Английское дело адвоката

– Это ты о ком?

– Я говорю о Дженнифер, – пояснил репортер. – Их с Робертом роман как раз был в самом разгаре, и, чтобы произвести на возлюбленного впечатление, Дженни вырядилась к вечеру в серебряное платье, надела туфли на каблуке, распустила свои белые кудри и накрасилась так ярко, что москиты разлетались от нее в разные стороны, как от дымовой шашки. Сьюзен готовила на костре ужин, когда вернулся Эбинейзер и сообщил, что наладил с туземцами контакт. Они оказались хоть и пугливы, но довольно приветливы и охотно угостили его печеным бататом, предварительно предупредив, что у них в деревне свирепствует страшная болезнь, усмирить которую могут лишь духи предков. Но бояться не нужно, болезнь скоро уйдет, ведь сейчас они принесут в жертву Богине-Праматери одну из жительниц деревни. А теперь смотри, что было дальше, – добавил он, перематывая несколько кадров и вновь включая запись.

На экране, ломая руки, металась юная Дженнифер. Платье на ней было и вправду шикарное – длинное, развевающееся, с широким поясом и глубоким декольте, открывающим ее высокую грудь. Оно очень шло к пепельным волосам девушки и синим глазам навыкате. Дженнифер металась по поляне, каблуки под ней подламывались, но она этого не замечала. Вдали слышался барабанный бой, всполохи далекого костра озаряли небо, а девушка кричала:

– И что, вы собираетесь сидеть сложа руки и смотреть, как дикари убивают женщину?

– Дженни, успокойся, они знают, что делают! – увещевал волонтершу Эбинейзер.

– Роберт, а ты почему молчишь? – взывала сердобольная девица к любимому.

– Ну что ты, милая, я не молчу, я говорю, что Эбинейзер прав: надо оставить туземцев в покое, – рассудительно проговорил смуглый брюнет с решительным лицом. – Утром мы со Сьюзен отправимся в деревню и осмотрим больных. Ты у меня такая красавица, иди сюда, я тебя поцелую.

– Ты тряпка, Роберт Гамильтон! – бешено заорала Дженнифер. – Раз вы все трусы, я сама пойду и скажу им, чтобы отпустили несчастную!

Она подхватила фонарь и, увязая шпильками во влажной земле, побежала к деревне. Камера последовала за ней, запечатлевая, как девушка бежит мимо крытых соломой хижин, выбегает к костру, размахивает руками и, заглушая бой барабанов, кричит:

– Немедленно прекратите! Что вы делаете? Вы что, с ума сошли?

Туземцы, наряженные лишь в длинные чехлы из сушеных тыкв, надетые на пенис, клыки кабана, продетые в мочку носа и яркие шапки-венки из меха кускуса и перьев птиц, замерли с поднятыми над головой копьями, которыми до того ритмично потрясали во время танца у костра, и повернули к девушке раскрашенные белилами лица. Одетый в шкуры шаман отпрянул от жертвы, примотанной лианами к вертикальному столбу, и опустил занесенный над ее шеей длинный узкий стилет с клиновидным лезвием, больше похожий на женскую шпильку для волос, чем на кинжал, почтительно протянув его Дженнифер. При этом он что-то быстро говорил на своем языке, но волонтерша его не слушала. Она выхватила у шамана ритуальное оружие, перерезала им лианы, опутывавшие тело несчастной, взяла папуаску за руку и повела за собой. Подсвечивая путь фонариком, Дженнифер уходила прочь от костра, уводя чернокожую жертву, но никто из туземного племени не отважился пуститься в погоню. Наоборот, складывалось впечатление, что жители деревни очень довольны таким поворотом дела, ибо снова ударили барабаны, и танцоры начали ритмично приплясывать в такт музыке. Вернувшись к стоянке, героиня победоносно оглядела друзей и с вызовом сказала:

– Так-то, трусы несчастные! Берите с меня пример!

Репортер нажал на паузу и с любопытством посмотрел на меня.

– Ну как, отчаянный я парень? – гордо приосанился он. – Сунулся с камерой в самое пекло! Ты бы знала, чего мне стоило бежать за Дженни, скрываясь за листвой!

– А что было потом?

– Следующие кадры сняты утром. Смотри.

Он включил запись, и я увидела, что утром Эбинейзер позвал проводника и отправился к вождю, прихватив с собой Роберта и Сьюзен, однако волонтеры вернулись слишком быстро и выглядели смущенными.

