Английская тайна
Шрифт:
Картинку эту было тем легче авторам советских учебников добыть, что ее вовсю пропагандировали либеральные авторы современной Британии, гневно клеймившие преступления, совершенные их страной в XIX веке…
Правда, и знаменитая картина Верещагина на эту тему имелась; в России уже и тогда, до большевиков, радовались любому поводу уесть надменный Альбион…
И это уже живя в Англии Сашок узнал, что все было не так однозначно. Что жестокость подавления была реакцией на зверства сипаев, убивавших британцев, в том числе мирных жителей, сотнями. Насилуя женщин, включая совсем юных девочек. И, что важнее всего, лондонское правительство сделало далеко идущие выводы из произошедшего, учло многие требования восставших и пошло им навстречу. С местными феодалами стало договариваться, но и их всевластие ограничило законом
А что, спросил как-то Джон Сашка, сделала Российская империя после среднеазиатского восстания, когда были убиты сотни тысяч человек и полмиллиона бежали в Китай? При том, что и там обе стороны совершали жуткие жестокости. Но на какие уступки пошла Российская империя? Сашок не мог вспомнить, хотя про то восстание что-то бегло говорили в школе…
Еще в одной статье, в случайно попавшей в его руки российской газете, Сашок прочитал неожиданное мнение. Дескать, империи бывают разные. Они разный образ жизни в себе несут. Российская, например, несла покоренным «стабильность», что, может, и недурно, но, с другой стороны, она же — есть сохранение феодального рабства. Британская, пусть и со всеми типичными для того времени эксцессами, обеспечивала создание квазипарламентов (ставших потом парламентами полноценными), независимых судов, утверждение главенства закона… Но в итоге британцам удавалось распространить по миру свое мировоззрение, и этим они очень гордились. Парадокс: захватывали колонии из чисто меркантильных соображений, но в итоге как-то так само получалось, что невольно приносили с собой прогресс…
В откликах на ту статью содержались противоположные оценки. Один из рецензентов объявил автора статьи русофобом, другой — наоборот, бесстрашным публицистом, говорящим беспощадную правду. Сашку не понравился ни тот, ни другой, ему хотелось побольше доказательных фактов, а не обзываний или восхвалений. Так что окончательного вывода для себя в этом споре Сашок сделать не смог за недостатком знаний.
В одной книжке Сашок вычитал, что в период своего расцвета Британская империя была в три раза больше французской, в десять раз больше германской. В начале ХХ века она покрывала 25 процентов земной суши и в ней жили 444 миллиона человек — примерно четверть населения планеты. Британия при этом стала еще и мировым банкиром, и ее инвестиции за рубежом составляли 3,8 миллиарда фунтов — в два раза больше французских. (И что там сочинял Ленин, будто именно французский империализм отличался прежде всего экспортом капитала?)
А каков был придуманный англичанами золотой стандарт? И это очень типичный пример: ведь он был изобретен исключительно для того, чтобы собственные экономические интересы империи удовлетворять. А получилась мировая финансовая система, с более высокой степенью интеграции, чем все, что пришло ей на смену. Американцы, правда, потом все провалили — вели себя слишком догматично и в условиях жестокого кризиса не справились.
Южноафриканский генерал Смэтс говорил, что Британская империя в итоге оказалась «широчайшей системой организованной свободы — каковой до сих пор никогда не существовало в истории». Но Южная Африка — сама по себе — интересный пример. Ведь там, при радостной поддержке России и Германии, буры создали государство апартеида, которого однозначно британские колонизаторы не допустили бы, если бы смогли…
Конечно, лорд Керзон слегка преувеличил, когда утверждал, что «Британская империя — божественною волею величайший инструмент добра, который только видел мир».
