Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

С проектом освобождения у Саса не все так просто. Он признает, что та функция, которую в настоящее время выполняет психиатрия, является одной из необходимых для выживания общества. Тем самым психиатрия в ее современном смысле не сможет исчезнуть до тех пор, пока не появится новая институция, которая придет ей на смену и будет выполнять ее функции, точно так же, как когда-то сама психиатрия заступила на место инквизиции [549] .

Сас предлагает какие-то стратегии реформирования лишь в немногих своих работах, да и то они представлены в виде набросков. Наиболее четкий набросок возможных перспектив можно найти в его работах «Закон, свобода и психиатрия» и «Куда движется психиатрия?». Здесь он отмечает, что все возможные реформы и изменения должны быть основаны на трех предварительных предпосылках: 1) свобода как ценность должна иметь приоритет выше ценности здоровья; 2) в отношении психической болезни должна применяться такая же презумпция, как в уголовном праве: человек невиновен и здоров, пока не доказано обратное;

549

Сас Т. Фабрика безумия… С. 32–33.

3) изменение отношения общества к социальным проблемам должно происходить медленно и постепенно [550] .

В этих изменениях Сас выделяет долгосрочные и краткосрочные цели. К краткосрочным он относит: 1) общественное признание того факта, что психиатры и недобровольно госпитализированные больные – противники, в больных необходимо развивать чувство свободы, освобождения и противоборства; 2) права пациентов должны защищаться специально созданными для этого организациями; 3) психиатрические больницы должны перестать быть единственной альтернативой для тех, кто не может жить больше нигде, необходимо развивать другие гуманные и разумные варианты убежища; 4) госпитализированные пациенты должны максимально сохранять свои права; 5) недобровольная госпитализация должна перестать быть средством решения всех проблем; 6) необходимо сообщать людям об опасностях психиатрической госпитализации, об отличиях между медициной и психиатрией, о риске и ловушках, которые существуют в этой области, и поощрять их обращаться при попадании в них за помощью. Долгосрочные цели возможных изменений, по Сасу, таковы: 1) отмена недобровольной госпитализации в психиатрические учреждения; 2) сохранение всех прав человека и гражданина за психиатрическими пациентами; преобразование психиатрических больниц в учреждения, функционирующие на основании договорных принципов; 3) исключение психического заболевания из ряда доводов, оправдывающих преступления [551] .

550

Szasz T. S. Whither Psychiatry? // Social Research. 1966. Vol. 33. P. 439–462.

551

Pols J. Te Politics of Mental Illness… P. 57.

По сравнению с другими антипсихиатрами Сас был исключительно теоретиком: он никогда ни одного дня не работал в психиатрической больнице, не предложил никакой программы психиатрического реформирования и никогда не развивал практических проектов. Его сила как антипсихиатра по преимуществу состояла в ожесточенности критики. Скорее даже не в ее последовательной сокрушимости (его критические аргументы можно оспорить и в них достаточно уязвимых мест), а в жесткой критической декларативности. Говоря о самой известной книге Саса «Миф душевной болезни», Ральф Словенко совершенно справедливо замечает, что «в конечном счете название книги оказало большее действие, чем ее содержание» [552] .

552

Slovenko R. Commentary on Tomas Szasz // Te Journal of Psychiatry & Law. 2002. Vol. 30. P. 119.

Век британской психиатрии был недолог, в конце 1970-х Лэйнг и Купер отошли от «антипсихиатрических дел». То же самое касается и антипсихиатрии итальянской: в 1980 г. умер Базалья. Антипсихиатрия в классическом смысле этого слова, которая заявила о себе в 1960-х годах, к началу 1980-х постепенно угасла. Сас здесь – единственное исключение.

