Анна, Ханна и Юханна

С утра они принялись за уборку – вычистили коровник, сарай и погреб. Ханна заметила, что Йон быстро устал. К полудню она растопила плиту и испекла пшеничный пирог.

Неестественно выпрямив спины, они сидели на церковной скамье, пока пастор произносил оглашение, и никогда – ни до того, ни после – не ощущала Ханна такой гордости, как в тот день. Как она и думала, гостей собралось много. Они во все глаза дивились дому, и Ханна сияла от счастья. Подарки были самыми что ни на есть обычными. Родители пришли с четырьмя мешками картошки, а старая повитуха Анна явилась с тремя несушками и одним петушком.

Приехал даже Иоэль Эрикссон и привез воз сена, а старый Эрик сказал, что сена полно и во Фрамгорне, и Ханна облегченно вздохнула – она уже волновалась, где взять корм для коровы, которую купит Йон.

Были, конечно, медные котлы и кофейники, а тетя Ингегерда подарила настенные часы. Родственники соревновались в щедрости, понимая, что замужество Ханны возвращает роду честь и достоинство.

Ханна угощала всех крепким кофе, а Йон – такой же крепкой водочкой. Веселье, сопровождаемое солеными шутками, продолжалось весь вечер. Ханна и раньше слышала эти шутки, но никогда их не понимала, но теперь от души смеялась вместе со всеми.

Три недели спустя Ханна и Йон венчались в пасторском доме. Сестра Ханны как раз рожала и не могла прий ти. Но она прислала невесте платье, чем очень порадовала Майю-Лизу. Ей было бы неловко видеть дочку в своем старом подвенечном платье.

Из Вермлана приехала сестра Йона с мужем и дочерью. Ханна встревожилась, когда Йон получил письмо о приезде родственников.

– Что вы написали ей о мальчике, о Рагнаре?

– Я написал, как именно он тебе достался.

Этот ответ не утешил Ханну, и она успокоилась, только когда приехала Альма – удивительно честный и добрый человек.

– Он тугодум, мой братец, и всегда был таким.

Ханна округлила глаза. Никогда прежде она не слышала, чтобы так говорили о человеке, который стоит рядом и все слышит. Но Йон только кивнул и сказал, что Ханне очень полезно это знать.

– Так что не принимай на свой счет, если видишь, что у меня неважное настроение, – сказал он.

Но она не очень хорошо его поняла.

Свадебное платье долго провисело в зале как напоминание о торжестве.

Но большой радости Ханна не испытывала. Слишком много забот на нее свалилось. Главная неприятность – картофельное поле, его надо было перепахать до наступления морозов. Она могла сделать это сама, но у Брумана не было времени привести какого-нибудь конягу – муж все время был занят на ремонте мельницы. Можно взять на время быка у отца, думала Ханна, но потребуется несколько дней, чтобы вести через лес туда и обратно медлительное и упрямое животное. Надо было сделать запасы в погреб, надо заготовить сена на зиму.

Однажды вечером Йон наконец заметил ее озабоченность и спросил:

– Что тебя так тревожит?

Ханну словно прорвало: она заговорила о заброшенном поле, о сорняках, о том, сколько времени у нее займет перегон старого быка через лес. Бруман слушал ее и все больше убеждался в том, какое она, в сущности, еще дитя.

– Завтра я поговорю с твоим отцом, чтобы привел сюда своего одра, – сказал он, и Ханна прикрыла рот ладонью: какая же она дура, что сама не подумала об этом. – Вот с коровами дела обстоят хуже, – продолжал он. – Их надо забрать на рынке в Бёттельне в среду, но я не смогу туда пойти. Ты сможешь пойти одна?

– Конечно, смогу, – ответила Ханна. – Мальчика я оставлю у матери.

Так они и сделали. Ханна вышла из дома до рассвета, взяв с собой квитанцию на корову и кошелек с деньгами, который положила за пазуху. Провожая ее, Бруман сказал:

– Деньги тебе понадобятся, если не понравится корова. Придется доплатить за корову получше.

Ответственность за важное решение давила на плечи, и идти поначалу было тяжело, но, когда взошло солнце, уверенности прибавилось, и путь показался легче.

Она справится с этим поручением, какие могут быть сомнения!

Нигде Ханна не видела так много людей, как на рынках. Но она быстро отыскала Андерса Бьерума и убедилась, что Бруман купил молодую крепкую корову, да еще тельную. Значит, молоко будет у них всю зиму.

– Ты, конечно, возьмешь корову с телкой, – уверенно сказал торговец.

Искушение было очень велико, но ведь Бруман ничего не говорил о теленке. Телка была хороша, Ханна не могла отвести от нее глаз и думала: вот пройдет зима, корову можно будет отвести к быку, а теленка зарезать – будет им и мясо и молоко.

С двумя коровами у них всегда будет молоко – и для мальчика, и для Брумана.

Не успев додумать свою мысль, она спросила:

– Сколько они будут стоить обе?

Торговец назвал цену. Денег у Ханны было достаточно, но она принялась торговаться и сумела сбить цену на треть. Бьерум рассмеялся и сказал: «А тебя на мякине не проведешь, хоть и молода!»

Они ударили по рукам, и Ханна отправилась домой, ведя двух животных и опасаясь реакции мужа. Шла она долго, потому что теленок не мог быстро идти и уставал на подъемах. Только к полуночи Ханна добралась наконец до дома. Йон Бруман встретил ее, не скрывая облегчения.

– Я купила еще и телку, – сразу сказала Ханна, чтобы избавиться от страха.

– И правильно сделала, – похвалил ее Йон. – В хозяйстве ты смыслишь больше, чем я.

Ханна села на скамейку и только теперь почувствовала, как она устала. Она сидела все время, пока Йон загонял скотину в коровник и задавал ей сено и воду.

Ханна так устала, что, упав на кровать, мгновенно заснула, словно в колодец провалилась, и без сновидений проспала всю ночь.

– Видно, ты здорово устала, – сказал ей утром Бруман, и она кивнула, как обычно глядя куда-то поверх его головы.

– Главное не усталость, самое трудное было другое, – сказала она. – Все дело было в теленке, которого я купила за ваши деньги.

– Но ты же потратила их с пользой.

Ханна улыбнулась, глядя, как обычно, в какую-то точку за спиной Йона.

– Ханна, – сказал он, – смотри мне в лицо.

На мгновение их взгляды встретились. Ханна покраснела и встала:

– Мне надо подоить корову.

Йон Бруман еще в церкви обратил внимание на то, что Ханна никому не смотрит в глаза. Собственно, эта мысль пришла Бруману в голову в первую их встречу, но он тогда не придал ей значения. Но потом убедился, что она всегда отводит взгляд, с кем бы ни говорила.

Прежде чем Ханна вернулась из коровника, пришел Август со своими сыновьями, и Бруман не смог продолжить начатый разговор. Но он о нем не забыл и за ужином снова задал свой вопрос:

– Почему ты не смотришь людям в глаза?

Ханна, вспыхнув до самой шеи, принялась мучительно подыскивать слова.

– Не знаю, – произнесла она наконец. – Я никогда об этом не думала. Наверное, потому, что я некрасивая.

– Но ты очень красивая!

Румянец, заливший щеки и шею Ханны, приобрел темно-вишневый оттенок. Она снова долго молчала, прежде чем заговорить: