Анекдот о вечной любви

Неопределенно дернув плечом, я решила подождать, пока товарищ насытится и начнет воспринимать реальность более оптимистично. Наконец, этот момент настал, причем еды на столе заметно поубавилось. Петька перевел дух, как человек, который долго и добросовестно трудился, и одарил меня взглядом кота, сожравшего крынку сметаны. Момент благоприятствовал, потому я, еще раз маетно вздохнув, уронила будто бы в пространство:

— Мы ждем гостей…

— Гостей? Славно. Надеюсь, приятных?

— Как тебе сказать… — я задумчиво поскребла затылок. Геннадий Петрович, конечно, человек, приятный во всех отношениях и вроде похож на Мужчину Моей Мечты, даже очень похож! Но он сыщик и, кажется, профессионал высочайшего класса, раз с ходу определил, что мы с Петрухой затеяли самостоятельное расследование. Есть серьезные основания полагать, что Геннадию Петровичу не составит труда вытянуть из нас нужную информацию, а мы и глазом не успеем моргнуть, как расколемся. Оно нам надо?

Петруха, кажется, даже задремал, пока я размышляла подобным образом.

— Геннадий Петрович обещал меня навестить, — наконец призналась я.

— Кто такой? — не понял Петруха, оттого, должно быть, что и у него, как у всех мужчин, при сытом желудке мозг выключается.

— Тот самый. Из детективного агентства.

— A-а, многодетный Шерлок, что ли? — догадался Петруха, а я согласно кивнула:

— Потрясающие дедуктивные способности!

Тут я предприняла попытку улыбнуться, однако Петька на лесть не повелся и радоваться за компанию со мной не собирался. Наоборот, он озабоченно свел брови у переносицы и сквозь зубы процедил:

— Это ты его пригласила? Что, уже консультация понадобилась? Или ты в него втюрилась?

Гневно сверкнув очами, я возмутилась:

— Кто втюрился?! Я втюрилась?! Это ты в Зинку втюрился, аж слюни до пупа повесил! — но все-таки я покраснела, что не ускользнуло от внимания приятеля.

— Так я и знал! — презрительно скривившись, он хлопнул себя по коленке. — Ну, Василиса, не ожидал! Где твоя девичья гордость? Едва увидела мужика, сразу к себе домой завлекаешь. Интересно, что сказал бы по этому поводу твой старенький папа?

— Папу не трожь! — обиделась я. — И девичью гордость тоже — с этим у меня все в порядке. А Геннадий Петрович, между прочим, сам позвонил. Я сообщила на работу, что приболела. Геннадий Петрович об этом узнал и выпросил у Вик Вика мой телефон в обмен на охоту. На разъяренного кабана пойдут, — важно закончила я, изо всех сил гордясь храбростью Геннадия Петровича, и немножко — отвагой главного.

— Что ты мелешь, убогонькая?! Какие кабаны?! Ты когда-нибудь видела в нашем лесочке хоть какую-то живность, кроме комаров? — недовольство Петрухи здорово забавляло. В другой ситуации я бы решила, что он банально бесится от ревности, но сейчас списала все на здоровую конкуренцию мужских особей.

— А кто говорит о нашем лесочке? — пожала я плечами. — У Геннадия Петровича есть знакомый егерь. Вот к нему в угодья они с Вик Виком и ездят.

— Ага, и егерь специально для них дразнит домашнего борова, а потом выдает его за дикого кабана. Не смешно, Василь Иваныч! Признайся, сама ведь позвонила Шерлоку Петровичу?

Я не удостоила приятеля ответом, а только с сожалением вздохнула: мол, ничего не поделаешь, коль у тебя с головой проблемы! Однако Петька неожиданно поверил и не менее неожиданно заявил:

— Подозрительно это, Вася, тебе так не кажется?

— Что? — я обалдело заморгала и даже испуганно оглянулась по сторонам в поисках чего-нибудь подозрительного. Ничего не нашла и уставилась на Петруху в полном недоумении. Тот снисходительно молвил:

— Неужели ты действительно так наивна и всерьез полагаешь, будто твои прелести ошеломят такого мужика, как Шерлок Петрович? У него в приемной сидит такая… — Петруха вожделенно прорисовал в воздухе несколько замысловатых фигур. Глаза его при этом заблестели, как два солнышка. Из данной мимики мне следовало сделать какой-нибудь умный вывод. Дальше констатации факта о гипертрофированном сексуальном влечении приятеля к пустоголовой блондинке с пышными формами мои выводы не распространились. — Словом, не по Хуану сомбреро, Вася!

Я хотела было потребовать у приятеля сперва извинений, а потом пояснений — что в Зинкиных прелестях особенного, чего нет у меня, но тут в дверь позвонили. Съежившись под насмешливым взглядом Петрухи, я потрусила открывать. От одолевшего меня волнения с замком удалось справиться не сразу, зато когда удалось, разочарованию не было предела: вместо Геннадия Петровича на пороге стоял Колька Зотов. Против обыкновения, он не улыбался, скорее, наоборот, хмурился, кривил губы, даже нервно подергивал щекой — словом, выглядел крайне озабоченным и мрачным.

— Петька здесь? — осведомился Зотов, буравя меня взглядом. Получив утвердительный ответ, он без приглашения протопал в комнату, бросив через плечо: — За мной!

В другое время я возмутилась бы подобной бесцеремонностью, но приказание было отдано таким тоном, что я сочла разумным подчиниться и направилась следом за Зотовым, смутно предчувствуя недоброе.

Петька, увидев друга, сперва обрадовался, но под суровым взглядом Коляна радость его померкла, уступив место растерянности.

— Вот что, голуби, — с места в карьер начал Зотов, — дело серьезнее, чем я думал… Петр, говори, где взял банку? Только не надо сказок, и на Васькину больную голову ничего не списывай. Итак?

— Пусть она сама тебе расскажет, — кивнул в мою сторону Петруха.

Непонятно почему, но я вдруг испугалась и, заикаясь не то от страха, не то от волнения, как на духу выложила Зотову историю визита подозрительного незнакомца ко мне в больницу. Когда я умолкла, в комнате повисло тягостное молчание.