Аниматор

Подобное устройство лишает человека права заводить детей, о чем моя собственная практика кричала устами моей первой, последней и единственной дочери Даши. Да, я был против обзаведения потомством – осознанно и убежденно. Как мог, я растолковывал Кларе всю ущербность и выморочность моего возможного отцовства. Каюсь: не раз и не два, будучи доведенным до белого каления ее нелепыми умопостроениями, я говорил, что понимаю природные надобности, но в силу иной природы не могу ни разделить их, ни участвовать в удовлетворении, но я люблю ее, думаю о ее благе, а потому смирюсь, если Клара уйдет к более подходящему человеку.

Что делать, я сам это говорил… Идиот! Я не понимал тогда, что она

– центр Вселенной. Да, центр Вселенной – вот и вся моя география!..

Видимо, она так и сделала.

Правда, для меня остается загадкой, как именно это произошло.

Собственно говоря, мы не расставались ни на минуту, поскольку физическая, пространственная разделенность вовсе не приводила к нарушению метафизической связи между нами. С точностью до полуминуты я мог сказать, когда она вышла из дома, чтобы поехать в редакцию или клуб, хотя сам торчал в анимабоксе или ехал в машине; точно так же и

Клара рассказывала мне вечером о моих передвижениях, победах и неприятностях или по крайней мере с таким пониманием слушала, что я и на секунду не мог усомниться, что все это ей известно и без моих разглагольствований.

А ведь для того, чтобы обзавестись новым мужчиной, требуется схождение целого веера обстоятельств, каждое из которых, в свою очередь, требует времени. Во-первых, нужно познакомиться. Как правило, женщины не знакомятся первыми, более того – норовят сделать вид, что избегают знакомств. Следовательно, нужно дождаться, когда появится заинтересованный субъект. Впрочем, для Клары эта фаза не представляла никакой проблемы – стоило мне отойти на пять минут в сторону, как возле нее появлялся какой-нибудь докучливый хлыщ в желтых ботинках. Но все же нужно провести с человеком хоть сколько-нибудь значительное время, чтобы понять, что он собой представляет и не рискованно ли вручить ему самое себя. Завязка нашего собственного романа, во всяком случае, тянулась месяца три, что по теперешним быстролетным временам кажется просто невообразимым. Честно говоря, поначалу я и не строил никаких планов на ее счет. Эта худышка при первой встрече не вызвала у меня не только того гулкого, из ряда вон выходящего удара сердца, всегда заведомо подтверждающего встречу с будущим, но даже и рядового интереса. Я обратил внимание лишь на хвост ее темно-русых волос, схваченных на затылке золоченой скрепой. Я в ту пору был увлечен одной отчаянной барышней, которая брала тем, что беспрестанно плела вокруг себя тугую паутину совершенно бессмысленной мелкой лжи – должно быть, для того, чтобы каждую минуту быть готовой к большой.

Она врала во всем, всегда и настолько нелепо, что в это просто невозможно было поверить; тем самым она подогревала интерес к себе, до поры до времени представляясь неким возвышенным существом, волнующе оторванным от действительности и здравого смысла. Наши отношения находились на самой высокой точке, и еще представить было невозможно, как быстро они скатятся в низины раздражительности и мелочных разборок. Короче говоря, я даже не понял, почему так радостно улыбается девушка, поставившая свой поднос на столик, за которым я заканчивал скромный обед, и только когда она назвала меня по имени, что-то забрезжило в памяти. Я оказался в университетской столовой случайно, она же, как выяснилось, училась в аспирантуре.

Поинтересоваться темой ее диссертации у меня не нашлось ни времени, ни желания.

