Ангел в петле

– Обе, – ответила блондинка.

– И не шутите?

– Нет, – засмеялись в ответ девушки.

– Ты слышишь, Дмитрий? Они обе – Людмилы. Фантастика! И какой формат! Симпатишные, веселые. Что будете пить, Людмилы?

– Коктейль, – ответила брюнетка.

– И какой же?

– «Кровавую Мери».

– Обеим?

– Да, – ответили разом девушки.

И встретившись взглядами, вновь прыснули.

– Будет вам Мери. – Он уже возбужденно махал рукой. – Официант, две самых кровавых Мери!

Но Савинов не замечал – ни хорошеньких Людмил, ни своего приятеля. Он смотрел на столик в другом конце ресторана. Там сдержанно пировали трое молодых мужчин. Знакомая униформа – те самые серенькие костюмчики, галстучки. Правильные стрижки. Лицо одного из них, мордатого, с пухлой талией, было очень знакомо Савинову.

– Ты кого там увидел, призрака?

– Почти…

– Знаешь, – сбавляя голос, тихонько зашипел Тимошин, – я тебя бояться стал, когда ты вот такой.

– Какой?

– Когда призраков видишь, – он обернулся к девушкам, подмигнул им. И вновь потянулся к приятелю. – Пей поменьше. На тебя не только водка плохо действует, но и коньяк тоже. Запомни это. Даже вино сухое. Ты мне тогда что в поезде нес, помнишь? Перед сном. Когда я уши заткнул, чтобы тебя не слышать. А ведь слышал! Цитирую: «И страна, как подстреленная сука, будет подыхать на глазах у всего мира. Быстро будет подыхать, точно отрапортовала: пятилетку за год! Качественно будет подыхать, на совесть…»

– Я это говорил?

– А то нет!

Официантка принесла две «Кровавых Мери». Тимошин вновь обратился к девушкам.

– Самые кровавые, как и было обещано. Наслаждайтесь, Людочки-Людмилочки… Так вот я еще раз говорю тебе, Дима…

– Это же Кузин, – слушая его вполуха, сказал Савинов. – Женя Кузин.

– Какой еще Кузин? – нахмурился Тимошин.

– Евгений Платонович. Он на несколько классов старше нас учился. Подрабатывал еще пионервожатым…

– Был такой, припоминаю. Мерзкий типчик…

– Мерзкий-то мерзкий, да он меня как-то к себе звал…

– Куда к себе?

– На работу. Это курсе на четвертом универа было…

«Дмитрий, ты же умный мужик, – вспомнил Савинов встречу на улице. – Преподавать историю, конечно, благородно. Но, ты меня извини, это дело, как бы лучше выразиться-то? – для дураков. Заканчивай свое высшее, получай диплом и давай к нам, в комсомол. Ты по всем показателям подходишь. Говорить умеешь, спортсмен. Нам такие нужны». Он слушал его, кивал. А когда они расстались, шагов через десять процедил: «Кретин».

– Да куда он тебя звал, этот Платонович? Помощником пионервожатого?

– Что-то вроде того. Кажется, тогда он был вторым секретарем Ленинского райкома комсомола. Сейчас, может быть, уже первый.

– Так он тебя работать в комсомол звал?!

– Ага.

– Фу, гадость какая…

– Нет, ты не понимаешь, – Савинов уже хотел было сказать, что это сейчас Кузин – второй или первый секретарь райкома, а через пять лет он будет первым секретарем областной комсомольской организации, а чуть позже…

Отмахнувшись от него, Тимошин уже развлекал девушек болтовней. А перед глазами Савинова с экрана телевизора выступал первый секретарь ВЛКСМ области.

Он говорил: «Наша организация, не раздумывая, приняла все жизнеутверждающие идеи перестройки. И на вопрос, какой быть стране дальше, каждый член нашей организации с чистым сердцем ответит: “Новой, демократической, человечной!”». А еще несколькими годами позже на экране телевизора Евгений Платонович Кузин появится в роли нового персонажа. «Как генеральный директор “Нового социального банка”, – будет вальяжно говорить он, холеный, в двубортном костюме, пополневший, – я могу смело сказать нашим вкладчикам: вам не о чем беспокоиться, дамы и господа, мы денно и нощно стоим на страже ваших вкладов!». Приблизительно так. Кузинский банк в городе так и прозовут – «комсомольским», потому что осядет там большая часть денег областного ВЛКСМ, а все посты займут секретари, инструкторы и прочая челядь доживающей последние годы власти. Что Петька Тимошин? Расскажи об этом сейчас Кузину – в лицо рассмеется.

