Аномальная зона
Шрифт:
Несмотря на урчание, громкое сопение и угрожающее клацанье клыками, порядок зверолюди соблюдали, и Фролову не пришлось сожалеть о забытой на пищеблоке дубине.
Хлеба и каши хватило всем. Гориллоподобные работяги подходили по одному, протягивая могучими руками глиняную миску. Капитан шлёпал в черпак варева, вручал кус хлеба. Получив свою порцию, зверолюди разбредались по пещере и, опустившись на корточки, не прибегая к помощи ложки, приникали к миске мордой, лакали шумно, цепляли кашу со дня горстями, причмокивая и облизывая волосатые пальцы, чавкая, в три укуса отправляли в пасть хлеб.
Удивительно,
В конце обеда, когда зверолюди, сложив миски на свои лежанки, разбрелись по рабочим местам, к тележке подошли трое и принялись топтаться поодаль.
Капитан догадался, что это давешние пищеносы.
– Айда, налетай, – указав на лохани, радушно пригласил он. И рабсилы поняли: бросились к чанам и дружно запустили в них руки, сгребая со стенок и дна остатки прилипшей каши.
Следующая раздача пищи полагалась через шесть часов – на ужин. Кормили зверолюдей как служебных собак в милицейском питомнике – дважды в сутки. Кроме того, рабсилы самостоятельно промышляли охотой за крысами и летучими мышами, находили в штольнях съедобные грибы, умудрялись в полной темноте ловить голыми руками рыбу в подземной реке.
Подосадовав, что, волнуясь по поводу новых обязанностей, сам забыл про обед, Фролов отыскал в кармане робы кусок чёрствого хлеба, сжевал, а потом уснул, пригревшись в тепле подземелья под приглушенный стук железа о камень в отдалённых штольнях – рабсилы рубили кирками золотоносную породу, дробили тяжёлыми молотами, грузили в вагонетки и катили на промывочный агрегат – драгу.
3
Через несколько дней милиционер вполне освоился с обязанностями баландёра. Рабсилы его слушались, конфликты среди них при раздаче пищи пару раз вспыхивали, но, порычав друг на друга, поскалив клыки и гулко побарабанив себя по груди кулачищами, лохматые чудовища тем и ограничивались, подтвердив свою иерархию в стае и место в очереди за похлёбкой.
Вспомнив рассказ умершего предшественника, Фролов попытался выяснить, кто из рабсилов свободолюбивый, исчезавший непостижимым образом периодически из шахты путешественник Коля. Пищеносы, изрядные, как и прочие троглодиты, долдоны, хотя и не лишённые жутковатого обаяния в звериной своей непосредственности, и вопроса не поняли, когда капитан попытался выяснить личность Коли у них.
Кличек среди рабсилов не существовало, между собой они общались с помощью односложных звуков, больше похожих на рык, но при обращении к людям умели произносить не слишком внятно короткие фразы вроде «дай хлеб», «еда», «каша», «работа», «спать», «ходить»…
Невольно подражая им, Фролов приказывал пищеносам: «Ходить еда!». И те понимали, скалили клыки, радостно урча: «Хлеп… ка-а-ша…»
Впрочем, слов они понимали гораздо больше, чем умели произносить, слушались команд «стоять», «ко мне» и даже более сложных: «Подкати ближе телегу», «Принеси лохань», «Отвали, куда лезешь, я не начал кормёжку!». На вопрос, как тебя зовут, каждый из них отвечал одинаковым рыком: «Р-рабсил!» и стучал
кулаком по резонирующей мощно груди.Капитан долго допытывался у пищеносов, переходя на их обезьяний язык:
– Я – Никита! – бил он себя кулаком по сердцу.
– Кита, – соглашались те, внимательно взирая на него близко посаженными, горящими малиновыми отблесками костров, глазами.
– Ты – рабсил! – тыкал он в меховую грудь собеседника.
– Р-рабсил! – с готовностью подтверждал тот.
– А Коля где? – разводил руками Фролов. – Рабсил Коля кто? – и указывал на толпу зверолюдей, топтавшуюся поодаль в ожидании кормёжки.
– Оля то! – послушно повторяли пищеносы.
– Ну какие же вы тупые! – приходил в отчаянье капитан. – А ещё человекообразные! Человек, бестолочи, – это звучит гордо!
– Чи-ла-век! – радостно тыкали в грудь милиционера рабсилы.
Не раз и не два Фролов, отчаявшись, взывал в толпу зверолюдей:
– Коля! Коля! Ко мне! Еда, хлеб, сахар!
И вот однажды из тёмной массы рабсилов перед кормёжкой выступил гигант. Прижимая глиняную миску к груди, он ответил членораздельно:
– Хлеп, сахар. Коля дай!
Капитан едва черпак не уронил от неожиданности. Потом опамятовался, достал из кармана кусочек припасённого загодя пилёного сахара, протянул, объясняя:
– На, ешь. Стой тут. Потом ещё дам, – и навалил ему с верхом в посудину крупяной каши.
– Па-си-па! – рявкнул тот и мгновенно хрупнул сахаром в крупных зубах.
– Вежливый какой, – удивился милиционер и, указав новообретённому Коле на место подле бачков, крикнул остальным: – Налетай, пещерный народ, в порядке живой очерёдности!
Закончив раздачу пищи, он по-свойски взяв рабсила за плечо, подвёл ближе к костру и первым делом осмотрел его морду. Седая прядь, хотя и замазанная изрядно сажей, оказалась в наличии. Оглядевшись, нет ли поблизости зеков-бригадиров, Фролов сел на обломок скалы. Коля устроился напротив, шлёпнулся задом на землю, охватил длинными руками колени и уставился на нового хозяина преданно, по-собачьи.
Фролов извлёк из-за пазухи ломоть хлеба, протянул зверочеловеку:
– На, ешь.
Тот схватил, понюхал и сунул в пасть, хамкнул со вкусом.
– Ты, Коля, на воле был? Тайга ходил? – приступил к расспросам капитан. – Лес… э-э, деревья, много деревьев видел?
– Идел, – подтвердил, сглотнув угощение, рабсил. – Де-ре-ва многа, ва-да мно-га, е-да мало.
– Болото ходил? Вода, грязь, чавк-чавк! – потоптался на месте, изображая хождение по трясине, милиционер.
– Чав-чав! – оскалился в счастливой улыбке Коля.
Капитан с замиранием сердца понял, что этот рабсил действительно бывал в тайге! И похоже, за пределами лагеря!
– А скажи-ка мне, Коля, э-э… – замялся Фролов, не зная, как при ограниченном словарном запасе зверочеловека объяснить, что от него требуется. – Как ты из шахты выбрался? Отсюда, – обвёл он рукой окружающее пространство, – лес сходить как? – и для наглядности опять потопал, раздвигая воображаемые ветви деревьев.
– Ва-да! – будто бы поняв, изрёк рабсил.
– Да знаю, что болота кругом, вода, – поморщился с досадой милиционер. – Отсюда как ты вышел? Пещера наверх лес ходить как? Бельсмес? Твоя моя понимай?