Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба

Распространение блефа о «случайных миллиардерах» дает три эффекта: смысловой — сокрытие субъекта посредством умолчания (reticence), ценностный — создание кумиров для инфантильных личностей, экономический — взлет капитализации «индустрии общения», включаемой в показатели экономического роста США.

4.5. «Революции 2.0» как государственно-частное предприятие

Вышеупомянутая программа Стэнфордского универси тета «Технологии освобождения» дополняет «треугольник» программ, базой для которого послужила alma mater Барака Обамы — Школа права Гарвардского университета (HLS).

«Предприятие Революции 2.0» зарождается в New America Foundation. В 2006 году этот фонд, HLS, созданный при ней Беркмановский центр Интернета и общества и два частных лица, Ребекка Маккиннон и Этан Цукерман, учреждают многоязычную блогерскую сеть Global Voices, где «посевным инвестором» становится Rockefeller Foundation, затем присоединяются Omidyar Network, Ford Foundation, McArthur Foundation, Open Society Institute (ныне Open Society Foundations) Джорджа Сороса, антикоррупционный Sunlight Foundation (учрежденный на средства тех же Рокфеллеров) и частные лица, в том числе спонсор Facebook Митч Капор.

В 2007 году Беркмановский центр запустил проект «Интернет и демократия», в рамках которого изучается арабои фарсиязычная блогосфера, с 2009 года — русскоязычная.

Второй, обращенной вовне стороной «треугольника» становится Альянс молодежных движений (AYM) — организационно-методический центр «активистов», в 2008–2010 гг. проводящий четыре международных конгресса. Авторы идеи — Джаред Коэн и заместитель госсекретаря по публичной политике Джеймс Глассман. Второй конгресс AYM (2009) открывает Хиллари Клинтон. В мероприятиях участвуют топ-менеджеры Google, Facebook, Twitter, YouTube и фирм-производителей электроники и модной одежды. Портал Movement.org «освещает» технические новинки, помогающие активистам удобнее отправлять сообщения и фиксировать информацию в «сложной обстановке».

В 2009 году профессор Беркмановского центра Лоренс Лессиг посвящает себя «антикоррупционному» направлению, и его труды становятся настольными книгами основателя Occupy Wall Street, «ментального экологиста» Калле Ласна. Профессор Элизабет Колко на базе того же центра создает методическую структуру — Hackademia, ориентированную на активистов без технического образования. Беркмановский центр заключает официальный контракт с фондом рок-звезды Леди Гага, выступающей на гей-прайдах и эпатирующей публику куражом над религиозными символами. Другая звезда, феминистка Вупи Голдберг, участвует в конгрессах AYM.

Таким образом, на смену «лаборатории» Шарпа приходит система с разделением труда, включающая: а) анализ уязвимых сообществ стран-мишеней, б) регулярную поставку текстовых и визуальных данных из стран-мишеней, в) геопространственный мониторинг оборонительных действий стран-мишеней, г) организационное обучение, д) массовое технологическое обучение, е) «культурную обработку» всем диапазоном информационных ресурсов как извне, так и изнутри стран-мишеней.

4.6. Вертикаль революционного рэкета

Штурм Триполи 23 августа 2011 года был приурочен к 20-й годовщине «разгрома ГКЧП», сделавшего распад СССР необратимым. Опыт 1991 года имел, как известно, не только военный и политический, но и экономический аспект (материальные потери РФ в десятилетие «реформ» (1991–2000) составили в 2,5 раза больше, потери СССР во Второй мировой войне). Организаторы «арабской весны» имели соответствующие навыки: специализация профессора Йохая Бенклера в Беркмановском центре Гарварда — «преобразование психологических затрат в экономические эффекты».