Вплоть до своей смерти в 2012 г. Сас продолжал оставаться ярым критиком психиатрии, и если в 1960-е, в эпоху кризиса объяснительных гипотез, такая критика была еще оправданной, то в 1990-е и 2000-е годы, во времена второго рождения физиологической психиатрии, она уже не могла восприниматься как адекватная времени. Еще в 1977 г. он писал: «В настоящее время не существует нейропатологического или нейрохимического диагноза, который в условиях клинической лаборатории или аутопсии может быть связан с ней (шизофренией). Когда (и если) это произойдет, шизофрения станет болезнью» [553] . В 2005 г. Эдвин Торри, оппонент Саса, оценивая это высказывание, современную медицинскую ситуацию и сохраняющийся критицизм своего противника отмечал: «Сейчас есть много таких отклонений. Вопрос в том, является ли д-р Сас человеком слова и может ли он это признать». Выше Торри указывал: «В 1961 г., когда он опубликовал “Миф душевной болезни”, его взгляды на шизофрению согласовывались с имеющимися в то время данными. В 2004 г. в свете современных исследований его взгляды, которые не меняются, кажутся анахронизмом, что влечет отказ критиков от рассмотрения всего корпуса его работ, большая часть которых все еще значима. Неспособность изменить убеждения при столкновении с принципиальными свидетельствами отнюдь не является достоинством» [554] .

553

Szasz T. S. Szasz on Schizophrenia (Letter) // British Journal of Psy chiatry. 1977. Vol. 130. P. 520.

554

Torrey E. F. Psychiatric Fraud and Force: A Reply to Szasz // Journal of Humanistic Psychology. 2005. Vol. 45. No. 3. P. 401.

Наверное, в идейном отношении Сас пережил свое время, в каком-то смысле так было и с Лэйнгом. Однако благодаря неустанной работе Саса общественность узнала, что «душевная болезнь – это миф», а «психиатрия – это практика принуждения». Эти лозунги, подобные тем, что выдвигал Лэйнг, объединили многополярное с противоречивыми позициями пространство, в котором проблема психического заболевания была осмыслена и оценена. Неизменность критического настроя Саса и его критическая твердость привлекали в это пространство новых и новых противников и сторонников, заставляя их задуматься над феноменом психического заболевания, превращая его в проблему и много лет поддерживая этот проблемный характер. Одновременно непоколебимость Саса приводила к переоценке недавней истории психиатрии, ее открытий и новых объяснительных гипотез, к осмыслению того, какой должна быть и может быть критическая теория в современной психиатрической парадигме.

VII. Ирвинг Гофман

1. Социология человека

Ирвинг Гофман был из тех исследователей, право на которых с рвением оспаривают многие науки. О нем как о своем говорят социология и психология, философия и психиатрия, а также множество смежных областей. Такое специфическое положение Гофмана обусловливается его интересом к прикладным пространствам и, разумеется, нетипичностью его фигуры для самой социологии. Часто говорят, что он был скорее не социологом, а «систематическим социальным теоретиком» [555] , что он сблизил разнообразные науки о человеке [556] , что к его ранним работам социологи так и остались холодны, обратно пропорционально теплоте приема за пределами социологии [557] .

555

Giddens A. Gofman As a Systematic Social Teorist // Erving Gofman / P. Drew, A. Wooton (eds). Boston: Northeastern University Press, 1988.

556

Geertz C. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. N.Y.: Basic Books, 1983. P. 341.

557

Scheibe K. Self Studies: the Psychology of Self and Identity. Westport; Conn.: Praeger, 1995. P. 50.

Одно из приоритетных дисциплинарных пространств, интересующих Гофмана, – психиатрия, и именно ей принадлежат междисциплинарные работы «Стигма» и «Приюты». Исследуя мир стигматизированных психически больных и их жизнь в пределах тотальных институций, он пытается распутать ткань социальности. Психиатрический дискурс Гофмана, имея самостоятельную ценность в рамках критической теории психиатрии и развития антипсихиатрии, с его вниманием к межличностной интеракции и законам социального взаимодействия, является органичной частью его социологического проекта. Именно в его психиатрических работах перед нами предстает неразрывное сплетение интереса к социальному взаимодействию и способности проникать в глубины внутреннего мира человека. Гофман – самая известная фигура из мира социологии, которую обычно называют в числе критиков психиатрии. Он с особой остротой и яркостью поставил вопросы о стигматизации и подавляющих личность тотальных институциях, о социальном мире психически больного и его функционировании в психиатрической больнице.

Метод Гофмана в чем-то традиционен. Отклонения в пространстве социального используются как инструмент, позволяющий увидеть те процессы, что в своих обычных, усредненных проявлениях не очень заметны. В работе «Стигма» он пишет о нормативных ожиданиях: «Как правило, мы не осознаем, что составили такие требования и не осознаем самих требований, пока не столкнемся с проблемой их выполнения. Именно в этот момент мы, по всей видимости, понимаем, что все время формулировали для себя определенные предположения относительно того, каким должен быть находящийся перед нами индивид» [558] . Поэтому для Гофмана проводить исследования в психиатрическом пространстве не означает лишь «играть в малую психиатрию» [559] , это значит «посмотреть на психиатрический мир, просто для того чтобы понять, что можно узнать об общих процессах социальной жизни» [560] .

