Ангельская Горячка

Глава 3 Кладбище монстров

Ореол розового и пурпурного света окружал Замок Бури, купая его в лучах восходящего солнца. Расположенный высоко на вершине горы Корнерстоун, замок был центральной точкой Стихийных Просторов.

Сейчас мы отъезжали от него, двигаясь через пустыню. Устремлялись всё глубже в царство земной магии, в место, получившее название Роза Пустынь. Это и три других царства — Болота, Огненные Горы и Небесные Равнины — составляли Стихийные Просторы. Это было умиротворённое место, где стихии смешивались и сливались в великую магическую симфонию. Именно Стихийные Просторы поддерживали земные стихии в гармонии.

За пределами Стихийных Просторов, далеко на севере, бушевала неуправляемая летняя метель. Эти земли лежали за стеной Магитека, за пределами цивилизации. Они не принадлежали человечеству, они принадлежали монстрам. Магия монстров была дикой, хаотичной и совершенно неподвластной нашему контролю. Даже Драконы-хранители, четыре солдата Легиона, каждый из которых был связан с одной из четырёх стихий Земли, не могли укротить погоду на равнинах монстров. Эти дикие места существовали вне законов природы.

Мы с Дамиэлем сидели на заднем сиденье громыхающего грузовика Легиона. На Стихийных Просторах не было никаких дорог. Это часто приводило к ухабистой езде.

— Вчера вечером, когда я вернулся домой, тебя уже не было, — сказал Дамиэль.

— После того как мой отец ушёл, я вернулась в Замок Бури.

— И как генералу Сильверстару мои блинчики, понравились? — в его глазах сверкнула дьявольская искорка.

Я вздохнула.

— Тебе не следует злить моего отца.

— Каденс, ты совершенно неверно истолковала ситуацию.

Я скрестила руки на груди. Это будет нечто.

— Тогда просветите меня, Мастер-Дознаватель.

— Твой отец появляется на каждом семейном обеде, желая, чтобы ему противостояли. Потому что если он чувствует враждебность, то это подтверждает всё плохое, что он когда-либо думал обо мне.

— Ты параноик.

— Всегда, — согласился Дамиэль. — Но это не значит, что я не прав.

— Знаешь, что я думаю, Дамиэль?

Он переплёл пальцы и улыбнулся.

— Я ловлю каждое твоё слово.

Я постаралась не обращать внимания на сладкий, мелодичный ритм его голоса. Это было нелегко. Я просто знала, что он вкладывает немного магии сирены в свои слова. Дамиэль играл Песней Сирены как настоящий виртуоз.

— Я думаю, что ты сам приходишь на каждый обед, желая, чтобы тебе противостояли, — сказала я ему.

— Если предположить, что это правда (а я не говорю, что это так) разве это так уж плохо?

— Конечно, это плохо.

— Но почему же? — его брови приподнялись в такт голосу.

Я нахмурилась, глядя на него.

— Это вопрос с подвохом.

— О?

Да. Теперь я была в этом уверена.

— Ты заводишь разговор в такое русло, которое не имеет никакого отношения к делу, — сказала я.

— Это было бы очень хитро.

— Вот именно, — согласилась я. — А ты очень хитёр.

— Каденс, я понимаю, что ты заботишься и о своём отце, и обо мне. Ты хочешь, чтобы мы были счастливы.

— Да, — осторожно ответила я.

— Когда ты видишь нас счастливыми, это делает тебя счастливой.

— Да, хоть я рискую угодить в твою ловушку. Когда вы оба счастливы, это делает меня счастливой.

— Тебе нужно на мгновение посмотреть на эту ситуацию с совершенно беспристрастной точки зрения, — сказал он мне. — Если твой отец хочет противостояния, и я хочу быть противостояния, то разве ты не должна быть счастлива, когда мы ссоримся? Потому что мы оба делаем то, что делает нас счастливыми.

Вот она. Ловушка Дамиэля. И я вошла прямёхонько в неё.

— Дамиэль Драгонсайр, у тебя поистине есть талант искажать реальность.

— Принцесса, если ты продолжишь осыпать меня похвалами, я не могу обещать, что буду хорошо себя вести, — сказал Дамиэль, медленно изгибая губы.

Я посмотрела вниз. Его ладонь лежала на моём бедре.

— Мы на миссии, Дамиэль, — прошептала я.

— У нас ещё есть время, прежде чем мы доберёмся до руин, — он окинул меня долгим, неторопливым взглядом, а его язык выскользнул и медленно прошёлся по губам.

— Ты хочешь, чтобы мы занялись сексом в кузове грузовика Легиона? — прошипела я.

Он пожал плечами.

— Ну, нам не впервой.

Я покраснела.

Его рука скользнула по моей щеке, мягко и чувственно.

— Если отбросить все поддразнивания и притворство, Каденс, я люблю тебя. Ты — тот яркий свет, который озаряет моё безрадостное бессмертное существование.

Его слова были такими красивыми — но не красивее правдивости, звеневшей в каждом слоге.

Мои глаза увлажнились, а горло сдавило от эмоций.

Серьёзный огонёк в его глазах сделался игривым.

— Так что если я не могу держать свои руки при себе, ну, практически никогда, то меня нельзя в этом винить.

— Тебя нельзя в этом винить… — с неверием повторила я.

— Твой ангельский ореол затмевает для меня всё остальное.

— Включая приличия и благоразумие.

— Приличия и благоразумие — плохие друзья в постели.

С моих губ сорвался смешок.

— Ты неисправим.

— Естественно. Чтобы ангела можно было исправить, ему сначала надо обзавестись каким-то несовершенством.

Я издала фыркающий смешок. Я просто не могла перестать смеяться. Мне нравилось видеть Дамиэля таким, а не холодным стоиком, обременённым миллионом тревог.

— Ты должен хотя бы попытаться вести себя прилично, — сказала я ему.

— В присутствии посторонних я буду вести себя прилично. Но только не тогда, когда мы одни.

— Мы здесь не одни, — я взглянула на отодвигающуюся панель между передними и задними сиденьями. — За рулём грузовика сидит Лейла.

Дамиэль убрал прядь моих волос за ухо.