– А почему ваш друг такой молчаливый? – спросила брюнетка.

– Это он только сегодня такой задумчивый, – объяснил Петька. – Может, заболел?

– Эврика, – тихо проговорил Савинов и залпом выпил только что милостиво налитую Тимошиным рюмку коньяка. – Эврика! Я – гений, Петр… Гений.

– Заболел, если не хуже, – пристально поглядев на него, затем на девушек, проговорил Петька. – Вы лучше, девочки, подумайте, куда мы сегодня поедем? После ресторана.

Людмилы переглянулись.

– А у вас есть хата? – спросила брюнетка.

– У нас-то есть, – сказал Тимошин. – Правда, однокомнатная. Но кровати – две. В смысле, кровать и диван. Вы его не бойтесь, – Тимошин кивнул на Савинова, – он не кусается.

– Хотелось бы верить, – покачала головой брюнетка.

Но Савинов уже потеплел, повеселел, подмигнул приятелю:

– Точно, не кусаюсь, – и перевел внимание на девушек, – разве что чуть-чуть. За хвостик.

9

– Вот и молодец, – несколькими днями позже, вставая из-за просторного полированного стола, проговорил упитанный комсомольский вожак Евгений Платонович Кузин. – Я знал, Дмитрий, что голова у тебя работает правильно… Тут такое дело: ничего сверхъестественного я пока предложить не смогу. Уж извиняй. Но одна должность у меня есть. Хлопотная, правда. Будешь инструктором по дальним районам. У меня было еще пару человек на это местечко, но я выбираю тебя. Считай, что успел. Полгодика покантуешься, покажешь себя, а потом поглядим… Идет?

Савинов тоже поднялся:

– О лучшем я не мог и мечтать, Евгений Платонович.

– Э нет, так не пойдет. Просто Женя. Мы теперь – одна команда.

«Комсомол так комсомол, – дома сказала ему мать. – Все лучше, чем твое бродяжничество».

А вот Петьку Тимошина так и перевернуло!

– Да ты рехнулся?! – завопил он в летнем кафе.

Все оглянулись как один. Точно бомба взорвалась! А потом, выпив коньяку, рассмеялся:

– Ты всегда умнее меня был. И хитрее. Только прикидывался: учитель, мол. Вот и сейчас свою игру придумал. Скажешь, нет? Корочками решил обзавестись, легализоваться. Что я, не знаю, как комсюки по заграницам шастают и шмотки оттуда возят? А я-то простак – призраки Савинова! Хитрец ты, Дима, ой, хитрец! А мне про подстреленную собаку лепил. Про «Греческую смоковницу». Про массажные салоны. Зачем? – Тимошин пожал плечами. – Даже обидно…

И пока Савинов, улыбаясь, подбирал слова, добавил:

– Знаешь, Дима… Мне-то ведь не стыдно в глаза людям смотреть. Хошь – покупай джинсы, хошь – проходи мимо. Я – продавец. Никакого лукавства. Головы не засоряю людям. А с тобой теперь все иначе будет…

– Что значит, иначе? – спросил Савинов.

Петька, не скрывая презрительной улыбки, взглянул в глаза приятелю:

– Другой формат, Дима.

Сидя перед телевизором, Савинов смотрел на мямлящего, в ряду других старцев, Черненко. А рядом с ним улыбался в камеру другой – помоложе, с пятном на полголовы. Неожиданно Савинов быстро встал с дивана, прошелся по комнате. Отправился в кухню. Залез в буфет, налил рюмку коньяку. Глядя в темное окно, выпил. Вот бы оказаться рядом с Горби! В нужную-то минуту! Тут за один год в министры можно попасть. А то и покруче. Чем черт не шутит, а может быть, рискнуть?..