Английское дело адвоката

– А я считаю, – раздраженно проговорил брюнет, – что человек в парике и мантии оказывает несомненное психологическое давление на жертв и свидетелей, особенно молодых и психологически уязвимых! Кроме того, ношение парика может спровоцировать развитие чувства собственной исключительности у его носителя! Разве ты не понимаешь, что парик как пережиток прошлого не дает и самой судейской системе шагать в ногу со временем? Я слышал, что против париков высказываются и адвокаты-солиситоры, так как, по их мнению, отсутствие париков на их головах дает повод клиентам и другим участникам процесса относиться к ним как к второсортным адвокатам, тогда как они проводят основную работу по подготовке дела к слушанию в суде. Да и не все адвокаты-барристеры также довольны этим аксессуаром униформы, так как, по их мнению, парик только мешает в работе – в нем жарко даже в прохладную погоду. Уж мы-то с тобой знаем, что редко кто из адвокатов заказывает парик специально для себя. В основном они передаются «по наследству», поэтому неудобны, как чужая, не по размеру подобранная шляпа, что тоже отвлекает от работы.

– Ничего страшного, это поправимо, – не моргнув глазом парировал оппонент нетерпимого к парикам брюнета. – Я слышал, властями рассматривается вопрос о том, чтобы адвокаты и судьи имели право просто класть парик рядом с собой на стол как символ принадлежности к высшему судейскому эшелону, а не носить его на голове.

– Какая чушь! – вспыхнул противник старых традиций. – В Лондоне я беседовал с владельцем фирмы по производству париков для нужд судебной системы мистером Стенли Гинзбургом, так вот, он отнюдь не является ярым поклонником париков! Как известно, парики для судей и адвокатов исторически производятся только в Англии, и если раньше этим занимались несколько фирм, то теперь они остались практически одни. Это ручная работа, и, чтобы изготовить один парик, требуется до трех с половиной недель кропотливого труда. Делают их из натурального конского волоса, с которым работать очень трудно. Кроме того, фасон париков довольно сложен и безнадежно устарел, вследствие чего мастерам приходится пользоваться допотопными технологиями. Настоящая стоимость одного парика не менее тысячи фунтов, тогда как фирма вынуждена продавать их по четыреста пятьдесят. Можешь себе представить, сколько они на этом теряют?! Но и цены поднять тоже нельзя. Маститые судьи и адвокаты, имеющие хороший доход, уже все при париках. Так что основными покупателями являются вчерашние студенты. А откуда у молодого человека такие деньги? Просить с них по тысяче фунтов Гинзбургу совесть не позволяет. Так что фирма-производитель была первой, кто поддержал кампанию за отмену париков.

– По поводу чего холивар? – шепотом осведомился Борис, с интересом рассматривая вынувших по третьей сигарете спорщиков, судорожно щелкающих зажигалками в попытке прикурить на ветру.

– Ты не поверишь, Борь, люди спорят по поводу париков и мантий адвокатов Королевского суда, – ответила я, поднимаясь со скамейки, делая шаг к фонтану и с наслаждением полоская в воде влажные от жары руки.

– Делать им нечего, – пробормотал Борис.

Следуя моему примеру, кудрявый друг шагнул вперед и, зачерпнув в фонтане полные ладони воды, умыл лицо, не забыв и про шею.

– Хорошо-то как! – блаженно прищурился он на яркое дневное солнце, начиная лениво расстегивать рубашку. – Может, мокнуться в фонтанчик? Никто не увидит.

– Борь, пойдем, а то опоздаем на встречу с мистером Бьюкененом, – заволновалась я, опасаясь неблагоприятных для Джуниора последствий.

В Европе, конечно, принято в жару купаться в фонтанах, но как на это посмотрит уважаемая британская фирма, перед которой разбит фонтан? Вдруг она сочтет вид Джуниора, разоблаченного до закатанных до колена брюк, неуважением к себе и подаст иск с требованием возместить моральный ущерб?

– Бьюкенен уйдет по делам, – как могла хитрила я, – и будем потом караулить его у дверей конторы.

Устинович-младший кинул прощальный взгляд на голубую водную гладь, по которой ветерок гнал легкие барашки, и, уныло свесив истомленную жарой голову, поплелся следом за мной. Поднявшись на каменное крыльцо с литыми перилами, я взялась за медную ручку в форме головы льва, отполированную до зеркального блеска, и, потянув на себя массивную дверь, шагнула через порог. В адвокатском бюро стояла прохлада от кондиционера. Борис втянул носом воздух и воспрянул духом.

