Анти-Горбачев 5

— Что привело вас сюда в столь ранний час? — поинтересовался Романов, — какие-то кинематографические проблемы?

— Хм… — уселся в кресло Губенко, — кинематографические в частности, как один из подвидов культурных.

— Слушая вас со всем вниманием, — изобразил заботу на лице генсек.

— Дело, собственно, вот в чем, — и Губенко, порывшись в своей папочке с вензелем серпа и молота, вытащил оттуда сиротливый листочек формата даже не А4, а поменьше, — наши невозвращенцы в области культуры просятся обратно… глядя, очевидно, на изменившуюся обстановку в стране.

— Можно конкретнее, — попросил Романов, — невозвращенцы это понятие растяжимое.

— Конечно, можно, — Губенко взял в руки листик и зачитал список, — первым номером тут значится Александр Исаевич Солженицын…

— Начало впечатляющее, — усмехнулся генсек, — а вторым тогда кто? Неужели Рудольф Нуриев?

— Нуриев тоже есть в списке, — не понял начальственного юмора Губенко, — но он отранжирован по профессиям, поэтому второй номер среди литераторов у нас Василий Аксенов… а третий Владимир Войнович. Если же брать кино и театр, то тут указаны Любимов, Юрий Петрович…

— Это который с Таганки?

— Он самый… дела на Западе у него идут, прямо скажем, не блестяще — хочет вернуться в родные пенаты. Далее идут Савелий Крамаров, Олег Видов и Наталья Андрейченко.

— Крамаров отличный актер, — тут же отозвался Романов, — один только Косой в «Джентльменах удачи» чего стоит… у него тоже не все в порядке в Америке?

— Да, — вздохнул Губенко, — все нехорошо у него там, за 6… даже за 7 лет в эмиграции у него всего 8 ролей, причем практически все в эпизодах. А у нас у него и за год столько ролей бывало. Он не нищенствует, конечно, но и успешным человеком его назвать язык не поворачивается.

— А Видов это такой высокий блондин? Тоже в «Джентльменах» играл?

— Да, красавец такой, — подтвердил Губенко, — много снимался в совместных фильмах и в одну из съемок остался там. У него совсем уже предложений нет, 4 фильма за 6 лет эмиграции.

— Хорошо, — постучал пальцами по столу Романов, — дочитывайте уже ваш список до конца…

— Балет… Нуриев уже упоминался, а еще хотят вернуться Барышников и Годунов. Из музыкантов просятся Ростропович с Вишневской. И, наконец, спорт — тут список самый короткий, Белоусова и Протопопов, наши прославленные фигуристы, а также Виктор Корчной… тот самый, который два раза с Карповым бился за шахматную корону.

— Да-да, помню, — ответил генсек, — где-то на Филиппинах они там играли… буддийские монахи еще помогали Корчному…

— Точно, а Карпову помогал гипнотизер из КГБ… по фамилии Зухарь, если не ошибаюсь, — дал справку Губенко, — напряженная борьба была. Кстати вот — и фигуристы, и шахматист никогда не были отмечены в чем-либо антисоветском…

— А Вишневская, например, отметилась, — внес уточнение Романов, — лично несколько раз слушал ее прямую речь на ББС, там она грязью поливала и нашу страну, и людей в ней. Светлана Аллилуева не хочет, кстати, вернуться?

— Нет, относительно нее у меня никаких данных нет. Слышал, что у нее новый муж в Америке, ей сейчас не до возвращений. Итак, Григорий Васильевич, что мы будем делать с обращением этой группы граждан?

— Что будем, что будем… — задумался на минутку Романов, — я думаю, можно всех вернуть, даже Вишневскую… талант же ведь невероятный. За одним исключением — Солженицына пускать в Союз только через мой труп.

— Плохо себя чувствуете? — довольно рискованно пошутил Губенко.

— Если честно, то не очень, — Романов сделал вид, что шутки не понял, — в 66 лет, знаете ли, если проснулся утром и у тебя ничего не болит, это значит, что ты умер… но насчет моего трупа это просто такое идиоматическое выражение… означает, что я сильно против.

— Я и сам много думал именно над этой фамилией… — признался Губенко, — талант, конечно, у Солженицына имеет место, никуда от этого не денешься, но вот эта его самая известная книга, «Архипелаг» — это такая лютая антисоветчина, что пробу негде ставить. Плюс к тому — там больше половины слухи и выдуманные из пальца истории… грубо говоря, вранье полное. Так что пусть себе сидит в своем Вермонте, и ему, и нам спокойнее будет.

— Все верно, все верно, Николай Николаевич, — отозвался Романов, — а Крамарова с Видовым хорошо бы сразу задействовать… с целью показать товар лицом — народ поймет, что к чему.

— Я все понял, Григорий Васильевич, — кивнул головой Губенко, — и еще один вопросик, если позволите?

— Про кинематограф на этот раз, надеюсь? — улыбнулся Романов.

— Точно, про него — я краем глаза видел сценарные заявки на Мосфильме, одна называлась «Маленькая Вера», вторая «Фанат»… Кулиджанов их продвигает…

— Все верно, он совсем недавно заходил ко мне, спрашивал совета как раз по поводу этих двух сценариев.

— Так вот… я, как министр культуры, резко против как Веры, так и Фаната…

— Неожиданно… — прищурился Романов. — А почему, собственно?

— Первая это ж сплошная порнография, а вторая… тупое переложение стандартного каратэ-боевика. Зачем нам это надо?

— Хорошо, — вздохнул Романов, — убедили… займитесь сценариями, переделайте их, чтобы вместо порнографии там появилась сплошная эротика, да и каратэ-боевик можно заменить ведь на самбо-фильм… против самбо у вас ничего не накопилось?

Глава 14

— Против самбо я ничего не имею, — улыбнулся Губенко, — хорошо, подработаем сценарии. И совсем уже последний вопросик, относительно Берлинского кинофестиваля.

— Задавайте, Николай Николаевич.

— От нашей страны туда пригласили «Комиссара» Аскольдова… слышали, наверно?

— Это где Роллан Быков играет старого еврея?

— Именно…

— И в чем вопрос?

— Лично я резко против… тема странная, да и фильм, если честно, не очень удачный в целом — как-то слишком в лоб там все решается.

— Что вы предлагаете?

— Да хотя бы того же Германа послать, «Проверка на дорогах» сейчас на слуху.

— Не возражаю, посылайте Германа, — тут же откликнулся Романов, — главное, чтобы не «Покаяние», а остальное все можно.

— А чем вам так не нравится «Покаяние»? — заинтересовался Губенко.

— Бездарная конъюнктурная поделка, вот чем, — сердито объяснил Романов, — через пять-десять лет о «Покаянии» никто и не вспомнит, в отличие от той же «Проверки».

— Я вас услышал, — отозвался Губенко, делая себе пометку в блокноте.

На этом аудиенция и завершилась.

Невада-Семипалатинск

А на следующий день секретарь генсека, принеся свежую прессу и краткий обзор за сутки, сочиненный в общем отделе, подчеркнул красным карандашом коротенькую заметку в «Казахской правде». Там говорилось следующее: