Аннемари и капитан

Фрейлейн Штайнхен рассказала нам на уроке арифметики сказку про маленьких человечков. Она рисовала этих человечков на доске черточками, а мы их считали. Это была наполовину игра, и нам было очень весело. Теперь-то наши первоклашки считают совсем другие вещи — очень интересные и очень серьезные.

Один мальчик спросил, правда ли, что эти человечки есть на свете. Фрейлейн Штайнхен сказала:

— Хотите их увидеть?

Весь класс закричал:

— Хотим! Хотим!

Фрейлейн Штайнхен взяла ящик из-под мелков — в нём почти ничего уже не было — и поставила его на стол.

— Мне надо кое-что принести из учительской, — сказала она. — Когда я вернусь, человечки положат в ящик разноцветные мелки. Ящик наполнится почти доверху. И вы их увидите — только хорошенько смотрите!

Фрейлейн Штайнхен вышла из класса. Мы с удивлением глядели друг на друга. Вдруг Деревянный Глаз громко расхохотался.

— Ну, это она здорово! — крикнул он. — А ну давай, ребята, тащи мелки!

Он вышел и положил в ящик четыре маленьких разноцветных кусочка мела, а потом ещё один большой. Я пошёл вторым, но оказался не последним.

Ящик быстро наполнился до половины. Мы с Деревянным Глазом устроили проверку, но больше ничего ни у кого не нашли. Некоторые ребята сказали, что у них ещё дома есть мелки, завтра они их принесут.

Тут дверь отворилась — фрейлейн Штайнхен вернулась. Она посмотрела на ящик, улыбнулась и спросила:

— Ну как, видели человечков?

Мы покатывались со смеху. Ловко она нас провела! Это был чудесный урок, и мы считали так хорошо, что фрейлейн Штайнхен нас всё время хвалила.

Дома все радовались, когда я рассказал эту историю. А вот Деревянный Глаз получил от своей матери трёпку.

— Так, значит, ты воруешь? Ну погоди!

Деревянный Глаз был очень обижен. Всё ведь так хорошо получилось!

— Вот теперь я нарочно что-нибудь украду, — сказал он, — пусть знает!

Что мы ему ни говорили, он всё равно стоял на своём и однажды вправду исполнил свою угрозу, а мы ещё, дурачьё, ему помогали! И все трое попались.

Между тем становилось всё холоднее. Дул осенний ветер, лил дождь. А ботинки нам всем были малы.

Что же делать?

Мои башмаки подошли Боксёру, у него нога была меньше. Отец его был убит, и матери приходилось туго.

Мне отдал свои башмаки Деревянный Глаз, а сам он носил теперь ботинки своей сестры, хотя они были ему велики.

Когда наступила зима, полкласса пропускало школу — не было обуви. Тогда мы ходили одну неделю в первую смену, другую — во вторую. Потому что много школ было разрушено американскими бомбами, и в нашей занимались в три смены.

— Жаль, что моя сестра в другой смене, — вздыхал Деревянный Глаз, — а то бы и я дома сидел. Поглядите на мои шлёпанцы!

Он сплясал нам танец диких, то расставляя ноги; то ставя их ступнями внутрь. Мы смеялись над его кривыми ножками в огромных ботинках и радовались, что ходим в школу, а не сидим дома, как другие ребята.

Всё, что взрослые рассказывали нам про школу, оказалось неправдой. «Порядок», «дисциплина», «хорошее поведение»…

Такой рёв и топот, такой ералаш сейчас и представить себе невозможно! Фрейлейн Штайнхен шла с нами по коридору, словно наседка с цыплятами. Мы вздыхали с облегчением, когда наконец, протиснувшись сквозь толпу старшеклассников, входили в свой класс.

Только когда появлялся директор Гермес, становилось тихо.

Вообще-то ребята должны были бы относиться к учителям с уважением, ведь они трудились не покладая рук — стучали молотками, чинили школу. Когда осенью надо было законопатить окна и заклеить их бумагой, они не уходили домой даже ночью. В один жутко дождливый, ненастный день — это было воскресенье — дождь проник сквозь дырявую крышу, и всю школу залило до самого подвала. На всех этажах стояли лужи. Наши учителя работали день и ночь, пока не привели школу в порядок. Старшие ребята им помогали, но многие очень радовались, что нет занятий.

Когда годами не учишься или приехал из нацистского лагеря для детей, не так-то легко вдруг сразу начать ходить в школу. Поэтому со старшими ребятами была просто мука. Конечно, не все старшие были такие. Многие поддерживали учителей и хотели поскорее наверстать то, что пропустили из-за войны. Но были и другие. Я хорошо помню Фрица Хольтхауза. Это был жуткий сорвиголова. Он учился тогда в шестом, но был очень сильный и потому водил знакомство с ребятами из восьмого.

Фриц Хольтхауз был главарём настоящей банды. Никто не мог с ними справиться. Даже директор Гермес. Даже полиция. А уж о родителях и говорить нечего. Мальчишки совершали кражи со взломом.

Уже в первые дни наших школьных занятий у меня вышло столкновение с этой бандой. Я встретился с ней в туалете: в полном составе она прогуливала урок. Фриц Хольтхауз показал мне настоящий револьвер. Он зарядил его, приложил к моей груди и спросил:

— Ты за Гитлера?

Меня охватил страх. Фриц Хольтхауз стал мне грозить:

— А ну, давай поразмысли! Гитлер жив. У меня с ним связь. Мы его последний батальон.

Вот какую чушь он молол. Я убежал. На перемене я всё рассказал Боксёру и Деревянному Глазу.

— Что? — сказал Деревянный Глаз. — Он целился в тебя из револьвера? Ну-ка пошли!

Мы пошли к директору Гермесу. Он говорил по телефону, но, узнав, в чём дело, тут же прервал разговор и позвонил в полицию. Полиция нашла у ребят из банды много револьверов и другого оружия. Директор Гермес долго разговаривал с ребятами и с их родителями. Но это ещё не значит, что все они сразу исправились.

После рождественских каникул мы узнали страшную новость. Умерла фрейлейн Штайнхен. Наши родители горевали вместе с нами. Матери сплели большой венок из еловых веток. Делегация учеников пошла на похороны. Мы тоже пошли — Боксёр, Деревянный Глаз и я.

К нам пришла новая учительница. Молодая. Мы были очень рады, когда её увидели.

— У меня вы многому можете научиться, если будете внимательны, — сказала она. — Я говорю на трёх языках: по-английски, по-французски и по-немецки. — Потом она рассказала нам про Европу.

— Там мы живём, — сказала она в заключение.

Боксёр поднял руку:

— Фрейлейн, ведь это неверно! Мы живём в Берлине. Это не там, в Европе, а тут, возле города Тельтова.