Анна Нимф
Шрифт:
– Так дай ей умереть.
В этот момент я, как никогда отчетливо, вспомнила, за что я ненавижу деймонов.
Сдамся я ему? Черта с два…
Наблюдающий за моим лицом Райдо качнул головой.
– Зачем ты вмешиваешься в чужой выбор?
Ах, вот как?
– А вы, деймоны, никуда не вмешиваетесь, нет?
Напротив опять непроницаемый взгляд питона – зря я подняла эту тему. Я – единственное белое пятно на территории тьмы, и не мне им рассказывать о том, как кому-то жить. Даже затрагивать некоторые ниточки не стоит, не то что дергать за них.
Молчание было мне ответом – тяжелое, ожидаемое. Он жил по иным законам и принципам.
Напряглась я, напрягся деймон. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы вспомнить о том, что, если сейчас он поддастся искушению, разрыв на ткани моей души станет больше. Или гораздо больше. Я однозначно не там, где мне следовало быть. Но я должна была попробовать.
Ощущая себя деревянной, не способной ни нормально мыслить, ни чувствовать, я произнесла:
– Прости за то, что потратила твое время.
«На пустое. И такое ценное мне».
Не о чем нам с ним было говорить. Я нагнула себя тем, что пришла сюда, позволила отыметь себя без вазилина, потому что снова поддалась этой тяге, потому что после получила отказ. И потому что буду продолжать грезить тайно о том, кого никогда не смогу выкинуть из головы. Шах и мат, и яма для могилы. Рядом с ним меня ждали вечные проигрыши и скулеж, лишь бы выпросить полуулыбку.
Пора было уходить.
Меня не попытались остановить.
В контору я вернулась раздраженная, поверженная, поддавшаяся, чего врать-то, унынию.
– И как? – спросил Алан с порога.
Я лишь отрицательно качнула головой; партнер все понял по моим потемневшим глазам.
– Не поможет, значит.
– Нет.
– Он не потребовал с тебя чего-то? Невозможного. Да… – понял сам. – Ты отказала?
– Отказала.
Каким бы потрясающим, красивым и могучим ни был этот черт, меня он не получит. Вот только уже тянуло назад канатом, шелковым рисунком невидимого платка, протянувшимся от этого здания до того, с крыльцом в двадцать ступеней.
– Ладно, хорошо, мы попробовали, – подытожил Ал, – дальше сами.
Почти сорок минут мы убили, выстраивая разнообразные планы и концепции. Предлагая один вариант за другим, отмахиваясь от нерабочих, как от трухлявых, схем. Мы фантазировали, напрягались, спорили, снова крутили посреди кабинета модель слепка энергии медальона, пока не выдохлись, пока Алан не налил мне из той же бутылки, откуда перед моим уходом выпил сам. Алкоголь на нас действовал слабо, разум не затмевал, мыслить не мешал и являлся больше средством ощутить вымышленное расслабление, нежели помогал реально.
– Ладно, хорошо, последняя идея… Она точно рабочая, – Алан сел после долгого кружения по кабинету в кресло, – но тебе не понравится.
– Давай, жги.
Это жесткое пойло, которое он достал из бара, теперь жгло мой язык и пищевод, – как люди умудряются это любить?
– Я стану её клоном, энергетической копией.
– Кого?
– Доры. Лягу рядом, и медальон переползет в мою руку, потому что не будет видеть в нас разницы. Но будет чувствовать, что я более заряжен, с меня можно больше взять.
Я поперхнулась виски.
– С ума сошел? А после я буду смотреть, как он вплетается в твои вены, высасывая жизнь? Буду тщетно пытаться тебя разбудить, а после точно нагну себя раком перед Вэйгардом, потому как за Дору я этого не сделаю, а за тебя – да! Ты это
предлагаешь?– Я предлагаю то, что её спасет, и даст тебе время…
– Идиотский план. Нет!
– Я говорил, тебе не понравится. Но он рабочий…
– Алан…
Мы, наверное, продолжили бы на повышенных тонах, но в этот момент в дверь кто-то позвонил несмотря на то, что звонок существовал для проформы. Входной замок никогда не запирался.
Приветствовать визитера отправился Ал, потому как я ощущалась себе в этот момент цементным мешком – нельзя за вечер проигрывать дважды. Визит к деймону – первая просадка. Медальон, сосущей жизнь из Алана, станет второй, фатальной для моей уставшей на сегодня психики. Тогда я сдамся деймону очень быстро, и это будет идеально просраный за всю мою жизнь бой.
Нужно придумать что-то другое.
За дверью мог оказаться, кто угодно – доставщик пиццы, перепутавший адрес (подобное случалось не единожды), очередной клиент с нераскрытым мистическим делом, бездомный, ищущий убежище на ночь. Но на пороге стоял некто незнакомый в темной одежде – курьер? И Алан после слов «это вам» принял в руки коробку без надписей. В каких иногда возили из магазина фарфор. Ни этикеток, ни опознавательных знаков.
– Что это?
Раскрытые створки, и после вытянувшееся от удивления лицо напарника. Именно такое, как сейчас, я созерцала впервые.
– Алан?
– Это… Он сделал это. Для тебя…
Во мне клубились предчувствия – почему-то радостные и очень страшные. Хотелось верить во что-то хорошее, как в детстве, но накрывала тревога.
– Кто?
– Деймон. В этой коробке… Грехт-куриллис.
Я даже отсюда ощутила ту самую поганую черную энергию. И потеряла дар речи.
– Он… с рукой?
– Что?
– С рукой… Доры?
Вот что меня пугало, что эта штука приехала вместе с ее отпиленной рукой.
– Нет, – с тем же удивлением, с которым до этого смотрел на медальон, Алан теперь смотрел на меня. – Даже без пальцев… И в защитном панцире из рун.
Вот это да.
Мне только теперь стало ясно, что этим вечером не нужно больше куда-то ехать, решать проблемы, искать ключ к сложнейшей головоломке. Можно просто еще раз выпить и выдохнуть. А деймон поступил чрезвычайно умно – он только что филигранно выиграл этот раунд, безмолвно оставив меня в «должниках». Потому что помощь он все-таки предоставил. Ведь только бессовестный урод скажет после такого «я никому ничего не должен», а человек совестливый будет понимать, что за «да» дают другое «да» – где и когда? Это уже вопрос.
Мне было сложно смотреть на Грехт-куриллис даже в коробке. Темные щупальца, казалось, трогают защитный кокон, силясь пробраться наружу. Редкая дрянь.
– Как он снял его?
– Я не знаю.
Одно мы знали наверняка – мы должны выехать как можно скорее и проверить Дору. Взглянуть на неё своими глазами, убедиться, что она жива и здорова. Помочь, если нужно.
Пока Алан возился в комнате для сложных артефактов, снимая с сейфа-шкафа защиту, а после устанавливая её назад после того, как водрузил коробку с медальоном на полку, я думала о деймоне. О том, как он, наверное, спокойно вошел в чужой дом, о том, как, не напрягаясь, магическим шепотом позвал артефакт к себе. Как тот безропотно подчинился, спрятал щупальца. Такому, как Дэйм, в этом мире могло подчиниться, вероятно, всё. А еще я думала о том, что в квартире Доры почую шлейф саркастичной и снисходительной улыбки, которая по обыкновению проникнет под кожу.