Ангел

– И как же его звали?

– Теодор Рэмзи, или Тедди Рэмзи. Брикс – это кличка.

Эдриан кивнул, запоминая имя и фамилию.

– Что же, спасибо, что поделились. Вы уверены, что не хотите выпить или чего-нибудь еще?

Он надеялся на согласие. Нечто в ней манило. Он не мог понять, почему ему не удается вспомнить Люси. У нее густые русые волосы, небрежно раскинутые по плечам, что даже добавляет им привлекательности. Глаза ярко сияют, особенно в обрамлении линий коричневого косметического карандаша, намеренно чуть смазанных в уголках. Казалось, она принадлежала к числу женщин, которых невозможно легко забыть. А он почему-то забыл.

– Нет, спасибо. Мне нужно успеть сделать запись в ежедневном блоге. – Она подмигнула ему и повернулась к двери.

– Звучит, как очень важное дело. Я тоже попаду в него?

– Не попадете, пока не сделаете чего-нибудь интересного, – бросила Люси уже на ходу.

Эдриан наблюдал, как она скрылась за углом. Ему все еще казалось, что журналистка ведет себя пренебрежительно. Значит, у нее сложилось о нем определенное мнение. Ничто не будоражило Эдриана больше, чем отсутствие у красивой женщины хотя бы малейшего интереса к нему. Что он умудрился натворить при первой встрече, что она настолько разозлилась?

Эдриан закрыл дверь, широко улыбаясь. Затем вернулся в дом, но, когда проходил мимо гостиной, почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Даже не заглянув в комнату, он знал, что там кто-то есть.

– Не бойся. Я пришел просто поговорить.

Эдриан распахнул дверь и увидел Доминика, удобно устроившегося на диване в расслабленной позе, словно ему доводилось сидеть там прежде миллион раз и это совершенно нормально.

На Эдриана нахлынула волна ярости.

– Ты не можешь вторгаться сюда, когда тебе захочется.

– Как видишь, могу. – Он передернул плечами.

Тот факт, что Эдриан – офицер полиции, явно не пугал Доминика, и это тревожило детектива.

– Что тебе нужно, Доминик?

– Обычная проверка. Хочу знать, о чем ты думаешь.

Эдриан бросил взгляд на обеденный стол. Сумка с документами, над которыми работали они с Гэри, лежала на его дальнем краю, ее явно не трогали. Бумаги хранились в обычном пакете из супермаркета и, кажется, не показались визитеру чем-то важным.

– Что именно ты проверяешь?

– Хочу знать, что ты хорошо себя ведешь.

– Убирайся, пока я не позвонил в полицию.

– Брось, Эдриан, тебе меня не испугать, и ты прекрасно это знаешь, – улыбнулся Доминик. – Вообще-то, я пришел поговорить о Томе.

– О Томе? – Эдриан чувствовал приступ тошноты всякий раз, когда Доминик произносил имя его сына.

– Да. В последнее время он стал не слишком послушен, и я подумал, что ему не повредит немного стабильности. Поэтому ты не увидишь его в ближайшие несколько недель.

– Ты не можешь так поступить.

– По решению суда нам необходима твоя подпись, чтобы вывезти Тома из страны. У него выдался тяжелый год. Думаю, с этим ты согласишься. Он достоин отдыха за границей, это заслуженное удовольствие.

– О чем ты? Куда вы собираетесь увезти его?

– Пока не решили, но, боюсь, ему придется какое-то время потерпеть без встреч с тобой по выходным. Мы с Андреа сошлись во мнении, что эти визиты плохо на него влияют.

– У меня есть соглашение об опеке.

– Разумеется, речь об огромной услуге с твоей стороны. И я прошу о ней по-хорошему.

– Что ж, тогда я так же по-хорошему отвечаю отказом.

– Знаешь, а ведь я могу устроить, что ты вообще никогда не увидишь их обоих. Они просто исчезнут, и все.

В разговоре наступила пауза. Эдриан не мог поверить, что Доминик сказал именно это. Он что, угрожает убить их? Эдриан знал о связях Доминика с мафией, занимавшейся торговлей людьми, и это добавляло весомости словам гостя. Но сейчас на руках у полицейского нет ничего, никаких конкретных доказательств, чтобы одолеть противника. Инстинкт нашептывал: убей его. Но кому это поможет?

– Почему ты так поступаешь? За что превращаешь мою жизнь в ад?

– Ты мне не нравишься.

– Я ясно дал понять, что Андреа меня больше не интересует, так какую угрозу я могу представлять?

– Никакой, конечно же. – Доминик встал и отряхнул пальто, словно только что упал в грязь. – Но, Эдриан…

– Что?

– Если я узнаю, что ты суешь нос куда не следует, ты об этом горько пожалеешь. Тогда уж точно не видать тебе сына никогда.

Сердце гневно стучало в груди, но Эдриан старался не замечать этого. Нельзя поддаваться эмоциям, хотя сейчас его мучило горячее желание впечатать кулак в очень дорогую фарфоровую улыбку Доминика. Вместо этого он отступил на шаг, чтобы пропустить визитера в прихожую. Но тот не двигался, лишь пристально уставился на Эдриана холодным взглядом, от которого заныло в груди. Так смотрят смертоносные черные глаза акулы. А потом на губах Доминика заиграла улыбка, и он направился к входной двери. Эдриан следовал за ним, чтобы быть уверенным, что гость покинул его дом. Доминик ни разу не оглянулся, так и отправился дальше вдоль улицы. Детектив закрыл за ним дверь. Ему хотелось посмотреть в окно, убедиться, что Доминик не возвращается, но это выглядело бы проявлением трусости, а Эдриан много лет назад дал себе слово, что никому не позволит запугать себя. Оставшись в прихожей один, он несколько раз ударил кулаком в стену, давая волю накопившейся ярости.

Да как он смеет? Незваным являться в его дом, играть судьбами родных ему людей, пусть формально они и бывшие члены семьи! Сейчас Эдриан чувствовал, что бессилен против этого человека. Надо было собрать больше материала, прежде чем предпринимать что-либо. Если он не поспешит, то подвергнет опасности сына, а именно этого он хотел меньше всего. Терпение – не то свойство характера, которым Эдриан обладал в избытке, но сейчас надо быть умнее противника. Придется вести долгую игру, нельзя прибегать к излюбленной тактике – сначала бей, потом спрашивай. Он потер заболевшие костяшки пальцев и постарался успокоиться. Нельзя дать Доминику возможность использовать связи, нажимая на нужные кнопки, нельзя позволить мерзавцу выйти победителем и на сей раз.

Глава 11

Никто не упоминал имени Джейсона с того самого вечера, когда Гэбриел попал в тюрьму. Камера осталась в его единоличном распоряжении, и, несмотря на невыносимое одиночество, так он чувствовал себя в большей безопасности. Все прошлые ночи его мучила бессонница, а после предутреннего визита незнакомцев в его камеру он стал спать еще хуже. Гэбриел опасался, что это повторится, но ничего подобного больше не происходило.

Соломон Бэнкс стал заходить за ним перед каждым приемом пищи, и они шли в столовую вместе. Гэбриел чувствовал, что потихоньку приспосабливается к тюремному распорядку. Общие сборы объявлялись несколько раз в день, нарушая тоскливые часы, которые он проводил в камере, поскольку приказ о разрешении работать начальство еще не утвердило. Ему приходилось коротать часы, пока почти все заключенные из его крыла трудились в столовой или в прачечной. Не было недостатка и в вакансиях на мытье полов. Но самой желанной для всех зэков была работа в библиотеке: чистая, спокойная, вполне цивилизованная. С нее не приходили насквозь мокрыми и грязными. Но Гэбриелу пока не разрешали даже записаться на какие-либо из многочисленных курсов для заключенных. Для этого требовался вынесенный приговор, а ему еще даже не назвали приблизительную дату суда.

Тяжесть на сердце, которую он поначалу ощущал в тюрьме, стала привычной частью повседневной жизни, и Гэбриел даже перестал замечать страх, просто продолжал влачить существование обычного заключенного. Тревога стала чем-то вполне нормальным. Он следовал строгим правилам и говорил сам, только если к нему обращались. Друзей не завел, но и врагов не нажил. Гэбриел понимал, что в его тюремном крыле наверняка существуют разные группировки, и пытался выяснить, какие из них наиболее опасны, чтобы избегать их всеми силами.