Анни Маннинен

Сегодня Анни не хотелось купаться. Да и предупреждение Муттиски про чуму не выходило у нее из головы. В задумчивости девочка подошла к мшистой поляне на опушке леса. Навстречу ей выпрыгнул предводитель лягушачьего племени, или попросту Большой Лягух. Он преследовал дафнию — водяную блоху. Корона на его голове сбилась набок. Взмыленный и очень озабоченный, Большой Лягух грустно посмотрел на Анни и проквакал:

— Я пришел попрощаться с тобой. Мое племя покидает эти места. Ах, на сердце у меня такая тоска!

— Ты, наверно, опять что-нибудь преувеличиваешь, — сказала Анни, склонившись к лягушке. — Успокойся. Вон и корона твоя съехала набок, дай-ка я ее поправлю.

— Спасибо тебе, детка. Неужели и корона у меня не так? Теперь все не так. И чем дальше, тем больше. Я так озабочен, так расстроен, что мне даже некогда подумать о своей внешности… Вот такие дела… Здесь стало невозможно жить. Здесь просто нечем дышать. У моей супруги нервные приступы повторяются по пять раз в день. Да. А ночью по три раза, — изливал свои жалобы Лягух. — Эти странные примеси, яды, или, как говорит моя жена, «подарочки», проникают в ее нервную систему и вызывают у нее дрожь, судорожные сокращения, непроизвольные подпрыгивания, и в конце концов она теряет сознание. Супруга моя говорит, что ее сонные центры отравляются и она не смеет погрузиться в зимнюю спячку, так как боится, что не проснется уже никогда…

— Да неужели ничего нельзя придумать…

— Не знаю, что здесь можно придумать. Моя подруга необычайно чувствительна; ведь ее род ведет свое начало из искусственного озера в имении фон Конова. С берегов этой реки нам придется уходить. Я уведу за собой свой род на Черное болото, на Мустасуо, там сохранились подходящие мочажинки. Там ты сможешь нас навестить.

— И ты думаешь, там вы сможете спокойно квакать, сколько захотите? А можно ли там плавать? — спросила Анни с тоской в голосе.

— Ты не сможешь, дорогой мой друг, — сказал Большой Лягух. — Для тебя те озерки будут слишком маленькими. А мы, лягушки, там поместимся и сможем плавать.

— А что, если болото вдруг возьмет и затянет вас в свою трясину? — спросила Анни. — Вот возьмет и засосет, а? Может, вы все-таки попробуете остаться здесь?

— Но ведь такое случалось только раньше, — сказал Большой Лягух снисходительно-вежливо. — Раньше это болото было куда больше, и в него мог провалиться даже человек, если сбивался с мостков, проложенных по болотистой тони. В том болоте погибло много животных, еще в прежние времена… И людей оно много поглотило… не только преступников, но и невинных… Ведь в старые времена было принято… Ну да что это я пустое говорю! Прошлое есть прошлое, а настоящее — это настоящее, и болота повсюду осушаются. Знаешь, нам, лягушкам, это кажется ужасным. Как это невежественно!

Большой Лягух вдруг подпрыгнул высоко в воздух, а потом запел квакающим голосом:

Наш род лягушек именитый, Он царственный и знаменитый. Озера расцветают в тишине, Когда лягушки нежатся на дне. Когда поют лягушки, Зеленые квакушки, Тогда ловите счастья миг, Ква-ква, ква-ква, Кви-кви, квик-квик! Если встречаем мы подругу, Не изменяем мы друг другу. Вода нам — жизни колыбель. Буль-буль, буль-буль! Бель-бель, бель-бель! Восторг лягушек, зеленый миг! Бултых — и в омут! Кви-кви, квик-квик… Вода, вода, о да… Ква-ква, ква-ква-а…

По обыкновению Большой Лягух так отдался песне, так увлекся, что никак не мог прекратить своего кваканья. Он продолжал самозабвенно квакать и после того, как Анни спросила:

— А существует ли еще на свете то самое искусственное озеро фон Конова?

