Ангел от Кутюр

В дороге Логинов много говорил, делился своими творческими замыслами, шутил, расспрашивал. Жан-Пьер с удовольствием слушал его, иногда отвечал, но больше молчал. Мелкий дождь стучал в стёкла. Асфальт казался зеркальным, огни фар и фонарей плавали по дороге мокрыми разводами. Облака мокрой пыли, поднимавшиеся из-под колёс, вились позади машин мутными шлейфами.

– У вас в дождливую погоду никогда не бывает грязно, как у нас, – посетовал Логинов. – Для Москвы непогода превращается всегда в бытовую катастрофу.

– Климат, – ответил де Бельмонт.

– Дело в другом, – засмеялся Логинов. – Но не будем об этом…

Въехав в пределы Москвы, де Бельмонт сразу заметил, что столица России заметно выросла вверх, приобрела новый лоск. В сравнении с тем городом, в котором он гостил семь лет назад, нынешняя Москва выглядела значительно шикарнее, эффектнее, помпезнее. Она вся светилась, сверкала, переливалась.

– Огромный город, – сказал де Бельмонт.

– К сожалению, величие города определяется не его размерами и не огнями рекламы, – возразил Логинов.

– Тебе не нравится Москва? – удивился Жан-Пьер. – Я недавно вернулся из Нью-Йорка, он тоже громаден, но он другой.

– Нью-Йорк и Москва – это разные миры. Америка развивалась естественно, а мы вылепливали себя в болезненных порывах ненужного подражания. Мы хотели быть похожими на кого-то. То, что нормально для Нью-Йорка, неприемлемо для нашей столицы. Настоящая, русская Москва умерла, погибла в натиске бурных застроек. Ты говоришь, что она красива. Не спорю, её новый облик соответствует «стандартам» любого европейского бизнес-центра, – рассуждал Павел, – но любой европейский город имеет ещё и своё настоящее лицо, историческое, традиционное. Москва не имеет такого лица. Её историческое лицо разбито, раздавлено, уничтожено. Ради чего? Скажи мне, Жан-Пьер, ради чего, ради каких таких ценностей? Да, я согласен с тем, что всякий город изменяется, старое вынуждено отмирать, уступая дорогу новому. Но должно же быть уважение к истории. Ты видел Дрезден, Жан-Пьер? Ты помнишь, что сделали с ним англичане и американцы? Сожгли дотла! Разбомбили так, что плавился камень! За что? За какие грехи досталось этому несчастному городу? Там не было ни армии, ни военных баз, там жили мирные обыватели… Впрочем, это к делу не относится. Германия уважает свои корни, своё прошлое, свои города. Германия вложила сумасшедшие деньги в восстановление Дрездена, и теперь его центр выглядит так, как он выглядел сотни лет назад. И только чёрные камни в основании некоторых зданий – единственные камни сохранившиеся после той страшной бомбардировки – показывают, из каких руин немцы подняли Дрезден и вернули ему его историческое лицо… А мы? Что мы? Разве мы хуже? А вот получается, что хуже… И мне стыдно за всё современное московское уродство, которое принято называть новой Москвой… Да, Москва красива, но красота её похожа на лицо фотомодели, раскрашенной в соответствии с установленными стандартами. Эта красота условна, Жан-Пьер, она похожа на цветную бирюльку. Много блеска и много безвкусицы.

Де Бельмонт не мог поддержать Логинова в его горестных речах, потому что не понимал, о чём плакал Павел. Ему нравилась Москва. Это был город, соответствовавший времени. Это был город, значительно чище многих европейских столиц. Это был город людей, не стеснявшихся своей уверенности и силы. Это был город мощного прыжка из прошлого в будущее. И де Бельмонт сказал об этом Логинову.

– Ты хорошо подметил: прыжок из прошлого в будущее, – согласился Павел. – Но мне не нравится жить в прыжке. Мне хочется чувствовать настоящее, потому что будущее без настоящего – это уродство. Мы пытаемся догонять кого-то, а нам не надо догонять, нам надо жить сегодняшним днём.

– Но это и есть сегодняшний день, – возразил де Бельмонт, кивая на огромные здания.

– Ты не понимаешь, Жан-Пьер.

– Не понимаю, – согласился де Бельмонт и подумал: «Интересно, что Настя скажет о Москве? Вряд ли она может объективно рассуждать о прежней красоте столицы. Она слишком молода для этого. Молодёжь обычно любит своё время. А если и у кого и проявляется тяга к прошлому, то это лишь дань моде, а не объективный взгляд на реальную обстановку».

Они остановились перед входом в отель «Ритц Карлтон», где де Бельмонт зарезервировал номер.

– Поднимешься ко мне? – предложил Жан-Пьер.

– С удовольствием. Не доводилось бывать в этом отеле…

Регистрация заняла несколько минут, портье подхватил чемодан и повёл гостей к лифту.

– Роскошно, – сказал де Бельмонт, обводя взглядом изгиб широкой лестницы, тянущейся на второй этаж.

Окно в номере выходило на Тверскую улицу.

– Красивый город, – задумчиво произнёс Жан-Пьер. – Интересно, как здесь живётся?

– В Москве? Как всюду, где правят деньги, – ответил Логинов. – Если они у тебя есть, ты живёшь легко… Какие планы, Жан-Пьер? Сходим поужинать? Что задумался?

– Павел, – заговорил де Бельмонт после недолгого молчания, – у меня есть домашний телефон Насти Шереметьевой, но там вряд ли кто-то говорит по-французски. Ты мог бы позвонить ей?

– Спросить, когда будет Настя?

– Спроси.

– Давай номер.

Павел плюхнулся в кресло и потянулся к телефону. Де Бельмонт задумчиво смотрел в окно. Мимо двигался густой поток автомобилей.

– Ты хочешь увидеть её? – услышал он вопрос Логинова.

– Хочу.

– Она разве не едет в Париж?

– Это я и хочу выяснить.

– Алло? – Павел поднял руку, показывая де Бельмонту, чтобы тот не мешал. – Добрый вечер. Могу я поговорить с Анастасией? Это Павел Логинов беспокоит… Да, да, тот самый… Да, спасибо, мне очень приятно слышать это. Что? Да, да, вы очень проницательны, раз заметили это. Не все зрители обращают внимание на такие детали… А что Настя? Ей нет дома? Обещала быть часов в двенадцать? Спасибо…

Он повесил трубку и перехватил вопросительный взгляд де Бельмонта.

– Что тебе сказали? – спросил Жан-Пьер.

– Сказали, что я гениальный режиссёр. Поделились своими впечатлениями о моём последнем фильме.

– Про Настю?

– Обещала быть к полуночи. Но ты же знаешь…

– Обещала… Это ничего не значит.

– Вот и я про то же. Почему не позвонишь ей на мобильник?

– В последнее время она не берёт его.

– Ты, наверное, звонишь ей на её французский номер?

– Да.

– Это же дорого получается! Вот она и не отвечает.

– Я как-то не подумал об этом.

– Жан-Пьер, дорогой мой друг! – Логинов шлёпнул себя по коленям. – Ты же взрослый человек!

Он схватился за телефон и опять позвонил на квартиру Шереметьевых.

– Простите, это опять Логинов. Вы не подскажете, как номер её мобильного? Записываю.

Павел схватил лежавший на столе буклет с видами отеля и записал продиктованный номер. Павел поблагодарил и положил трубку.

– Звони. Теперь сам справишься.

Жан-Пьер вбил номер в свой телефон и посмотрел на Павла.

– Что думаешь? – спросил Логинов. – Какие сомнения?

Де Бельмонт пожал плечами.

– Ты похож на влюблённого мальчишку, Жан-Пьер, – засмеялся Павел и почесал бороду. – Глаза полны нетерпением и неуверенностью.

– Так оно и есть, – согласился де Бельмонт. – Я влюблён… Думаю, что в моём возрасте это худшее из того, что может приключиться. Потерять голову… Мне стыдно и больно признаваться в этом.

– Ээ-э! Брось! Откуда вдруг уныние? Ты должен радоваться, летать.