– Полагаю, нам лучше уехать, ибо вождь отказался от нашей помощи, – обескураженно проговорил псаломщик, вертя в руках непригодившуюся библию. – Жители деревни подумали, что Дженнифер – Богиня-Праматерь, которая спустилась с небес и забрала приготовленную ей жертву, и они не хотят портить с ней отношения, слушая истории про другого Бога.

– Подумаешь, ну и уедем, – веселилась Дженни, очень довольная своим героическим поступком. – Зато мы спасли Олив. Да, кстати, я назвала ее Олив. Никто не возражает?

Все обернулись к дикарке и посмотрели на нее. Круглое черное лицо девушки выражало экстаз, глаза закатились, сложенные лодочкой ладони она прижала к груди и что-то непрестанно бормотала.

– Что она говорит? – заинтересовалась Сьюзен.

Проводник подошел поближе и прислушался к чуть слышному бормотанию дикарки.

– Она молится Богине-Праматери и просит, чтобы та забрала ее с собой в рай, – перевел толмач.

Дженнифер подбежала к спасенной туземке и, приобняв ее за плечи, ласково заглянула в глаза.

– Ничего не бойся, я заберу тебя в рай, – мелодично проговорила она, и новоявленная Олив, казалось, поняла и заулыбалась широкой белозубой улыбкой.

На этом запись обрывалась, и Пит, смущаясь, пояснил, что возникли проблемы с батареей.

– Но это ничего, самое главное я успел заснять, – похвастался парень.

– Потрясающее видео, – похвалила я. – Почему бы тебе не попробовать сделать документальный фильм? По-моему, у тебя талант.

– Я планирую через пару лет взять главный приз на фестивале документального кино в Берлине и стать мегазвездой, – деловито сообщил он и, придвинувшись ко мне вплотную, попытался опрокинуть на диван.

– Стоп, с русскими девушками так нельзя, – отстранилась я. – Нас надо завоевывать и покорять.

Горячо дыша мне в ухо, Питер Пэн зашептал:

– Даю слово, что покорю и завоюю тебя, русская девушка.

– Ну что же, я не против, – не стала я вредничать. – Для начала можешь переслать это видео мне на почту.

– Отлично, так я узнаю адрес твоей электронки и завалю тебя признаниями в любви, – обрадовался Пит.

Я проследила, чтобы видео было отправлено, и засобиралась уходить. Репортер вызвался меня проводить, и, честно говоря, я не очень-то возражала.

* * *

Спать я легла с первыми лучами солнца, но проспала недолго – меня разбудил деликатный стук в дверь. Стучала тетя Летти.

– Прошу прощения, Агата, – пропела она под дверью. – Посыльный только что принес для тебя букет цветов. Куда лучше поставить – к тебе в комнату или в гостиную?

– Ставьте в гостиную, – откликнулась я.

И, повернувшись на другой бок, снова закрыла глаза, пытаясь уснуть. Но любопытство взяло верх, и я, наскоро одевшись и сполоснув лицо холодной водой, отправилась посмотреть на букет. В столовой сидел кудрявый друг и уплетал яичницу с беконом. Припухшую бровь приятеля перерезал небольшой шрам, прихваченный в двух местах медицинскими скобками. Подперев щеку кулачком и облокотившись на стол, Летиция Гануэй с умилением смотрела, как в прожорливом чреве Устиновича-младшего исчезают внушительные порции пищи. Посреди стола возвышался роскошный букет белых роз, и я почему-то подумала, что Борис принес его с собой, чтобы загладить вину за вчерашнее. Тем более что приятель бесцеремонно вытащил один из цветков и, обломав кусок стебля, сунул розу обратно в вазу, а отломанным фрагментом стебля принялся ковырять в зубе.

– Это ты, что ли, цветы принес? – разочарованно протянула я, но Борис посмотрел на меня так, что я тут же поняла, что говорю глупость.

– Да нет же, это не Борис! Это принес посыльный из цветочной лавки, – правильно истолковав мой вопрос, хотя он и был на русском, пояснила Летиция, поднимаясь из-за стола. – Агата, у тебя появился состоятельный поклонник, – добавила она, грозя мне пальцем.

Отчего-то мне в голову сразу же пришел репортер, и мне сделалось необыкновенно приятно на душе.