Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

Я прямо воскрес — такой человек попался замечательный, у меня камень с души свалился, слезы на глазах выступили, говорю:

— Дело ведь не в деньгах… Сто рублей— это не деньги!

Он кивает, кладет еще пятьдесят рублей, говорит:

— Русский русскому всегда поможет!

Я заплакал, честное слово. Стою, плачу, говорю:

— Ты сам не знаешь, что ты для меня сделал сейчас.

От смерти спас! Я думал, что перевелись на нашей земле хорошие люди, что за так никто ничего не делает. Ан нет! А деньги эти — ерунда!

Он тоже заплакал, достает еще двадцать пять рублей, кладет на стол, говорит:

— Русский русскому последнее отдаст.

Я обнял его как брата, говорю:

— Деньги могу разорвать и выбросить, но мне нужно принести их жене. Доказать ей, что не все у нас продается и покупается. А сами по себе вот эти деньги твои — это тьфу!

Он тоже растрогался, говорить не может уже, только руками разводит. Я собрал себя в кулак, говорю:

— Ну, все, хватит слюни пускать, пошел я.

Он спрашивает:

— Мне здесь подождать… насчет кафеля?

Я говорю:

— Все здесь ждут.

И исчез.

Жену жалко, но выпорю, потому что моя правда — душевных людей на Руси больше. Просто они встречаться стали реже.

Милый граф

Вчера вижу — опять один застойный лозунг висит: «Книга — лучший подарок!» Ничего не боятся враги перестройки. Мы ушами хлопаем.

А я этот лозунг на себе испытал. Шесть лет назад в пятницу совпало: пятница, получка и мне день рождения в понедельник.

Я сбросился, ребята быстро сбегали, на сдачу купили мне лучший подарок.

В субботу открываю глаза — есть хочется. Полез в холодильник, там ничего, только книга лежит.

Достал — читаю. Там такая история.

Семья одна дома сидит. За окном дождь льет как из ведра, слякоть, скукота, в общем, страшная. Вдруг звонок — граф приехал, не предупредивши. Все обрадовались, а то не знали, чем заняться, даже обедать не хотели. Главное — дочь у них красавица на выданье, та прямо расцвела как роза — граф ей знак внимания сделал. Разговоры пошли про знакомых. То да се. Сели кушать. Угощают его наперебой:

— У нас натуральное все, из деревни. Кушайте, не стесняйтесь.

Ну, выпили, конечно, это само собой. Вечером в карты стали играть, танцы устроили, дочь спела три романса. То да се. Граф домой засобирался, его не отпускают:

— Милый граф, останься.

Он не дурак, остался. Все прослезились аж. Под утро только уехал.

Такая история. Почитал, смотрю — времени три часа, обедать пора. А за окном льет как из ведра, слякоть, скукота страшная.

У кого, думаю, дочь-то на выданье?.. Да у соседа снизу!.. Он сам не то по торговой части, не то, наоборот, из ОБХСС.

Да какая разница? Знакомы хорошо. Я их заливал пару раз. Да и так на балкон выйдешь — они внизу всегда… предупреждают, чтобы пепел на цветы не стряхивал. Главное, я не припомню, чтобы к ним последнее время кто-нибудь в гости приходил.

В общем, спускаюсь — звоню.

Открыл сам. Иван его зовут. Ее Зина… Его Иван, по-моему.

— Здорово.

— Здорово. Чего тебе?

Спрашиваю:

— Не обедали еще?

— Нет, сейчас садимся.

Я прохожу. Стоим молчим. Он вроде уже хотел пригласить обедать, но тут жена его откуда-то возникла, говорит:

— Чего он пришел?

И за стену вдруг хватается и к ванной ногами начинает перебирать. Перебирает, перебирает, тут он кинулся, раньше ее успел, потолок разглядывает — сухо там. А с чего будет сыро? Я даже не умывался утром.

Теща из кухни вышла, дочь из комнаты выглядывает. Про тещу вообще в книге ничего не сказано, я с ней даже здороваться не стал. Дочери подмигнул, говорю:

— Роза какая вымахала. На одни тряпки ей разоришься.

Она в слезы.

Теперь, думаю, надо про знакомых чего-нибудь загнуть. Говорю:

— Серегу-то из тридцать седьмой посадили… за воровство. Письмо прислал, велел вам кланяться.

Они таращатся — какого Серегу? Может, и не знали его. Молчат стоят, я тоже молчу. Тишина мертвая. Теще надоело, говорит:

— Вы извините, мы сейчас обедать будем.

Ага! Говорю:

— Я сам еще не завтракал.

Удачно так намекнул. И сразу вдогонку говорю:

— Если у вас все натуральное, с рынка, то я как раз это уважаю.

Зинку, смотрю, трясет немного. Думаю, может, от жадности. Говорю:

— Я не объем. Так… выпьем, закусим и все… вечером танцы и в карты до утра.

Совсем тихо стало… как на кладбище, даже тише. Потом дочь говорит:

— Да он пьяный в стельку.

Вот дура! Совсем, наверное, ничего не читает. Говорю ей:

— Лучше романс какой-нибудь спой, чем ерунду-то городить.

Ну и тут они велели ей в комнате скрыться, дверь входную распахивают, а я понял уже, что лозунг про книгу фальшивый. Пишут в них, чего в жизни не бывает.

Книга — это лучший подарок… для врага!

В общем, не стал ждать скандала, вышел сам, но с лестницы сказал им:

— Радоваться людям разучились.

И пошел в столовую. У нас там так кормят, что любому человеку рады.

Такая любовь

Действующие лица:

Врач.

Больной.

ОНА. Следующий.

ОН. Вы психиатр?

ОНА (улыбается). Я. Здравствуйте, больной.

ОН (улыбается). Здравствуйте.

ОНА (улыбается). Слушаю вас, больной.

Он молчит, улыбается.

Что с вами, больной?

ОН. Все нор-рмально!

ОНА. Очень хорошо. А кто вас направил ко мне? Хирург, терапевт?

ОН. Жена.

ОНА. Жена?!

ОН. Говорит: «Сходи к психиатру».

ОНА. Она так и сказала: «Сходи к психиатру?»

ОН. Да. Говорит: «Сходи к психиатру». Ну я и пришел. ОНА. Та-ак. На что жалуетесь, больной?

ОН. Все нор-рмально, доктор! Здравствуйте.

ОНА. Здравствуйте. А почему жена попросила вас сходить к психиатру?

ОН. Не знаю. Говорит: «Сходи к психиатру». И все. Я пришел. Я же не мог ей отказать, правильно? Я же люблю ее!