Ангел из авоськи
Шрифт:
— Как? — крикнули обе. — Но ты же…
— Заткнитесь и слушайте. Я снова могла бы нагородить вам сто верст до небес и все лесом… Но хватит…
Алена и Тинка притихли, такое горькое выражение было на лице у Ангела.
— Ну так вот. Благословил меня на отъезд Леонид Матвеич и дал свой роман, для того Казиева. Ну а дальше, как в сказке, — все страшнее и страшнее. Дед мне не дед, и ни в какой он не в Америке. Встретились мы с ним — случайно. Идти мне некуда. Он зазвал. Я пошла. Показала ему паспорт, а он паспорт цоп и пистолет мне в пузо… Взял и рукопись… И все куда-то заховал. А потом мы улетели в Ниццу, где я должна быть его охраной и посредником. Он меня первую всегда запускал, везде, чтобы если пуля, то мне. Он должен был встретиться с твоим (кивок в сторону Тинки) Родей. Но
Про то, что у нее часть бумаг старика, Ангел почему-то не сказала. Она и сама еще не смотрела, что там… Встала и добавила:
— А теперь я ухожу. Хватит висеть у добрых людей на голове, надо и честь знать. Пока, девочки, спасибо за приют, Алена.
В комнате начался переполох. Алена кричала, что никуда Ангела не отпустит и вообще — нечестно так поступать и еще что-то такое же правильное и моральное. Тинка, как всегда в сложных случаях, рыдала:
— Как тебе не стыдно нас бросать! Ты же наш друг!
Ангела уговорили, уломали, хоть на недельку еще остаться, она нехотя согласилась, потому что сейчас уход выглядел бы выпендрежем. Да и куда «уход»-то?.. Алена предложила поскорее проникнуть к старику или просто втроем прийти к нему и потребовать роман Леонид Матвеича. И паспорт Ангела! Тинка и Ангел были согласны, но тут Алена, подумав, предложила еще один вариант, она сказала — оптимальный. Сделать это все должен не кто иной, как Максимилиан, потому что они втроем — это не серьезно. Старик их запугает и мало ли что сделает. А Макс — парень крутой, Алене так кажется.
Ангел согласилась.
— Я с Максом пойду, ведь он меня, по-моему, за парня считает. А про паспорт Максу молчок.
Было очень раннее, очень ясное и какое-то слишком чистое и тихое утро. Когда кажется, что мечты сбудутся, что ты юна и прекрасна, что… Да еще когда не надо никому ничего готовить, никто не кричит тебе, что пора уже выкатываться из дома… И так далее и тому подобное.
В такое утро на своей новой чистой, красивой кухне сидела Улита и пила утренний кофе. На ней был легкий полупрозрачный пеньюар, волосы распущены по плечам, косметики минимум, только слегка подчеркнуты ее светлые, почти как это раннее небо, глаза, и максимум славного настроения. Хотя чего уж так радоваться? Приглашений сниматься нет. В театре осталась одна роль. В дверь позвонили. Она удивилась, потому что ее паж, как она назвала для себя Максимилиана, хотел заставить ее сесть на мотоцикл и, кажется, сегодня… Но он обычно сначала звонит по телефону. Пройдя мимо трюмо, она мельком глянула на себя: достойная дама «в возрасте элегантности», — и отворила дверь. Взгляд ее сразу упал вниз.
Перед нею стояла очень маленькая женщина необъятных размеров, на тонких ножках и с очаровательным, почти детски хорошеньким личиком, с отменным макияжем, с многочисленными перстнями на ухоженных ручках со свежайшим маникюром.
— Можно войти? — улыбнулась чуть иронически, но очень мило дама показав кипенно белые (явно вставные) зубки.
— Конечно, конечно, — заторопилась Улита, отодвинувшись от двери и пропуская даму в квартиру. Кто такая?..
Войдя в квартиру, дама очень внимательно оглядела ее и направилась в кухню. Там она плотно села на стул.
Улита вдруг начала что-то — слабо еще! — соображать. И спросила:
— Простите, с кем имею честь? Может быть, вы ошиблись квартирой?
— Я ошиблась?! — вдруг сразу закусила удила дама. — Хотите знать, как меня зовут? Пожалуйста! Нина Григорьевна Онисимова, вдова Родерика Владимировича!
