Андроид

Кошкин подошел поближе. Оратор, стоя на ступенях, кричал в мегафон. Говорил он, между прочим, о близком конце света и просил народ опомниться.

Владимир пробрался ближе. Бородатый мужик в пятнистой одежде и военных ботинках, продолжал орать в мегафон. Рядом с ним стояла девушка лет двадцати-тридцати – на ней была точно такая же куртка – серая с пятнами, а также ботинки с заправленными в них брюками. За спинами у обоих висели рюкзаки.

– Разве же это общество?! – говорил мужик. – Это не общество! Это сплошной дом терпимости! Это говорю вам я – Пульсар, пришедший из леса! Со мной моя дочь Екатерина, она выросла в лесу, не зная вашего мира!

Народ с любопытством слушал Пульсара.

– Вы забыли, для чего приходил к нам Господь! Он пришел сохранить старые принципы, построенные на равенстве! Он говорил нам о том, что закон Моисея забыт! С тех пор прошло две тысячи девяносто лет! Что изменилось с тех пор?! А я вам скажу, что изменилось! Вам насадили закон «О защите толерантности». Но этот закон для избранных, поскольку одних этот закон угнетает, вторых превозносит до небес, включая андроидов…

Мужик опустил микрофон, обвел взглядом толпу. Народ оглядывался по сторонам, соображая. Человек из леса мог быть кем угодно, в том числе провокатором.

– Зато у нас, – сказала из толпы тощая дама в джинсах, – восстановлен язык прошлого века. Мы говорим теперь точно так, как говорили наши предки…

– Именно! – поддержал ее мужик лет пятидесяти. – Благодаря закону, мы помним Даля, Толстого и Чехова…

Однако эти доводы не сбили с толку Пульсара.

– У тебя есть дома андроид?! – спросил он в микрофон, бегая глазами поверх толпы. И добавил: – Для сексуальных услуг?!

– Ну, допустим… – ответил ему оппонент. – С кем хочу – с тем и сплю…

– Я тебя поздравляю! Ты умрешь под забором! Потому что никто не подаст тебе кружку воды! У тебя не будет детей, уважаемый!

– И что ты мне предлагаешь?

– Не лезть хотя бы под шкуру, а просто слушать! – ответил оратор. – Задумайся, куда ведет такая политика!

Оппонент замолчал, тараща глаза.

– Ведет она туда, – продолжал Пульсар, – где таким, как ты, не будет места – там будет место для искусственного интеллекта! Именно к этому всё идет… Сейчас я обосную свою точку зрения, но только не перебивайте меня. Просто выслушайте… У нас в лесу…

Однако продолжить оратору не дали. Из толпы выдвинулись двое в штатском, взяли говоруна под руки и, приподняв, понесли его со ступеней к асфальту. Пульсар, работая ногами, пытался шагать, хотя ноги у него не доставали до пола. Получилось подобие бега в состоянии невесомости. В толпе возник хохот. Пульсара затем опустили плашмя на пол, где он стал извиваться, пытаясь вырваться из цепких лап, но, как ни старался, ничего не мог поделать. Чем больше он прилагал усилий к освобождению, тем сильнее становилась хватка железных рук на его запястьях. Другой человек поднес к лицу Пульсара свое удостоверение в виде круглого белого жетона с цифрами и стал говорить о правах задержанного.

– Уважаемый, – бормотал полицейский, – ты имеешь право знать, в чем обвиняешься, иметь защитника в административном процессе. Защитник может предоставить твои интересы в суде, а ты лично можешь извиниться перед судом за допущенное нарушение. Кроме того, учитывая доказанность деяния и неотвратимость наказания за его совершение, ты имеешь право на свое освобождение по месту своего задержания, прямо здесь, при условии выплаты административного штрафа в сумме полутора средних месячных единиц оплаты труда. Норма нарушенного административного права – статья пять–тридцать восемь «Нарушение законодательства о собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании».

– Отпусти! – Пульсар корчился от боли. – Ты сломал мне кости!.. Будь я хакер, от вашей системы давно ничего не осталось бы! Но я не хакер, и даже не программист! Я строитель, который построил машину!.. Опомнитесь, пока есть время!..

Его дочь металась рядом.

– Отпустите его! – просила она, стараясь освободить отца. Полицейский, «читавший права», остановил ее тем же манером, ухватившись рукой в запястье. Лицо у девушки исказилось от боли.

– Помимо того, – продолжил полицейский, державший Пульсара, – штраф может за вас уплатить любой уважаемый.

Он обвел взглядом толпу и, остановившись на Кошкине, строго спросил:

– Что? Уважаемый желает внести за них деньги?

Кошкин удивился до крайности, однако промолчал.

– Что-то не понял я, – продолжил полицейский. – Вы кем им приходитесь – кум, сват?

– Брат, – ответил Кошкин, пугаясь собственных слов.

– Ваш кошелек, – сказал полицай, протягивая к нему руку. – Прошу ценить наше время и не задерживать. У вас две секунды для размышления… Раз…

– Вот мои деньги! – опередил его Кошкин, доставая из кармана пластиковую карту.

Полисмен оживился при виде карты, взял ее свободной рукой, сунул себе в карман, затем вынул и возвратил Кошкину. Однако отпускать девушку он не спешил. Первый полицейский тоже не торопился.

– Штраф не прошел регистрацию… Надо ждать, уважаемый.

Кошкин на чем свет ругал себя. Прогулялся, называется! Он мог бы тихо смыться, оставив этих двоих один на один с полицейскими. Он мог бы, да что-то удержало его – может быть, слово «машина», которое произнес перед этим задержанный.

Железные клещи под конец разомкнулись, мужик с дочерью оказались на свободе, после чего толпа зевак моментально схлынула вместе с полицейскими.

– Спасибо тебе, добрый человек, – говорил Пульсар, тряся бородой. – Ты не прошел мимо… Остановился…

Слово за слово, они разговорились и тихонько пошли втроем от площади. Бородатого, как оказалось, на самом деле звали дядей Федей, по отчеству – Ильич, а девушку – Катенькой. Федя массировал запястья, проклинал систему и тех, кто ее построил.

– Вначале мы даже думать боялись, – гремел его голос, – что какой-нибудь робот заменит не только, допустим, кассира в банке, но и женщину в кровати, что местное самоуправление докатится до такой вакханалии… Раньше, когда только все началось, и то терпеть не было никаких сил, так что мы отправились с Аннушкой в лес. Там и родилась наша Катенька.

Они подошли к Волжскому косогору и возле чугунной ограды остановились. Кошкин большей частью молчал, с трудом переваривая информацию. Кассир в банке, женщина в кровати… Существо, от которого могут быть дети.

– Потом Аннушка у нас умерла, – рассказывал Федор Ильич, – мы остались с дочкой одни. А потом мне зарубили военную пенсию. Они сказали, что такого человека не существует. Меня нет. И дочки моей тоже нет, хотя она – вот она, со мной рядом…

– Такого не может быть, – не верил Кошкин.