Дней через пять мы снова столкнулись – в магазине елочных игрушек недалеко от Патриарших. Зима была слякотной, тусклое небо заливала жидкая сине-розовая акварель городских отсветов, позавчерашний снег свисал с черных веток лисьими хвостами. На этот раз я попросил ее напомнить имя, и она, помедлив и посмотрев на меня несколько осуждающе (должно быть, сочла мою забывчивость непростительной – ведь еще и месяца не прошло, как нас мельком представляли друг другу в толчее необязательного сборища), сказала. И добавила, не удержавшись:

– А вот я сразу вас запомнила.

– Вас-то я тоже запомнил сразу, – соврал я. – Ведь вы и ваше имя – это не одно и то же, верно? У меня вообще плохая память на имена…

– Отговорки! – отрезала Клара. – Просто вам дела ни до кого нет.

– Ничего себе! – изумился я. – Вы со случайными встречными всегда в таком тоне разговариваете?

– Нет, только когда они этого заслуживают… Ну хорошо, – почему-то смилостивилась она. – Вам нравится этот шар?

– Шар?

Я с трудом отвел взгляд от ее широкоскулого лица и посмотрел на шар.

Шар был большой, блестящий, снизу в сахарно-стеклянной крошке.

Надо сказать, настроение у меня всю неделю было довольно кислое.

Вдобавок, зайдя в бутик за подарком, я неожиданно понял, что совершенно не хочу встречать Новый год с женщиной, которой он предназначался. Клара же, напротив, пребывала в легком жизнерадостном настроении – должно быть, идея сделать кому-то подарок продолжала ее радовать.

– Если его прообразом был футбольный мяч, то не очень, – сморозил я.

– И что вам этот шар? Пойдемте лучше кофе пить.

– Да? – Она ненадолго призадумалась. – Это лучше? А правда, ну его.

Ненавижу покупать подарки. Большая часть оказывается никому не нужной, – толковала Клара, пока мы семенили по обледенелому асфальту. – Пожалуй, в вашей компании я распоряжусь имеющимся у меня получасом гораздо выгодней.

– Вы очень разумны, – заметил я. – В вашем возрасте девушки редко бывают столь рассудительными.

– Это в каком же, интересно, возрасте? Сколько мне, по-вашему?

– Лет двадцать пять… Угадал?

– Не скажу. – Она пожала плечами. – Какая разница?

– Не знаю. Я просто ответил…

– Ну да.

Пока мы дожидались кофе, разговор совсем расклеился. Я сидел за столом, произнося свои собственные необязательные фразы, слушал ее ответные – столь же необязательные, – в очередной раз понимал, насколько бессмысленными являются попытки найти хоть что-нибудь свое в совсем чужом, клал кусочки мороженого в горячий кофе, пристально следя за тем, как они превращаются в… в… в молозиво какое-то они превращались, эти кусочки, – и делал вид, что все это меня на самом деле занимает.

Когда щеки заныли от беспрестанных претензий на улыбку, Клара взглянула на часы, спохватилась, рассмеялась, поблагодарила, а напоследок сказала, что, возможно, у нее будет ко мне небольшое дельце… Не исключено, что она попросит меня об одной мизерной услуге. Я было насторожился: что еще за услуги? Что за дельце?

– Надеюсь, это не относится к сфере моих профессиональных интересов,

– сказал я.

– Как вам сказать… Относится, но не в такой степени, чтобы вам пришлось мне соболезновать.

Она с улыбкой посмотрела на меня.

Я не совсем понял, что она имела в виду, – разве только то, что ей не придется просить меня о сеансе анимации для кого-нибудь из своих родственников. Так или иначе, поскольку Клара не сделала ничего такого, что могло бы свидетельствовать о желании продолжить знакомство – ну, скажем, попросить визитку или оставить свой собственный телефон, – я здесь же выкинул все это из головы.

Мы любезно распрощались на углу, и Клара пошла к метро, легко и весело стуча каблуками и встряхивая своей нешуточной гривой. Я пошел в другую сторону, чувствуя облегчение, какое всегда испытываешь по окончании ненужных мероприятий. Но, не пройдя и десяти метров, почему-то замедлил шаг и оглянулся.