Тут, как и ждала Улита, вдова зарыдала, достала из сумки нежнейший платочек и стала утирать не сильно брызнувшие слезы, макияж не пострадал, а порывшись в сумочке, она достала паспорт, раскрыв его довольно лихо своей маленькой пухлой ручкой, и толстеньким пальчиком указала на место, которое, видимо, должно было сильно заинтересовать, может, и просто убить Улиту. Запись о браке. Дама, видимо, думала,
что Улита бросится сейчас, развевая полы, туда, где спрятана у нее дарственная на квартиру. Но Улита как сидела, так и осталась сидеть. Только день из светлого и праздничного превратился в бесцветный. В котором никаких надежд и уж точно — никаких мечтаний! Не потому, что у нее отбирали квартиру! День испоганен, вот что. Она сто тысяч раз говорила себе, что не поедет сюда, что все это чепуха и ерунда и никаких прав она на квартиру не имеет… И столько же тысяч раз ей все, вплоть до юристов, твердили, что она — дура и что квартира принадлежит ей. Улита только-только хотела сообщить Нине Григорьевне, что не претендует на эту жилплощадь, как та, не дождавшись ответа, заорала:— Скотина! Вперлась в чужую квартиру и проживает здесь с кем ни попадя! Скотина!
Улита была из крепких женщин, и немало приходилось ей слушать оскорблений… Но чтобы вот такая элегантная миленькая маленькая женщина, с которой она не сказала и двух слов, так орала на нее?
Улита почувствовала, что у нее начинается истерика, не хватало еще этого, при этой бабе с привоза! — но уже закружилась голова… И она — полная дура — на миг потеряла сознание. Очухалась быстро от каких-то громких разговоров, криков… Узнала голос Макса, который грубо выпирал тетку из квартиры. Таким Улита его не знала. Оказалось, что он может быть другим.
Он стоял над ней, и лицо его еще оставалось злым, но в миг поменялось.
Ах, боже мой, как случайно разнесло их по временам, а предназначены они были друг для друга!.. Но нет никаких случайностей. Значит, так надо. А иной раз ей казалось, что вообще у них просто легкие необязательные приятельские отношения, которые могут распасться в любой момент. Ведь никогда ничего не было сказано. Ни ею, ни им. И прекрасно! Будь счастлива, что на склоне лет вдруг так случилось — молодой мужчина, юноша, смотрит тебе в глаза, а не оценивает тебя.
— Как ты здесь очутился? И вообще — как она удалилась? Я толком не поняла, — Улита рассмеялась, нельзя ей выглядеть рухлядью, которая от слова «скотина» обмирает, как институтка, а от щелчка по носу не дай бог — помрет… Сделай вид, что ты молодая, здоровая и, главное, красавица!
Он коротко сообщил, что позвонил ей, телефон не отвечал, и он решил смотаться сюда… Ну и отправил мадам Онисимову, куда ей следовало отправиться.
— Мне надо немедленно уезжать.
— Вы настолько напуганы? Зачем вам уезжать, Улита (он незаметно стал называть ее только по имени, и она не поправляла его)? Есть хорошие адвокаты, у вас-то все документы настоящие, а вот за подделку в паспорте, да еще за нецензурную брань и противоправные действия можно и присесть на некоторое время некоей мадам Онисимовой.
— Макс, я ни за что не останусь здесь. И вообще, это было какое-то наваждение…
— Что именно? — спросил он.
— Все, — ответила она, — идиотское соглашение с Родей… Квартира-подарок? Я до сих пор ничего не могу понять. Что произошло с реалистом Родей? А я как-то вдруг поддалась на уговоры. Мы, актеры, такие эмоциональные и сумасшедшие, что…
Она замолчала.
Макс спросил ее серьезно:
— Так вы точно не хотите оставаться здесь?
— Точно, без всяких…
Макс подпрыгнул до потолка, дотронувшись до какой-то из лепнин, и крикнул:
— Вот и отлично! Эта квартира пахнет пропастью…
Улита не стала спрашивать, что это значит, но как-то по-своему поняла и кивнула.
Уже совсем поздно, когда бы перевезено все, Улита и Макс сидели за кофе, и так было тихо и покойно, как бывало для Улиты лишь в этой квартире. Они вспоминали события утра уже как юмор и смеялись над теткой Онисимовой. Где откопал ее Родя?.. И тут Улита спросила, о чем хотела спросить Макса давно:
— А как ты меня откопал, Макс, и зачем? Извини. Если не хочешь отвечать, не надо, я не обижусь. — И подумала, зря она так спросила, как бы вытягивая юнца на признания, что ли. На копание в душе… А этого современная молодежь не выносит. Он молчал. И она, еще раз обругав себя за какую-то простецкую бестактность, заговорила о другом — где бы ей достать хорошего щенка… Макс живо откликнулся. Они обсудили все породы и остановились на мастифе. Пока.