Анни Маннинен

Возле крыльца Муттиски Анни заметила какое-то странное создание. То ли гусеница, то ли бабочка, сантиметров пятнадцати длиной. Туловище этого существа было зеленое и членистое, как у гусеницы, но на голове у него были усики, как у бабочки. Пока Анни с удивлением разглядывала диковинное насекомое, оно выпустило вдруг маленькие прозрачные крылышки, вспорхнуло и, зажужжав, полетело куда-то под кружевную сень молоденьких сливовых деревцев.

«Дракончик, сын Змея Горыныча, — мелькнуло в голове у Анни. — Сторожит здесь Муттиску». И Анни подумала, что когда этот Дракончик вырастет, он, быть может, умчит ее на своей спине далеко к звездным мирам.

Анни шла по тропинке, которую понемногу окутывала темнота. Дом на Казарменной горе возвышался перед ней в сумерках прохладного вечера как большой деревянный ящик. Почти во всех окнах уже горел свет. Было даже страшно подумать, сколько людей хозяева поместили в этом доме. А что, если он когда-нибудь не выдержит да и рухнет вместе с жильцами? А ведь какая-нибудь богатая семья одна занимала бы целый такой дом… Вот какие мысли родились в голове у Анни, пока она брела по дороге домой. Почему-то ей стало необъяснимо грустно и тоскливо, и, чтобы приободриться, она заглянула к Тэри. Пес стоял возле своей конуры какой-то настороженный.

— В мире творится что-то особенное, я испытываю такое странное беспокойство, — сказала Анни, обращаясь к Тэри.

— Точно, и у меня тоже тревога, — сказал Тэри и обнюхал ноги девочки. — Ты куда же это ходила? Далеко, наверно. Такой странный запах.

— Ой, я сегодня столько обошла, — устало ответила Анни. Ей не хотелось второй раз рассказывать, где она была и что с ними случилось, тем более что дома ей придется еще раз пересказать все это маме. — Мне кажется, что именно сегодня ночью совершится нападение диких зверей на Лехилампи.

— Что-то такое ожидается, — сказал Тэри. — Недаром эта черноглазка сегодня целый день шпионила за мной, дескать, не приходил ли сюда кто-нибудь.

— Юлкуска-то?

— Да так, кажись, ее люди зовут, — кивнул Тэри.

— Я только не понимаю… Ей-то что за дело? Не ее же это озеро, Лехилампи.

— Ну-у, как сказать… Озеро ведь лежит посреди глухого леса, недалеко от болота, так что поди знай чье оно, — рассуждал Тэри. — Я ведь в таких делах ничего не смыслю. Что я вижу? Один только наш двор. Разве что иной раз какой-нибудь добрый человек выведет меня за ворота прогуляться. Вот и всё.

В голосе Тэри прозвучал упрек, и Анни торопливо сказала:

— Завтра я пойду с тобой погулять, обязательно пойду. В последние дни у меня было столько всяких хлопот.

— Известное дело, у всех свои хлопоты, — глухо проворчал Тэри. Тон у него был обиженный.

Анни попрощалась с Тэри как можно теплее и пошла домой. На лестницу со всех сторон доносились аппетитные ароматы готовящегося ужина; где-то кипела вода и шел сильный пар; за дверьми раздавались взрослые и детские голоса, и каждая дверь имела свой особый запах. Малыш Таави опять сидел на горшочке в углу лестничной площадки. Тут Анни вспомнила, что она утром обещала погулять и с Таави; обещание осталось невыполненным, и Анни почувствовала угрызения совести. Завидев Анни, Таави весь просиял и отчетливо выговорил:

— Мам-мам.

— Ты что, Таави, я ведь тебе не мама. — сказала Анни. — Ты уж прости меня, что я сегодня с тобой не погуляла, не отвезла тебя в колясочке на мост. У меня так много… тех, кого надо выводить на прогулку. Да и вообще у меня ужасно много работы. — Анни погладила Таави по головке и взбежала на свой этаж.

Мама и Лассе уже сидели за столом.

— Где же это ты до сих пор ходишь? — спросила мама и строго посмотрела на Анни. — Лассе битый час искал тебя у реки. Чего только я за это время не передумала!

— А она, конечно, опять по лесам бродила, — сказал Лассе, прихлебывая суп. Одновременно он ухитрялся читать спортивную книгу.

— Не надо уходить далеко от дому, доченька, здесь всякие подозрительные люди бродят, — сказала мама, ставя перед Анни тарелку с супом.

Анни принялась рассказывать про свои путешествия. Как хорошо заученный урок, она пересказала все, утаив только, что укусила Уолеви Тёрхеля за ногу. И про то, что Майкки была с ней, она тоже не обмолвилась ни словом. Это дело самой Майкки.

— Ай-ай-ай! — воскликнула мама и озабоченно посмотрела на Анни. — Надеюсь, господин Тёрхеля не подозревает, что ты из этого дома? А то мы можем вылететь отсюда. Чтобы ты больше туда не ходила и никому не рассказывала про свои приключения — запомни раз и навсегда. Да и вообще… Не надо заглядывать во двор к богатым людям. Они этого не любят.

— Ноги моей там больше не будет! — сказала Анни. — Да и озеро это, оказывается, искусственное. Хотя сад там такой чудесный. Я даже стишок сочинила:

В том прекрасном саду Встретишь ты резеду. Там цветут в изобилии Королевские лилии. На розе пурпурной Сверкают слезинки. Будто жемчужинки Эти росинки! Тут царские кудри, А тут аконит… Каждый цветок тебя Так и манит! Огнем полыхает маковый цвет. Каких только красок В саду этом нет!

— Ну будет, будет… — сказала мама и усмехнулась. — Ишь, какая у них благодать. Зато у нас на дворе растут ноготки. А на следующее лето мы с тобой посеем еще что-нибудь.

— Ага, — сказала Анни, с сонным видом доедая свой суп. Только теперь она ощутила, как сильно устала сегодня. Кое-как вымывшись, девочка повалилась на свою постель в нише и мгновенно заснула — будто провалилась в черную пропасть.

8

Во сне Анни вдруг стала такой невесомой, что неожиданно поднялась в воздух и без всяких усилий, легко и свободно, перелетела через всю комнату к окну. Окошко тихонько открылось, и в комнату просунулась голова лошади. Она вся была окутана паром, но это был не горячий банный пар, а скорее туман, прохладный и мягкий. Анни продолжала парить в воздухе, она чувствовала себя удивительно легкой. «Я, наверно, сейчас вешу ну граммов сто, как кулечек карамели», — подумала Анни.

Лошадиная голова выглядела очень симпатично. Морда словно из шелковистого бархата, причем такая умная и чуткая. А глаза! Темно-коричневые, глубокие, задумчивые и до того ясные, что когда Анни в них посмотрела, ей стало так хорошо и тепло, словно она погрузилась в мягкую вату.

— Надеюсь, я тебе не помешаю, милая маленькая барышня, — проговорил конь глубоким, полным достоинства голосом. — У меня к тебе дело. Но я могу прийти и в другой раз, если я тебе мешаю. Я всегда стараюсь никого не обижать и никому не мешать. А если я вижу, что кого-то огорчил или кому-то досаждаю, то сразу отхожу в сторонку.