Повсеместными эффектами «революций 2.0» являются: коллапс иностранных инвестиций и бегство капитала; выход из строя производств и транспорта; продовольственная инфляция; массовая безработица, в том числе в сфере услуг (туризм, операции с недвижимостью); приостановление государственных инвестиций в энергетику, транспортную и жилищную инфраструктуру, сельское хозяйство (борьба с опустыниванием, орошение); отмена государственных проектов развития (АЭС в Египте).

Качественным отличием «революций 2.0», инициированных на фоне мирового финансового кризиса, является практика прямой конфискации активов в странах-мишенях. В Египте конфискация произведена трижды: а) имущества семьи Мубарака: б) имущества распущенной НДП; в) имущества Вооруженных сил при их реформе.

Невозвращение средств «народам, освобожденным от диктаторов», делает постреволюционные элиты заложниками несбывшихся гарантий и убедительно свидетельствует о том, что: а) номинальные предводители «революций 2.0» являлись лишь конечными исполнителями экспроприации, б) для большинства населения источники «правды о жульничестве и воровстве» представляли больший авторитет, чем государственное руководство, в) предлоги, под которыми репатриация средств (уже «поработавших» в чужом обороте) откладывается, создаются искусственно, г) ущерб для экономических партнеров стран-мишеней, в первую очередь для стран ЕС, запрограммирован, д) исполнители экспроприации сами могут быть экспроприированы.

Универсальным поводом для отчуждения «диктаторских» средств в пользу субъекта информационно-психологической войны служит ярлык коррупции. Произвольность его применения очевидна: из формулировки критериев коррупции; из обозначения этим термином разнородных деяний; из «забвения» факта поощрения тех же деяний в прежние периоды. Однако механизм шантажа элит успешно воспроизводится, чему способствуют:

а) субъектные факторы: гипермонополизация медиарынка; специализация политтехнологического сообщества как рычага контроля элит; специализация квази-НПО, собирающих конфиденциальную имущественную информацию — Transparency International, Center for Public Integrity (CPI), OOCRP, FLARE; прямое партнерство технологов «ненасильственных переворотов» с этими структурами; расширение возможностей сбора информации с мест с развитием киберразведки, геопространственных технологий и социальных сетей; отсюда — беспрецедентное расширение возможностей оговора (диффамации) и неэффективность его судебного оспаривания (по выражению А.Г. Ханта, «информационный мир движется быстрее законодательства»);

б) субстратные факторы: стереотипизация мышления элит в процессе постиндустриального идеологического отбора; личностный дефицит (З. Бжезинский: «В Западной Европе не стало исторического воображения и глобальных амбиций; там нет ни Черчилля, ни де Голля, ни Аденауэра»); отчуждение элит от большинства, в условиях кризиса усугубляемое непопулярной политикой; массовое разочарование и хаотическая агрессия «универсально неудовлетворенного потребителя». Расширению конфискационной практики способствуют: а) заинтересованность США в разрешении финансовых проблем за счет союзников, переведенных в статус вассалов, б) непубличный патронаж мирового правоохранительного сообщества спецслужбами США; в) использование новообразованных антикоррупционных органов для произвольной ротации элит, особенно заметная в странах Восточной Европы.

Маркерами качественного сдвига в конфискационной практике являются а) новые экстралегальные инициативы Белого дома: директива PSD-10 об учреждении Межведомственного бюро по предотвращению злодеяний, указ «О конфискации собственности лиц, причастных к организованной преступности»; б) диффамация судебных систем стран-мишеней, стимулирующая частных лиц к обращению во вненациональные институты; в) распространение имущественной диффамации на духовенство; г) поощрение частных лиц из стран-мишеней, организующих акции в интересах одной элитной группы против другой (пример — премия Е. Чириковой от Дж. Байдена за химкинский «активизм»): д) использование МВФ для управляемой деофшоризации, с прицельным шантажом собственников через Международный консорциум журналистских расследователей (ICIJ) — дочернюю структуру CPI, финансируемую теми же Sunlight Foundation, Omidyar Network, Open Society Foundation, Ford Foundation, McArthur Foundation — спонсорами «революций 2.0».