558

Gofman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. L.: Penguin, 1963. P. 12 (рус. пер.: Гоффман Э. Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью. Ч. 1, 2 (гл. 3–6) / пер. М. С. Добряковой; Ч. 5. Отклонение и девиация / пер. А. Мактас // Социологический форум. 2000. № 3–4). В случае наличия перевода мы цитируем его, непереведенные фрагменты приводим по оригинальному источнику.

559

Gofman E. Asylums: Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. N.Y.: Anchor Books, 1961. P. XI. (В русском переводе доступны введение и заключение гл. 1: Об особенностях тотальных институций / пер. О. А. Власовой // Личность. Культура. Общество. 2008. Т. X. Вып. 3–4. С. 38–50; а также: гл. 2: Моральная карьера душевнобольного пациента / пер. В. Г. Николаева // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11. Социология. Реферативный журнал. 2001. № 1. С. 100–141.

560

Gofman E. On Some Convergences of Sociology and Psychiatry // Psychiatry. 1957. Vol. 20. P. 201.

В строго социологическом смысле психическое заболевание значимо лишь постольку, поскольку изменяет социальную судьбу человека, накладывает отпечаток на его статус в обществе и отношения с другими людьми. Гофман не ставит своей задачей критику медицинского толкования психического заболевания, его интересуют лишь социальные последствия, социальный статус психически больного человека. Представление об утрате разума, которое традиционно связывается с началом психического заболевания, он называет всего лишь культурно приобретенными и социально укорененными стереотипами. Они возникают при попытке описать голоса, которые слышит больной, его темпоральную и пространственную дезориентацию. На его взгляд, все эти феномены являются психическими проявлениями временного эмоционального расстройства и представляют собой реакцию на напряженную ситуацию, с которой человек сталкивается в этот момент. «В обществе, – отмечает он, – принято считать, что обитатели психиатрических больниц находятся там прежде всего потому, что страдают психическим заболеванием. Однако, судя по тому, что за пределами психиатрических больниц “психически больных” столько же или больше, чем внутри них, можно сказать, что они страдают явно не от психического заболевания, а от непредвиденных обстоятельств» [561] . В другом месте Гофман пишет: «Официальная психиатрическая доктрина склонна определять отчужденное поведение как психотическое, это представление подкрепляется циркулярными процессами, которые вынуждают пациента демонстрировать отчуждение в более причудливой форме…» [562] . Все феномены психической ненормальности и связанные с ними социальные институции интересуют Гофмана не сами по себе, а в комплексе других подобных феноменов: психическое заболевание – в пространстве стигмы, психически больной – в пространстве стигматизации и моральной карьеры стигматизированного, психиатрия как теория и практика – в горизонте тотальных институций общества.

561

Gofman E. Asylums… P. 135.

562

Gofman E. Asylums… P. 307.

Энн Брэнаман в статье «Социальная теория Гофмана» выделяет четыре магистральные идеи его творчества.

1. «Я» – это социальный продукт. Во-первых, это продукт действий, развертывающихся в социальных ситуациях, поскольку никакой предзаданной сущности человека, которая в этих ситуациях выражается, попросту нет; смысл «я» возникает в публично реализуемом поведении. Во-вторых, несмотря на то что индивиды в установлении этих действий самоиндикации играют ведущую роль, они все равно конституируют только тот образ «я», который получает социальное одобрение в наличной статусной иерархии. Поэтому «я» есть социальный продукт и напрямую зависит от ратификации общества – его одобрения или неодобрения.

2. Степень одобрения конституированного образа «я» другими зависит от причастности индивида к структурным ресурсам и разделения характерных атрибутов доминирующей культуры.

3. Анализ Гофмана развертывается в пространстве драмы, ритуала и игры – метафор манипулятивных и моральных аспектов социальной жизни. При этом манипуляция и этика неразделимы, этика развивается не за пределами нас самих или над нами, она конституируется в действиях и ритуалах взаимодействия, предназначенных для подтверждения статуса индивида.