен и цветов.

И убил — в жестоком споре

Чабаненок озорной,

Чтоб тебе доставить горе,

Чтоб не стала Дона вскоре,

Господин, твоей женой!

Он беду принес нам снова,

В том даю собачье слово!

Ведь недаром говорят

И отцы, и наши деды:

Злые кэпкэуноеды —

Молдаване, — ждут нас беды,

Нас, и всех кэпкэунят,

Коль решительно и скоро

Не дадим мы им отпора!

Молдаванин страшный съест

Наш народ в один присест;

Слушайте мой лай собачий,

Адское Величество:

Ставит он своей задачей —

Навязать владычество!

Флуер свой на нас он точит,

Он владычить нами хочет,

Он по своему закону

Съел живьем красотку Дону!

Андриеш вскричал: —Постой!

Я лишь пастушок простой,

Ты мне, царь, не делай зла

И не слушай сплетни эти!

Фея Дона умерла,

Нет ее давно на свете.

Видишь флуер? Вот он, вот!

Голос Доны в нем живет.

Только я в свирель подую,

Воскрешает бузина

Нашу Дону молодую,

И опять поет она,

Как певала встарь когда-то.

Дай мне волю, людоед!

Я принес от Вихря, брата,

Порученье и привет!

— Где ж я снова Дону встречу?

— Отпусти, тогда отвечу!

Радостно колдун заржал,

Так, что замок задрожал

И едва не треснул зал.

Лапу цепкую разжал, —

Распластался пастушок,

Но с колен в один прыжок

Выпрямился и привстал,

Крепко палец обмотал

Рыжим волосом Орбилы,

Великана Флэмынзилы,

Дунул в дудочку слегка

И призывно засвистал.

И на оклик пастушка

Ветер-птица появилась

И по залу закружилась,

Пронеслась, как смерч, над троном,

И крылом по чубу — хлоп!

Приоткрылся мягкий лоб

И остался обнаженным.

А пастух вскричал сурово:

— Много натворил ты злого.

Но вершить не станешь впредь

Черные свои дела.

Да! Ты должен умереть,

Чтобы Дона ожила!

Ухищренья бесполезны —

Не поможет чуб железный!

Кэпкэун захохотал,

Словно гром загрохотал,

И пошло по замку эхо

От неслыханного смеха.

Андриеш ударил раз —

Потемнел ужасный глаз,

Кровью налился — и вот

Заалел пещерный свод,

Стал светлей и выше — чудо!

Но злодей силен покуда.

Андриеш ударил снова

Прямо в лоб владыку злого.

Снова свод пещеры светел

И почти что ярко-ал —

Навзничь Кэпкэун упал,

На удар злодей ответил

Только тем, что застонал.

Стал рассеиваться мрак.

Вот пастух поднял кулак

С рыжим волосом Орбилы

И опять, что было силы,

В мягкий лоб ударил так,

Что свалился с трона враг

Вниз, на мраморные плиты,

Испустил последний вздох,

Вытянулся и подох.

Из единственной орбиты

Выпал кэпкэунов глаз,

Укатился и погас.

Слуг проклятая орда

Разбежалась кто куда,

Не оставив и следа.

И в гнездовье тьмы впервые,

Словно брызнув с высоты,

Расцвели лучи живые,

Золотые, зоревые,

Как весенние цветы.

А Кэпкын удрать не смог,

Не успел уйти, прохвост!

Сгреб чабан его в комок,

Накрутил на руку хвост,

О скалу хватил с размаха,—

И доносчик, злобный гном,

С клеветой своей вдвоем

Превратились в горстку праха.

И, куда ни глянь, везде

В кэпкэуновом гнезде,

В чародейском замке этом,

Озаренные рассветом

Кости мертвые вставали,

В коридорах, в тронном зале,

В каждом замковом подвале

Воскресали, оживали…

К Кэпкэуну, к смрадной груде,

Стали собираться люди,

Обступив его стеной.

И один, уже смелея,

Сунул руку в лоб злодея

И из ямины глазной

Шарик вынул потайной,—

Не видал таких нигде

Андриеш отважный прежде, —

Ну, а тот смельчак — в одежде

Спрятал шарик странный, — «де,

Пригодится, мол, в беде:

Этот шарик был великий

Клад подземного владыки,

Кэпкэуну он, бывало,

Совершал чудес немало,—

Но бросать его не будем:

Пригодится добрым людям!»

И, возникнув из колонн,

Что столетья камнем были,

Чабаны со всех сторон

Андриеша обступили.

Кто в кожоке нараспашку,

Кто обут, кто босиком,

Кто цветастую рубашку

Подпоясал кушаком.

Все — в бараньих кушмах сивых,

Все крепки, дубам под стать.

Сколько их! Не сосчитать

Благодарных и счастливых,

Улыбающихся глаз!

Наконец-то хоть сейчас

Подоспела к ним подмога!

Шевельнуться хоть немного

В каменном плену чертога

Так хотелось им не раз!

— Андриеш! Ты нынче нас

От столетней муки спас!

Слушай наш простой рассказ:

Жили мирно мы когда — то,

И привольно, и богато

Средь равнин родной земли,

От восхода до заката

На лугах стада пасли.

Легок труд был и успешен,

И вели мы жизнь свою

В нашем дорогом краю

Среди яблонь и черешен.

Но, как бурный шквал, сюда

Темным вечером безлунным

Ворвалась в наш край беда —

Одноглазых слуг орда