Анекдот о вечной любви

— Зверушек, значит, беззащитных убиваете, забавы ради. Ничего себе развлечение! Вам их не жалко? — попеняла я собеседнику. Зато теперь стало понятно, откуда у нашего главного ветвистые рога. То есть не у самого Вик Вика, конечно, а на стене в его кабинете. Висят они аккурат за креслом редактора, и, когда он во время разноса расправляет плечи, со стороны кажется, что рога самым естественным образом произрастают из его головы. Сперва всех это забавляло, но теперь мы привыкли и даже приклеили шефу еще одно прозвище — Лось.

— Вы когда-нибудь видели разъяренного кабана? — в свою очередь поинтересовался Геннадий Петрович. В ответ я отрицательно мыкнула, а про себя подумала, что разъяренный кабан наверняка не намного страшнее разъяренного Лося. Геннадий Петрович продолжал: — Уверяю вас, милая барышня, когда на вас несется этакая лохматая громадина с горящими глазами, меньше всего думаешь, что перед тобой — безобидная зверушка. И потом, мужчина по природе своей охотник, ему положено… э-э… загонять жертву, а потом ее убивать. Василиса… Вы позволите вас так называть? — спросил Геннадий Петрович, в лучших традициях Штирлица неожиданно меняя тему разговора. И снова моих речевых способностей хватило лишь на невнятное мычание. — Может, вам лекарства нужны? Или услуги профессиональной сиделки? Я мог бы помочь.

— Как сиделка?! — изумилась я и густо покраснела: когда же мой язык перестанет болтать глупости, в особенности в беседе с Мужчинами Моей Мечты?! Чего доброго, меня примут за пустоголовую идиотку. В ответ на мою… хм… бестактность Геннадий Петрович раскатисто рассмеялся, отчего сердце у меня сладко заныло:

— Вам на язычок лучше не попадаться — срежете одним махом! У меня один из братьев в госпитале Бурденко работает, может порекомендовать надежного человека.

— Спасибо, не стоит. У меня есть кому за мной присматривать, — вежливо отказалась я, имея в виду Петруху.

— Ну хорошо, коли так. Скажите, а ваше болезненное состояние никак не связано с расследованием, которое вы затеяли со своим странным приятелем?

Вопрос Геннадия Петровича прозвучал, мягко говоря, неожиданно. Вообще, я заметила, что сыщик любит людей ставить в тупик. Такая вот особенность характера у человека.

Я попыталась сохранить хорошую мину при плохой игре и равнодушно полюбопытствовала:

— С чего это вы вдруг о каком-то расследовании заговорили? Странно даже… — что-то подсказывало мне, что это был первый разумный вопрос, заданный мною за последние пять минут.

— Вы меня удивляете, Василиса! Я все-таки в некотором роде сыщик и кое-какими дедуктивными способностями обладаю. К тому же у меня много друзей в самых разнообразных внутренних и внешних органах…

«О, еще один друг милиции. Тенденция, однако…» — отстраненно подумала я. Тут Геннадий Петрович произнес нечто в высшей степени волнующее:

— Василиса… — баритон главного Шерлока звучал маняще. Я сразу забеспокоилась: а ну как заманит он меня в романтические дали и бросит там пропадать в одиночестве? Хотя положа руку на сердце скажу: по зову этого баритона я готова была отправиться сию секунду в любые дали, включая оба полюса, все необитаемые острова, вместе взятые, и даже самые отдаленные переулки Вселенной. Да что там Вселенная! Я бы и на МКАДе с удовольствием заблудилась в компании с обладателем волшебного голоса. Впрочем, подобных подвигов от меня и не потребовалось. Геннадий Петрович с некоторой долей смущения, если, конечно, мне не показалось, осведомился:

— Можно я вас навещу?

Вопрос оказался слишком смелым, неожиданным и провокационным, чтобы я в него поверила вот так, с ходу. Наверняка это Вик Вик засылает своего дружка с разведывательными целями! Теперь понятно, почему шеф, когда я с ним связалась, буйствовал совсем недолго, а разговор закончил непривычным: «Выздоравливай, Вася, ты нужна нам». Если разобраться, не такая уж я важная персона у нас на телевидении, чтобы казачков столь высокого ранга засылать в мой лагерь. Короче говоря, я только наполовину прониклась, вторая половина подавала недвусмысленные сигналы тревоги, которые я упорно предпочитала не замечать — все-таки Мужчина Моей Мечты, и вообще… какое-то неясное томление вдруг началось… Если бы хоть одна романтически настроенная барышня в данной ситуации ответила отказом, то ровно через год знаменитый скульптор сваял бы ее в своей традиционной манере: три метра на полтора-два… Я не стала изобретать велосипед и, как положено романтической барышне, тоже смутилась и не своим голосом проблеяла:

— Как-то неловко, право… Я нездорова и, честно говоря, выгляжу не лучшим образом… Да и угостить вас нечем…

— Если дело только в этом, не беспокойтесь. А внешний вид больной, но симпатичной девушки — это, поверьте старому разведчику, самое трогательное зрелище на свете. Кстати, не один резидент на этом засыпался…

— Вы хотите попасть в их число? — брякнула я, должно быть, от испуга.

— Я приеду, Василиса… — пообещал Геннадий Петрович, понизив голос до шпионской конспиративности, после чего, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

Примерно с полминуты я балдела в предвкушении неожиданного счастья, но вдруг вспомнила, что в скором времени должен прибыть верный ординарец. Не успела я об этом подумать, как во входной двери заелозил ключ, и через мгновение послышался Петькин голос:

— Никулишна, встречай дорогого гостя!

Без особенного энтузиазма я поплелась на зов. Дорогой гость сиял, как тульский самовар, и был обвешан пакетами, словно новогодняя елка. В ответ на мой немой вопрос Петька довольно сообщил:

— Еду принес. Матушка кое-что передала, да и я всяких разностей по пути прикупил. Сейчас перекусим, а потом, благословясь, телефоном займемся.

Странное дело, каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут назад я готова была грызть сушеный горох и запивать его бульоном из лаврового листа, а теперь аппетит снова куда-то подевался…

Петька оживленно хозяйничал на моей кухне, я рассеянно за ним наблюдала, а сама прикидывала, как бы подготовить приятеля к предстоящему визиту Мужчины Моей Мечты. Что-то подсказало мне: Петр не слишком обрадуется этому визиту. Спустя полчаса мы с Петькой уселись за стол, ломившийся от еды. Петька с завидным аппетитом приступил к трапезе, а я вяло возила вилкой по пустой тарелке. Приятель, увлеченный процессом утоления голода, не сразу заметил мое сумеречное состояние.

— Ты чего, Вась? — кусок свиной отбивной замер на пути к Петькиному рту. — «Ну-ко, душу мне излей. Отчего ты черта злей? Аль в салате по-милански не хватает трюфелей?»

Я с тяжким вздохом, в свою очередь, процитировала любимое произведение Филатова, правда, с некоторыми искажениями:

— Я твое, Петрусь, меню исключительно ценю! Только жизнь мою, Петруша, загубили на корню…

— Опять плохо себя чувствуешь? — участливо осведомился Петька, и сочный кусок мяса почил-таки в бозе, то есть в желудке коллеги.