Но доля истины в этом все же была: никто не сделал так много для свободного движения товаров, капитала и рабочей силы в девятнадцатом и двадцатом веках. Ни одна другая организация не преуспела настолько в распространении по миру западных норм права и методов управления. Навязывать, конечно, плохо, но страны, которым ничего навязать не удалось, оказались в итоге в проигрыше…
Сашок уже знал по горькому своему опыту, что в Англии свободно и беспристрастно обсуждать тему империи невозможно. В домах современной английской интеллигенции
ничего положительного про империю говорить нельзя, считается неприличным. Куда уж там, когда и высокопарное слово «родина» на полном серьезе произнести нельзя. Никакой патетики! Одна сплошная ирония. Вообще, никто так не умеет смеяться над собой, как англичане. В свое время взяли на вооружение смешное индийское выражение «блайти», где оно означало иностранца. Чтобы не говорить «добрая старая Англия». Но теперь уже и слово «блайти» интеллигенции кажется высокопарным. Ну, над империей смеяться трудно — уж больно серьезное было предприятие. Но не хвастаться же? Тем, что что-то кому-то навязывали, насильничали… Нет, перефразируя известное латинское выражение, об империи «или плохо, или ничего».Но это новые веяния. А когда-то британцы своей империей еще как гордились. Она занимала особое место в коллективном сознании нации. Но теперь вытеснена куда-то в бессознательное. И без понимания всего этого не поймешь и очень многого другого.
В институте Сашку рассказывали такую историю из числа переводческих былей. Один из переводчиков Сталина опростоволосился на переговорах с Черчиллем. А ведь был на отличном счету, уже достаточно опытен, не только язык знал блестяще — это ведь лишь полдела, — но сильно поднаторел в главном — умении мгновенно находить точные эквиваленты сложным идиомам. Но вот не справился. Провалился. Произошло это в момент, когда Сталин спросил собеседника, как он расценивает одного из своих партнеров по правительству национального единства. Черчилль отвечал, что все бы ничего. Но есть один недостаток: не хватает джентльмену империализма.
Переводчик оторопел. Решил, что ослышался. И, рискуя навлечь на себя высочайший гнев, попросил Черчилля повторить сказанное. Тот хмыкнул, но произнес удивительные слова еще раз. Оказалось, все правильно переводчик расслышал. Но поверить своим ушам все равно не мог. Ведь как же так получается? «Империализм» — это же ужасная вообще вещь, ругательство, разве нет? Империалисты никогда не признаются в своем империализме. И уж вовсе немыслимо — вслух сожалеть, что кому-то там такого гадкого свойства может недоставать. Все равно что в быту сказать: Семен Семеныч, конечно, нормальный мужик, только вот подлости ему немножко не хватает.
Главный вывод, думал Сашок, вот какой: хороших переводчиков надо ценить и лелеять. Без них еще труднее было бы добиваться хоть какого-нибудь взаимопонимания. Надо понимать, что перевод — это высокое искусство, требующее наличия многих разных талантов, быстрого и гибкого ума, воображения и глубокого знания культуры и истории обеих стран. Тут ведь тончайшее и очень сложное, многогранное и многоуровневое взаимодействие двух ментальностей, которые очень часто не совпадают!
Сашку казалось иногда, что у него самого, при удачном стечении обстоятельств, мог бы быть шанс стать таким классным переводчиком. Ну не сразу, конечно, не с первого дня. А потренировавшись и отшлифовав свои навыки, почему бы и нет? Но о вакансиях что-то не было слышно, а желающих выстроилась — целая толпа. Ведь каждый, у кого в дипломе записана более или менее приличная оценка по английскому языку, уже мнит себя готовым для такой миссии. Дескать, не боги горшки обжигают.
Но в том-то и дело, что в данном случае — именно боги, грустно размышлял Сашок.
Но он решил, что нет смысла рассказывать обо всем этом Насте. Да и ей тема уже явно надоела. Ей хотелось действия! Не за философствованиями же в ночные клубы ходят! А Сашок готов был ей в этом отношении довериться. Это ведь была не его стихия. То есть он просто-таки в жизни не бывал в таком клубе — ни в русском, ни в английском, ни в каком другом.
Глава 17. Вызов
Клубное помещение представляло собой глубокий подвал, со сценой и огромным залом без всяких кресел и стульев. «Все правильно, ведь зал не зрительный, а танцевальный», — подумал Сашок. Однако, к его огромному облегчению, виповская зона помещалась в застекленной галерее над залом и была в изобилии оснащена столами и стульями. И, что еще важнее, отделявшее ее от зала толстое стекло, как вскоре выяснилось, защищало уши от взрывной волны, которую испускали расположенные внизу гигантские динамики в несколько человеческих ростов. Впрочем, это преимущество Сашок смог оценить лишь несколько позже.