Антология «Дракула»

— Хорошо, что Георгиу умер, — заявил Ион. — Он постоянно расстраивал маэстро.

Кейт понятия не имела, что чиновника звали Георгиу.

Очередная проволочка вызвала у Фрэнсиса новый приступ отчаяния. Тем не менее ему пришлось отложить съемки и ждать, пока труп не увезут и власти не проведут необходимое расследование.

Полицейский инспектор расхаживал всюду в сопровождении Иона. На месте происшествия он подобрал несколько сломанных ветвей, осмотрел пожитки Георгиу и на этом счел свою миссию законченной. Иону каким-то образом удалось убедить инспектора поторопиться.

Все члены группы были согласны с тем, что этот мальчишка — настоящее чудо.

— Мисс Рид, — окликнул Ион.

Кейт отложила газету.

В этом самоуверенном парне, одетом в американские шмотки, со стильной стрижкой, сделанной киношным парикмахером, невозможно было узнать оборванного бродяжку, который постучатся в ее номер в Бухаресте.

Кейт выжидающе взглянула на него.

— Джон Попп, — представился Ион и похлопал себя по груди. Звук «дж» он произносил безупречно. — Джон Попп, американец.

Кейт не сомневалась, что все так и будет.

Ион — нет, Джон сбросил с себя прежнюю национальность и все, что с ней было связано, как змея сбрасывала кожу. В качестве новенького американца, розовощекого и ясноглазого, он был неуязвим для всех опасностей.

— Ты хочешь перебраться в Америку?

— О да, мисс Рид. Америка — молодая страна, жизнь там бьет ключом. Страна со свежей кровью. Каждому там предоставлена полная свобода выбора. Короче, это самая подходящая страна для вампира.

Кейт не знала, кого больше жалеть — молодого вампира или Американский континент. Одному из них неизбежно предстояло горькое разочарование.

— Джон Попп, — повторил счастливый Ион.

Может быть, Дракула был так же счастлив, решив перебраться в Великобританию, в то время самую живую страну в мире, такую, как сейчас Америка? Граф совершенствовал английское произношение, разговаривая с Джонатаном, заучивал наизусть железнодорожное расписание, с удовольствием выговаривая экзотические названия — Сен-Панкрас, Кингз-Кросс, Юстон. Наверное, свое англизированное имя — граф Девилль — он тоже часто повторял, смакуя его вкус.

Конечно, Дракула считал себя завоевателем, полновластным правителем всех тех земель, на которые ступала его нога. Ион — Джон куда больше напоминал ирландского эмигранта, которые потоком хлынули в Америку в начале столетия, уверенные, что эта страна невероятных возможностей, где каждый парикмахер или продавец картофеля может стать финансовым воротилой.

Охваченная противоречивыми чувствами — завистью к его юным надеждам, пронзительной нежностью, желанием оградить его от всех возможных бед, — Кейт поцеловала Иона. Он неловко передернул плечами, в точности как мальчишка, которому досаждает своими ласками пожилая тетушка.

Ущелье Борго окутал туман. Из белой пелены выступают черные вершины утесов.

Карета медленно продвигается по горной дороге. Пассажиры опасливо глядят по сторонам.

Мюррей: Помните этот последний пузырек лауданума… Я осушил его одним махом.

Вестенра: Это было впечатляющее зрелище, парень.

Мюррей: Все равно что побывать в Хрустальном дворце.

Харкер сидит рядом со Свейлсом и смотрит на древний замок, который маячит впереди. Полуразрушенные башни упираются в затянутое тучами небо.

Голос Харкера: Замок Дракулы. Дорога, петляющая по лесу, ведет меня к нему. Граф. Эта страна и есть Дракула. Он слился воедино с этими горами, деревьями и землей.

Карета останавливается. Мюррей высовывает голову из окна и удивленно вздыхает.

Свейлс: Ущелье Борго, Харкер. Дальше я не поеду.

Харкер смотрит на Свейлса. На лице кучера не отражается ни малейшего страха, но взгляд его ускользает.

Из туманной дымки, как торпеда, вырывается черкая пика, которая насквозь прокалывает Свейлса. Окровавленный конец торчит у него меж лопаток.

Свейлс бормочет проклятия и цепляется за Харкера, пытаясь насадить его на острый конец.

Харкер молча сопротивляется, упираясь рукой в голову Свейлса. Он толкает его изо всех сил, и мертвец ослабляет хватку. Свейлс падает с козел и катится с обрыва, беззвучно исчезая в темноте.

Мюррей: Черт побери, парень! Это уже чересчур.

Замок Дракулы возвышался в ущелье Борго. Наполовину он состоял из темных, поросших мхом камней, наполовину — из новехоньких золотисто-желтых досок.

Кейт находилась под впечатлением.

Хотя разрешение на съемки до сих пор не было получено, Фрэнсис приказал своей команде строить декорации замка. Бухарест был далеко, и теперь, после смерти Георгиу, казалось, что рука Чаушеску не сможет до них дотянуться.

С определенного ракурса замок казался древней цитаделью, самым подходящим обиталищем для предводителя вампиров. Но стоило сделать несколько шагов по тропе, он превращался в пустую скорлупу, подпираемую деревянными брусьями. Сооружение из крашеных досок и камней.

Если Малютки Мейнстера все еще скрывались в лесах, они могли воспрянуть духом, увидев этот великолепный замок. Наверняка он помог бы им сплотиться. Кейт, напевая «Бумажную луну», представляла себе вампиров, которые стремятся в этот горный край, чтобы увидеть поддельный замок и своего повелителя, который на самом деле всего лишь актер с размалеванным лицом.

Около ворот суетился охранник, снимая слой паутины с решеток при помощи приспособления, похожего на пистолет. Рядом на земле стояли клетки с хищниками, которых вскоре предстояло выпустить. На горном склоне виднелись бесчисленные колья с укрепленными наверху велосипедными седлами, на которых актерам массовки предстояло изображать обреченных на медленную мучительную смерть.

Это была великолепная фальшивка.

Фрэнсис, опираясь на посох, раздавал на все стороны распоряжение и приказы. Ион — Джон, его верный Ренфилд, как всегда, был рядом со своим маэстро.

— Орсон Уэллс сказал, это лучшая игрушечная железная дорога, о какой только может мечтать мальчик, — изрек Фрэнсис.

Ион, скорее всего, и понятия не имел, кто такой Орсон Уэллс.

— Но в конце концов все это вышло ему боком, — завершил Фрэнсис свою загадочную тираду.

В кармане жакета Кейт нащупала пластмассовые клыки, которые остались у нее после вечеринки, посвященной сотому дню съемок. Теперь приближался двухсотый день.