Антиглобалист

Парень он был с детства экономный.

– Ты не часто ко мне приезжаешь.

– Я совсем не устал, давай лучше по городу прогуляемся. Надеюсь, в тебе еще не умер спортсмен?

– Нет, конечно. Но ты уверен в пешей прогулке, ведь ты только с дороги?

– Ничего страшного, я же ехал сидя, дома еще насидимся, пошли, хочу тебя видеть и слышать, город хочу посмотреть.

И Давид хлопнул брата по плечу. В знак согласия отправился с ним вдоль дороги, уже прикинув план их маршрута, что бы брату было интересно. Вместе с тем спланировал, где его можно будет вкусно накормить. Братья шли бодро, и расспрашивали друг у друга о свежих новостях, Давид лишний раз убеждался в том, что телефонный разговор это не то, нужно видится.

– Лучше расскажи, какие планы у тебя, и надолго ли ты ко мне?

– Ой, я совсем ненадолго. На пару деньков от силы.

– Чего так мало? Останься подольше. Оставайся вообще жить здесь со мной. Помогу тебе устроиться на работу. У меня сейчас работы много. Тем более нужна твоя помощь. Как раз хотел с тобой это обсудить.

– Нет, спасибо Давид. Мне нужно ехать. Я уже решил. На несколько деньков останусь, а потом все-таки поеду. Ты же знаешь. Мы говорили с тобой на эту тему.

– Надеялся, что ты передумаешь.

– Нет, не передумал. – ответил Георгий брату, а потом немного помолчав добавил. – Я это точно решил.

– А как твоя работа, Гриш?

– Я рассчитался. Доделал все, что должен был доделать, естественно заранее предупредил начальство, что буду уходить, попрощался с ребятами и ушел.

– Расчет дали полностью?

– Ну, почти.

– Что, кинули?! – гневался Давид.

– Ну, я не хочу сейчас об этом.

– Хочешь, я разберусь, когда домой приеду, и тебе все вернут. Дай мне телефон бригадира.

– Нет, не надо. Такие смешные деньги, чтобы за них ещё разбираться. Пускай останется им на совести. Давай не будем об этом. Такой прекрасный день. Давай позже об этом.

После минутной паузы Давид начал задавать вопросы:

– Как там с родственниками все решилось?

– Ну, после смерти мамы, ты же знаешь, пошли разборки за землю покойной бабушки, за её участок. Вроде все шло без скандалов и сор, но каждый спешил урвать, свое. Завещание куда-то пропало. И дядя Коля с теть Машей начали вести переговоры насчет всего этого. Мне сосед дядя Степа рассказывал.

– А нас проигнорировали?

– Получается, что так.

– Гриш, ну и как ты все это прокомментируешь?

– «Имейте нрав не сребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю Тебя и не покину тебя, так что мы смело говорим: Господь мне помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?».

– Эх, Гриша, все у тебя так просто объясняется. И на все ты знаешь ответ. Порой смотрю на тебя и завидую. Вот бы и мне эта беспристрастность.

– Ну, Давид, дело здесь не в беспристрастности. Сам рассуди. Да, мама умерла, да, мы следили за этим участком бабушки, родственники нет. Нашли или не нашли дарственную от бабушки, это уже не так важно. Мы с тобой ведь не строили этот дом. Его строил наш прадед своим детям. Нашему деду и его жене, нашей бабушке, он остался в наследство. Они там жили и содержали его в порядке, там выросла наша мама, и её брат с сестрой. Время шло, дети разъехались, тетя Маша уехала в районный центр в дом мужа, дядя Коля уехал в столицу. Потом дед умер, хозяйкой осталась бабушка, а потом и она тоже умерла, и мы, живя по соседству, начали поддерживать этот дом, что бы он окончательно не развалился, также мы пользовались огородом. Но, по существу, дом то не наш. Понимаешь?

– Но ведь и не их, исходя из твоей логики. Вот почему стоило с ними, по крайней мере, поговорить, попытаться разобраться.

– Ты то, все говоришь правильно, но согласись, что прав у них на дом больше, чем у нас. Ведь они дети, а это их родительский дом. И…

Дальше Давид прервал брата:

– И что, а мы внуки. Мне, честно говоря, по барабану, что бы мы получили от продажи этого участка, честно, мне эти копейки не нужны, тут дело принципа, понимаешь? Ведь пока мама и бабушка жили, родственники молчали, и не ставили вопрос ребром, а когда мамы и бабушки не стало, они даже не спросили у нас совета, сами все решили. Понимаешь? В дарственной было четко сказано, что от продажи участка деньги поделить на троих. А они забрали дарственную, потом потеряли. А теперь все оформляют на себя, подкупив юристов. Вот это меня злит. Что они на этой смешной сумме продали наши семейные взаимоотношения. За маленькой материальной выгодой побежали, а на нас наплевали. И знаешь, Гриша, что самое забавное в этой истории. При встрече они будут все так же улыбаться и любезничать, будто ничего и не произошло.

– Давид, не горячись. Бог им судья.

– Это точно. Но, ничего, я ещё до них доберусь, вот только здесь разрешу все вопросы.

– Не надо. Тебе здесь дел хватает. Не стоят они того.

– Да дело не в деньгах. Понимаешь? Тут дело принципа.

– Я понимаю. Не сердись. Ведь написано «кто захочет судиться

с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».

– Эх, Гришка, опять ты за свое. Но, может ты и прав. Не будем пока об этом, тем более ты ко мне в гости приехал, а я даже не накормил тебя ещё. Пойдем в кафешку, перекусим. Я с утра ничего не ел.

– Давид, у меня есть яблоки. Может, потерпим до дома, а там что-то приготовим?

