Ангел

Закончив выводить символ, мужчина повернулся к Патти. Она не сводила глаз с крови Пиклса, стекающей по стене, прекрасно понимая, что и сама скоро умрет. Двое в масках вытащили Альфа из кресла и принялись избивать его. Патти теперь просто старалась не слышать страшного шума. Продолжалось это недолго. Старик был слишком хрупок, а убийцы – беспощадны. Патти надеялась, что с ней тоже покончат быстро, когда ее ухватили за волосы и выволокли в центр комнаты. Туда, где лежал жалкий комочек останков Пиклса.

У Патти не было привычки взывать к богу, но она подумала, что если и стоит молиться, то сейчас самое время. Тогда она принялась повторять про себя единственную молитву, которую знала наизусть, и твердила ее, пока все не закончилось.

Глава 15

Снова не спалось. Ночь выдалась душная, и Гэбриел чувствовал себя невыносимо грязным. В тюрьме стоял необычный для такого времени шум. Недавно поступивший заключенный из камеры на противоположной стороне галереи орал во весь голос и колотил кулаками в дверь. Гэбриел спрыгнул с койки, счастливый уже от того, что возмутителя спокойствия не поселили вместе с ним, хотя второе ложе по-прежнему пустовало. Он знал, что скоро его кто-нибудь займет, хотя официально камера считалась одиночной. Гэбриел подал прошение, чтобы ему дали соседа, но его отвергли по неясным причинам: тюремное начальство не обязано объясняться перед заключенным. Он подошел к двери и встал чуть в стороне, чтобы выглянуть в оконце, а самому остаться невидимым. Новичок бился лицом в стекло, по которому уже размазалась кровь. Этот человек выглядел почти невменяемым, но Гэбриел понимал его боль и почти восхищался смелостью, с которой он давал выход эмоциям. Выпустить из себя отчаяние и ярость, а не подавлять их. Гэбриел вспомнил свою первую ночь в тюрьме. Желание уйти от себя, сделать что угодно, лишь бы унять тревогу. Он сознательно блокировал мысли о суициде, поскольку сейчас на самом деле мог найти в нем реальный выход. Известно, что между раздумьями о самоубийстве и его совершением всего один короткий шаг. В некоторых ситуациях ни на секунду нельзя допускать суицид в голову.

Гэбриел не видел, кто из надзирателей прибежал первым, но через мгновение открылась дверь камеры и крики усилились, а потом все затихло. Новичка скрутили и уволокли. Хотелось надеяться, что в лазарет. Теперь он вернется в это крыло не скоро. Вероятнее всего, его поместят в блок Д, где содержатся уязвимые заключенные. Он окажется среди тех, кто может нанести вред себе или кому угрожают другие. К их числу в основном принадлежали педофилы, насильники и люди, на воле систематически избивавшие жен.

Гэбриел опустился на пол и принялся отжиматься, зная, что до завтрака и до момента, когда двери откроют и можно будет выйти пообщаться с соседями из других камер, еще полно времени. Он привык к одиночеству в темноте. Сердце успело настолько очерстветь, чтобы легко с этим справляться.

Делая третий заход на цикл из двадцати упражнений, Гэбриел заметил, что может контролировать дыхание и оно больше не становится хриплым и сбивчивым, каким было, когда он только входил в новый режим тренировок. Он почувствовал, что приступ астмы пытается подняться к горлу, но не прервал отжиманий. Гэбриел радовался и гордился, что смог преодолеть лень и изменить в своем физическом состоянии нечто очень важное. Да, он всегда отличался стройностью и крепостью фигуры, но мог благодарить за это только удачный метаболизм и любовь к пешим прогулкам. В тюрьме он упражнялся больше, чем когда-либо на свободе, и это оказалось на редкость приятно.

Гэбриел распрямился и еще раз выглянул в окошко, чтобы осмотреть видную ему часть крыла. Сейчас он испытывал блаженную усталость и был готов поспать еще часок, прежде чем его разбудят вместе со всеми и потянется повседневная тюремная рутина. И тут надзиратель Джонсон прошел по коридору, открыл дверь камеры Ашера и вошел внутрь. Заинтересовавшись, Гэбриел наблюдал больше десяти минут, прежде чем охранник появился снова. Было прекрасно видно, что, когда Джонсон попрощался и ушел, на лице заключенного играла странная улыбка. О том, что между надзирателями и заключенными могут существовать неформальные отношения, Гэбриел ни разу не задумывался, и сейчас его почти шокировало собственное удивление. Ему необходимо избавиться от последних остатков наивных иллюзий, пока он сам не пострадал или, хуже того, не погиб.

Он улегся на койку, стараясь ни о чем не думать, и пролежал до момента, когда камеры наконец открыли и заключенным разрешили спускаться к завтраку. Как только двери распахнулись, вошел Ашер. Гэбриел весь подобрался, когда гость уперся в проем обеими руками, заблокировав выход.

– Я заметил, как ты подсматривал за нами.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Не нужно подглядывать, милый. Если любопытно, можешь спросить прямо, только и всего.

– Мне нисколько не… У меня на воле есть девушка.

– У меня тоже. – Ашер игриво подмигнул и попятился из проема.

Несколько секунд спустя появился Сол.

– Мы идем мыться прямо сейчас, до завтрака. Лучше до, чем после. Конечно, могут достаться самые поганые остатки еды, но зато обычно в душе меньше народу. Хватит обрастать дерьмом.

– Хорошо, – немного нервно отозвался Гэбриел, доставая смену белья и полотенце.

После визита Ашера ему не хотелось оставаться в камере одному.

Проходя в душевую, Гэбриел до крайности остро ощущал несуразность своей фигуры. Он не знал, как и где лучше встать. Расположился поближе к кранам и постарался унять охватившую его дрожь. Не хотелось озираться по сторонам. Кроме него, Сола и Кензи, в душе оказались еще трое заключенных. Просто помойся и убирайся отсюда, сказал Гэбриел себе. Потом нажал на кнопку крана, и сверху полилась еле теплая водичка. Поток иссяк чуть больше минуты спустя, и на кнопку пришлось нажимать снова. Однажды ему попалась в интернете статья из серии полезных советов для соблюдения личной гигиены в экстремальных условиях. Как помыться под душем за четыре минуты. Якобы из опыта австралийцев. Быстро смачиваешь все тело, намыливаешься и смываешь. Гэбриелу это показалось очень просто, но сам он в четыре минуты еще ни разу не укладывался. Что же, это станет самым быстрым душем, какой он когда-либо принимал. Он схватил флакон с гелем, растер жидкость по телу и снова нажал на кнопку, чтобы смыть пену. Что происходило у него за спиной, он не видел и не хотел знать. Пришлось давить кнопку еще пять раз, чтобы отмыться. Особое внимание Гэбриел уделил верхней части бедер, где от пота и трения на коже образовались зудящие красные пятна.

По пути в душ надзиратель Хайд велел готовиться к посещению. Насколько Гэбриел помнил, он попросил дать разрешение матери и отцу, а Эмма получила пропуск по собственному запросу. Скорее всего, придут родители. Отжимая волосы, Гэбриел улыбался. Затем взял полотенце, крайне довольный и даже немного гордый собой – снова блеснул лучик надежды: быть может, выжить в тюрьме не так уж и тяжело.

Теперь это был самый чистый Гэбриел с тех пор, как попал за решетку, и вдобавок он вдруг ощутил мало знакомое чувство предвкушения встречи. Он еще больше разволновался, когда посетителем оказалась Эмма. Они не виделись с той недоброй памятной ночи, когда детективы вывели его из клуба. Он скучал по ней. Но если быть честным, больше тосковал по виду и запаху женщины вообще. Гэбриел упустил из виду, что в тюрьме целыми днями будет окружен одними мужчинами. Это усугублялось пониманием, что он среди преступников, ведь почти все здесь сидят за нарушение закона. Необходимость постоянно держаться настороже тоже стала новым ощущением, хотя, если разобраться, это всего лишь более напряженная версия его поведения с отцом.

Глава 16

Имоджен осторожно обходила расставленные на месте преступления маркеры, которые уже успели сфотографировать. Кровью здесь было покрыто все. Но дом Уоллисов продолжал пахнуть ландышами. Моющее средство, предположила детектив, или освежитель воздуха. Этот запах напомнил ей единственный визит к бабушке по материнской линии: та использовала для мытья рук обмылки, которые складывала в картонные коробочки. Но пора было возвращаться в день сегодняшний.

Дом представлял собой викторианскую постройку с террасой, как и большинство зданий в этом районе города. Старый, но тщательно ухоженный внутри. Имоджен оглядела гостиную. Эта пара стариков, похоже, не обладала ничем ценным, кроме себя самих. Сувениры из давних поездок в отпуск и множество ярких фигурок мелкими осколками устилали пол. Уцелел только клоун на шкафу, он сидел на скамейке, положив подбородок на руки, и с выражением опустошенности и невыносимого чувства потери глядел вниз, на керамическую бойню, рассыпавшуюся кусочками мозаики по ковру оттенка свежей мяты.

Имоджен повернулась к Эдриану, стоявшему посреди комнаты и оглядывавшему бесформенное кровавое месиво под ногами. Уголки его губ опустились, когда фотограф в очередной раз положил рядом с ним линейку и сделал еще один снимок. Имоджен поняла, что это убитая собака, и ее охватил ужас. Она отвела глаза, чтобы не уловить других кошмарных деталей, – не сразу удалось взять себя в руки, разглядев трупик животного.

На софе лежало скрюченное окровавленное тело. Мужчина, престарелый, хрупкий и явно совершенно беспомощный. Отвращение Имоджен трансформировалось в злость. В какой-то степени ее даже обрадовала такая перемена. Гнев облегчал осмотр подобных мест преступления. Кто мог сотворить такое? Денег у хозяев не водилось, телевизор был старым – и ему разбили экран. Здесь не было ничего, стоившего ограбления. Бессмысленность и жестокость преступления поражали. Имоджен вдруг осознала: никто не произносит ни слова. Видимо, как и она, коллеги понимали, что все говорит само за себя. Нет необходимости указывать на жуткие подробности, и, конечно, омерзительные убийства – не предмет для шуток. Насилие ужасно всегда, но, когда жертвы настолько беззащитны, смерть выглядит намного страшнее, становится квинтэссенцией жестокости.

Эдриан поднял взгляд. Двинувшись к напарнице, он слишком старательно огибал маркеры, поэтому зацепился ботиком за ножку кресла и чуть не упал, но сумел вовремя восстановить равновесие. Все посмотрели на него. Шум нарушил глубокую задумчивость. Заклятие рассеялось. С этой минуты разговоры перестали быть неуместными.

– Второй труп мы нашли на кухне. Судя по всему, его жена. Если проследить кровавый след, ее оттащили туда. Кто бы это ни совершил… – голос Эдриана сорвался. – А я-то считал, что уже видел самое страшное, на что способны человеческие существа… Но они продолжают поражать меня.