Насилу оборвав песню, Большой Лягух перевел дух и ответил:

— Существует, а как же! Его называют Кристальным озером, потому что вода в нем чистая, как горный хрусталь. Там цветут ирисы, водяные лилии, там песок белый и мягкий… Благодать… Но мы не можем вернуться на Кристальное озеро. И ты не можешь, к сожалению.

— Почему это не можем? — спросила Анни таким решительным тоном, словно в ее власти было устранить все препятствия на пути к берегам этого удивительного озера.

— Вся семья фон Конова вымерла, — сказал Большой Лягух с глубокой грустью. — Как жаль, это был такой прекрасный род. Они любили посмотреть и на нас, на лягушек. То были люди старого времени, романтические, утонченные, которые прямо-таки обожали лягушек. Они считали, что озеро в лучах закатного солнца или в сумерках летней ночи утратило бы свое очарование, если бы в округе не раздавалось кваканья лягушек. И у них не было этой варварской манеры поедать лягушачьи лапки. Теперь этот обычай распространяется даже среди образованных людей. О-ох!

Большой Лягух весь задрожал, заквакал и заикал. И прошло немало времени, прежде чем он успокоился и Анни смогла спросить:

— Но ведь теперь это искусственное озеро свободно, не так ли?

— Как бы не так, — ответил Большой Лягух и замотал головой. — Один ужасный нувориш скупил земельные угодья фон Конова у последнего из потомков этого семейства. Этот последний представитель мужской ветви изучал звезды. Он был человек очень одухотворенный, как говорится — не от мира сего. Такие люди ничего не смыслят в деньгах. Ну вот. Этот ужасный нувориш купил у него землю, а туда входило, конечно, и Кристальное озеро. Вблизи озера этот выскочка построил себе страшный бункер, который называют коттеджем или особняком.

— А этот нувориш и сейчас там живет? — спросила Анни. Она была не совсем уверена, что означает слово «нувориш». Неужели то же самое, что и выскочка? «Надо будет посмотреть в энциклопедии у Муттиски», — решила девочка.

— Живет, вот именно, и для него самое большое удовольствие преследовать нас, лягушек, — продолжал рассказывать Большой Лягух. Он даже побледнел от нахлынувших на него тяжелых воспоминаний. — То, что нас поедают, когда мы бываем лягушатами, я еще могу понять… иначе мы заполнили бы весь мир — ведь нас так много рождается на белый свет. Я никогда не порицаю других зверей за их занятия… Но этот нувориш прямо-таки истреблял нас. Обрекал нас на пытки и муки. Как же низко может пасть человек! Но что еще можно ожидать от человека, которого зовут Уолеви Тёрхеля [3] …

3

Фамилия напоминает по звучанию финское слово «грубиян».

— Уолеви Тёрхеля? Но ведь ему принадлежит дом на Казарменной горе! — воскликнула Анни.

— Правда? Ну, тогда я тебе очень сочувствую, — сказал Большой Лягух. — С такими людьми лучше бы не общаться. И у супруги его тоже очень скверный нрав и дурные привычки. Она считает, что лягушки, дескать, скользкие, омерзительные создания. И все такое прочее… Вот какие люди обживают сейчас берега родного озера моей жены!

— А известно ли тебе что-нибудь про Лехилампи? — спросила Анни спустя некоторое время. — Оно находится где-то там, далеко в лесах, откуда берет свое начало река Лехиёки…

— А… Лехилампи, — неопределенно отозвался Большой Лягух, глядя совсем не туда, куда указывала рукой Анни. — Я про это озеро почти ничего не знаю. Господин Горностай, говорят, создал там свое царство. Но я не вмешиваюсь в дела других зверей… Что-то, наверно, и впрямь происходит в окрестностях Лехилампи… Горностай действительно охотится там как полновластный хозяин, и, говорят, другие звери обижаются на него… Но сам-то я почти ничего об этом не знаю.

Анни давно заметила, что такие мирные животные, как лягушки, обычно делают вид, будто им ничего не известно про охотничьи дела более сильных крупных зверей, и поэтому она не стала больше ничего расспрашивать. А Большой Лягух тем временем продолжал: