Ангел от Кутюр
Шрифт:
«Тёмные стёкла ночью? Дешёвый пижон…»
Юноша потянулся к Насте и поцеловал её в шею. Она не отстранилась и даже приникла к нему, поощряя его губы. В дверях появилась ещё одна пара. Де Бельмонт не знал их. Обе пары о чём-то оживлённо заговорили, Настя показала рукой на второй этаж, и Жан-Пьер отшатнулся, боясь быть увиденным.
«По-моему, я выгляжу шутом, – пронеслось у него в голове. – Играю глупую роль в каком-то дешёвом детективе. Зачем я прячусь? Почему мне должно быть неловко? Почему мне, а не ей? Она же обманывает меня…»
Но он продолжал держаться так, чтобы Настя не увидела
Он услышал, как звякнул сигнал лифта, и голоса тех, за кем наблюдал де Бельмонт, стихли.
«Уехали…»
Опять прозвучал мягкий звонок, и двери лифта открылись на втором этаже за спиной Жан-Пьера. От неожиданности он чуть не бросился бегом вниз по лестнице, но сдержался и лишь спустился на несколько степеней.
Прислушиваясь к голосу Насти, он понял, что их компания направилась в тот же ресторан, куда собирался он сам. Де Бельмонт осторожно последовал за ними, но в ресторан не вошёл. Он смотрел на Настю из дверей. Она выглядела божественно, но сейчас, твёрдо зная, что девушка водила его за нос, де Бельмонт не испытывал никаких чувств. Все эмоции покинули его. Он был спокоен, даже слишком спокоен. Всё сделалось предельно ясно.
«Она меня не ждала и не ждёт…»
Жан-Пьер увидел, как Настин спутник надел чёрные очки. И теперь де Бельмонт вспомнил его. Это был тот самый юнец, который напился на яхте Адриано Пазолини, русский парень в чёрных очках, проливший вино и разбивший бокал…
Жан-Пьер повернулся и неторопливо двинулся к лифту. Там он остановился и опять пошёл к ресторану. Так повторилось несколько раз. Один раз он даже прошёл внутрь, сделал несколько шагов по направлению к столику, за которым расположилась Настина компания, но тут же развернулся и вышел.
«Не надо никаких разговоров, никаких выяснений. Они не изменят ничего, а я буду выглядеть болваном…»
Он спустился в фойе и устроился в кресле. Окружающий мир отслоился от него, перетёк в другое измерение, перестал быть реальностью. Де Бельмонт снова и снова прокручивал в голове те несколько минут, пока Настя шагала в красном платье по отелю. В его памяти звучал её смех и шуршанье её платья.
Де Бельмонт поднялся. Оглядевшись, он удивился множеству людей вокруг: ему казалось, что он сидел в полном одиночестве и в абсолютной тишине.
«Надо же… Интересно устроена психика…»
Он спокойно подошёл к лифту и надавил на кнопку. Надавил гораздо сильнее, чем это требовалось, и увидел, как от усилия побелел его палец.
«Что со мной? Разве я нервничаю? Разве я не знал, что это когда-нибудь случится? Именно это, а не что-то другое. Даже в самые сладкие минуты я слышал, как во мне звучала эта нота предупреждения… Меня никто не обманул… Всё было определено с первой минуты, и я знал это, но в какой-то момент почему-то стал думать, что Настя обязана быть возле меня, что чуть ли не принадлежит мне. Разве не глупость? Только мальчишка мог потерять так голову… Настя имеет право на свободу. Каждый имеет право на свободу. Она живёт своей жизнью, я – своей. И в этом заключается наше счастье. Иметь возможность быть рядом, но не требовать этого ни от кого больше и не навязывать себя… Чёрт возьми, что она стала думать обо мне, когда я принялся звонить ей чуть ли не ежедневно? Я сразу
стал похож на всех её нетерпеливых ухажёров, потерял собственное лицо. Мне должно быть стыдно… Я должен был насладиться её обществом и уйти, разжать руку, а я попытался нацепить на неё поводок. Настя – моя ошибка… Ирэн заболела, пока я отдыхал с Настей и умерла, потом я устроил аварию и едва не убил себя и сына, встретил в Каннах Тибо Демьяна, но так спешил лечь с Настей в постель, что не уделил ему должного внимания, и в результате Тибо пошёл на преступление. А ведь я мог предотвратить это…»Двери плавно разъехались, и де Бельмонт вышел из лифта в коридор.
«Значит, надо что-то менять… Нет, не что-то, а всё менять. Себя менять. Жить своей жизнью, но не теми ожиданиями и не теми мечтами, которые были у меня до сих пор… Менять всё… Логинов прав, можно всё изменить, можно развязать все узлы… Можно и нужно стать другим человеком…»
Открыв дверь номера, он несколько секунд размышлял над чем-то, всматриваясь в окно, за которым двигались ночные московские огни, затем прошёл к столу и открыл ноутбук.
«Теперь я могу… Теперь мне ничто не мешает… Теперь я свободен… Человек должен быть свободен от груза переживаний, чтобы взяться за рассказ… Ирэн сказала, что будет ждать книгу и что ей всё будет видно…»
Он посмотрел на светившийся монитор, и пальцы его быстро забегали по клавишам.
Де Бельмонт почувствовал, что какие-то врата распахнулись у него внутри. Слова полились из него потоком, мысли не успевали одна за другой, торопясь превратиться в историю. Он работал с какой-то дикой радостью, с незнакомым ему доселе сладострастием. Он ощущал, как с каждым ударом пальцев по клавишам рождалась его вторая, новая жизнь. Слова сыпались из него, выбивая из пространства памяти всё самое важное, самое нужное, самое значительное. Он работал быстро, без пауз, будто подключившись к какому-то информационному полю. Де Бельмонт с удивлением понимал, что история жизни, которую он начал рассказывать, открывала для него самого неожиданные стороны ушедших лет. Он работал и узнавал себя, рассказывая себе самому о себе то, что никогда не рассказывал и о чём никогда прежде даже не догадывался. Он работал и работал, вслушиваясь в стук своего сердца, в пульсацию крови, в стремительный бег мысли. Он работал и работал, всем своим существом чувствуя, что творчество возвращало ему всё, что он когда-то потерял, возвращало навсегда, ибо внутренний мир, в который он погружался с каждой минутой глубже и глубже, никогда не покинет его, не обманет, не предаст. Все мгновения, прожитые когда-то и умчавшиеся в бездну прошлого, теперь возвращались и, выплёскиваясь на страницу книги, становились вечностью.
Когда за окном забрезжил рассвет, де Бельмонт понял, что устал. Он откинулся на спинку стула и минут десять сидел неподвижно. Затем он опять склонился над ноутбуком, стукнул по клавишам и вернулся к началу текста. Он потёр утомлённые глаза, глубоко вздохнул и начал читать: «Жан-Пьер обвёл взглядом тихое кафе и протянул руку остановившемуся перед ним Лефаржу…»
Май 2009 – январь 2010