– Яблоки – это хорошо. Но я хочу нормально поесть, да и ты с дороги явно голодный.

Георгий знал упрямство Давида, и поэтому уступал.

И вот через какое-то время они уже сидели, в кафе сделав заказ. Опять разговорились. На этот раз Давид начал расспрашивать Григория о духовном выборе брата, почему тот начал так мыслить, почему не стал жить как обычные люди:

– Брат, я знаю, что тебе было нелегко. Я здесь весь в работе, а ты там все эти годы, больная мать, работа на стройке, ночи без сна, потом безработица, и опять рутинная тяжелая работа. Ты же знаешь, я тут повязан с дядей пока.

– Но ведь и ты помогал нам деньгами, и трудился не меньше.

– Деньги не то. Ты дарил матери внимание, заботу и любовь. Ты хороший сын.

– Ты тоже. Она очень гордилась тобой. А то, что касается моей религиозности, я, наверное, пока не смогу тебе объяснить словами те открытия, и изменения, произошедшие за последние несколько лет. Но обязательно попытаюсь, чуть позже, после моей поездки в город N. Хотя, есть большая вероятность, что я останусь там.

Долго общались братья, успели попить дважды чай, обсудили несколько тем, и даже по пути домой, продолжили дискуссию. Давид прощал брату его религиозные наклонности, и старался не перечить в этом, потому что мало разбирался в религии. Он доверял брату, и верил исходя из того что видел, а видел он веру которая помогла брату в трудные минуты. И это было хорошо.

Единственное, что тревожило его сейчас, это то, как сложится жизнь Георгия дальше.

Исаия 41:10 «не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей».

Глава 3

Инна работала менеджером в крупной фирме оптовой перепродажи аграрной продукции, а также удобрений, и техники связанной с агробизнесом. Офис фирмы находился в центре города, поэтому добираться до рабочего места приходилось долго, так как Инна жила практически на окраине. Девушка любила поспать, но высыпаться предпочитала в выходные, это знание и предвкушение субботы помогало вскочить на ноги рано. Тем более что ранние подъемы были выгодны тем, что общественный транспорт не был перегружен. «Почему большинство людей выбирают давку в автобусах и метро? Она начинается, всегда в одно и то же время, не проще выйти на 20 минут раньше»? – думала девушка, сидя в полупустом автобусе слева у окна, на предпоследнем сдвоенном сиденье глядя на постсоветскую архитектуру. За окном виднелись советской постройки панельные дома и неработающие заводы, которые по неведомым Инне экономическим или другим причинам остановили свою работу. Девушке казалось, что это не правильно, и что кто-то допустил большую ошибку, либо кто-то другой допустил правильный циничный расчет, раз мы из страны производителя превратились в бедную страну менеджеров. Инна ловила себя на мысли, что не любит свою работу, не потому, что нужно трудиться, а потому что в ней не чувствовалось созидательности. Да, агробизнес по ее мнению, был неотъемлемой частью жизни человечества. Но если копнуть глубже, а Инна любила копать глубже, и посмотреть какими вредными для почвы удобрениями засыпают землю, что бы получить больший урожай, то сразу становилось понятно, что это больше вредит нынешнему и грядущему поколениям, природе, и планете в целом. «Весь этот бизнес – думала девушка – построен целенаправленно на заработок денег, и люди которые за ним стоят, судя по всему, думают о краткосрочной выгоде. Потому, что не верят ни во что большее, кроме доллара. Потому что бояться за короткую свою жизнь упустить шанс подразнить рецепторы желудка хорошей едой, зрения, хорошими путешествиями и видами, самолюбия и тщеславия своей властью могуществом и влиянием, да всем чем угодным, но только себе, и своим отпрыскам».

Инне же хотелось быть по-настоящему полезной, а не быть, пусть и маленьким, но звеном в целой структуре, которая ей казалась в корне неправой. Да, она была не против капитализма, и того, что кто-то на этом заработает. «Пусть – думала она – лишь бы делали все честно с мыслями и делами об окружающих людях, о природе в целом».

Но больше всего Инна сердилась на свою беспомощность. Ведь сама ничего не делала, что бы изменить ситуацию, потому что не знала, как её изменить.

Так девушка была уверенна, например, что целлофановые пакеты и пластик засоряют окружающую среду, поэтому одно время старалась покупать продукты без лишних пакетов, завела авоську, но некоторые товары все равно приходилось брать в пакеты, такие как картошку, лук, помидоры, иначе в супермаркете не взвесишь и не купишь товар. А если она и просила продавцов на рынке не укладывать один банан, или один апельсин в пакетик, долго приходилось объяснять свою позицию, и это приводило лишь к ухмылке со стороны продавцов, которые рефлекторно улыбаясь, не понимая до конца, что от них хотя, завязывали мертвым узлом пакет с содержимым. После чего Инна подолгу ковыряла уже дома на кухне ногтями эти узлы, что бы сберечь пакеты для дальнейшего использования в быту, что бы опять-таки поменьше выкидывать. Вся эта ее суета касалась также моющих средств порошков и прочего, которые по ее мнению попадали в воду и загрязняли почву, да и саму воду девушка старалась экономить и не тратить по пустякам. Все это требовало усилий, контроля, и дисциплины. «Подумаешь, какая-то мелочь, целлофан и пластик – считала она – но как же это все тяжело выполнить, чего уж тут говорить о других проблемах которые нас окружают». Когда излишне горел свет, Инна задумывалась об электростанциях, и об их вреде на окружающую среду, когда пользовалась газовой печкой, задумывалась об атмосфере. Она сортировала мусор, отдельно выбрасывала пластик, в специальные приемные пункты относила накопившиеся испорченные батарейки, учувствовала в акциях протеста против вырубки лесов.