– Ууф, здесь хоть дышать можно, – протяжно выдохнул он, опускаясь на кресло для посетителей и обмахиваясь взятой с журнального столика газетой.

Чернокожая секретарша заинтересованно посмотрела в нашу сторону, услышав иностранную речь, а я с улыбкой проговорила по-английски:

– Добрый день, мы из адвокатского бюро «Устинович и сыновья», у нас назначена встреча с мистером Бьюкененом.

– Да-да, конечно, проходите, он вас ждет, – засуетилась женщина, поднимаясь из-за хай-тековской конторки и указывая рукой на стеклянную дверь, отделанную алюминием. Странное сочетание старинного здания и новомодной внутренней отделки рождало противоречивые ощущения, и я не сразу поняла, в чем дело, пока Борис не произнес:

– А стойка ресепшн точь-в-точь такая, как барная в ночном клубе «Х-Zone» в Большом Коняевском переулке. Помнишь, Агат, мы с тобой ходили в дом-усадьбу Румянцевых, где открыли ночной клуб? Там был неплохой портер. Интересно, а тут наливают выпить?

– Ты не пойдешь со мной к адвокату Мак-Корника? – удивилась я, глядя, как Джуниор делает секретарше знаки, дающие понять, что он не против пропустить стаканчик чего-нибудь прохладительного.

– А зачем? – искренне удивился приятель, внимательно наблюдая за женщиной, скрывшейся под конторкой и позвякивающей там чем-то стеклянным. – Тебе я, Агата, полностью доверяю.

Я пожала плечами и, ни слова не говоря, двинулась в указанном секретаршей направлении. Патрик Бьюкенен встретил меня, сидя за столом из полированного алюминия, на котором, кроме бронзовой Фемиды, не оказалось ни единой вещи, не считая планшетника. Адвокат Мак-Корника отвел взгляд от светящегося экрана и без особого интереса посмотрел на меня. Я отметила, что у Бьюкенена, как у большинства английских мужчин, слишком вытянутое лицо и, хотя большинство русских женщин находят этот тип весьма привлекательным, на самом деле в англосаксах есть что-то лошадиное. Водянистые глаза навыкате добавляли британцу сонной апатии и равняли меня с пылью на его дорогих туфлях.

– Добрый день, мисс, – проговорил защитник Мак-Корника, вяло рассматривая меня сквозь полуопущенные веки.

– Добрый, мистер Бьюкенен, – с вызовом откликнулась я, не отводя глаза от рассеянного взгляда барристера. Представив его в дурацком парике и мешковатой мантии, я обрела уверенность в себе и сразу же перешла к делу. – Могу я посмотреть бумаги по делу Энди Мак-Корника?

– Пожалуйста, – кивнул он, вынимая откуда-то из-под стола тонкую папку, явно приготовленную заранее, и протягивая ее мне.

Удивленная столь скромными объемами материалов дела, я быстро пробежала глазами с десяток покоящихся в папке страничек, внимательно рассмотрела фотографии мест преступления и, мало что понимая, недоверчиво спросила:

– И на чем вы строили защиту?

– На чистосердечном признании сержанта, – отозвался барристер.

– То есть вы ни секунды не сомневались в его виновности? – опешила я.

– Только признание вины улучшило бы ситуацию Мак-Корника, – флегматично пояснил адвокат. – В любом другом случае у Энди не было шансов. В сорок восьмом году в деле Рид против Лайонса решением Палаты лордов по аналогичному делу был создан прецедент, обвиняемый был приговорен к пожизненному тюремному заключению, и Королевский суд, вынося вердикт, сослался на этот случай. Рид так и не раскаялся, но если бы Мак-Корник признал свою вину, то дело, возможно, повернулось бы иначе. А так мой клиент, как и его предшественник, тоже получил пожизненный срок.

Помимо диковинных нарядов, в странах англосаксонского правового поля сложилась еще одна нелепая традиция – при отсутствии строгой системы правовых актов применять по любому поводу прецеденты, то есть уже имеющиеся решения по похожим делам, пусть даже и сопряженные с судебными ошибками.

– А доказать невиновность клиента вы даже не пробовали? – хмуро осведомилась я, поигрывая ручкой.

– При всем моем уважении к сержанту я не увидел в этом необходимости, ведь невиновность клиента в сорок восьмом году уже пытался доказать адвокат Рида, но, как мы с вами знаем, он потерпел фиаско. Я попробовал пойти другим путем, но Энди Мак-Корник отказался со мной сотрудничать в этом направлении. Что ж, это был его выбор!