Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:

* * *

Безбрежна жизнь. Бессмертна смерть. Иллюзий — ни на грош: Из ниоткуда ты пришел И в никуда уйдешь. Мгновенья вечности — века Промчатся без следа. В бездонной млечности Земля Застынет глыбой льда. А где-то вспыхнет мир иной — Чужого бытия… А с этой глыбы ледяной Писать вам буду я.

IX. Практически народ

Про
автора

Александр ШИРВИНДТ

Мне лично на слух из всех моих друзей-писателе ближе всех по духу (по слуху, по духу — шикарно!) Михаил Мишин. Он импонирует мне идентичностью сценического пребывания… Строг, ироничен, непроницаем в лице, хорошо держит паузу и удар антисмеховой реакции в зале. Горд, красив, строен, интеллигентен и знает английский.

За исключением последнего пункта, мы дико похожи…

Семен АЛЬТОВ

Помимо всего прочего, у Миши поразительная способность к языкам. В 80-х, в Польше (наша с ним первая загранице), он с ходу заговорил по-польски.

В варшавском кинотеатре мы жадно пожирали «Крестного отца». Миша интеллигентным шепотом мне переводил, боясь помешать залу. Шипели со всех сторон. И вдруг сзади крикнули: «Землячок, громче, а то нам не слышно!»

Оказалось, зал набит туристами из Союза.

Думаю, дать Мише в молодости хорошенькую китаянку — и к вечеру он заговорил бы по-китайски. Во всяком случае, она бы поняла, чего он хочет.

Абсолютный слух в сочетании с абсолютным чувством юмора позволили Мише блестяще переводить зарубежные пьесы, превращая их в российские театральные шлягеры…

Ксения ЛАРИНА

Если бы его популярность не была столь велика, то его вполне можно было бы принять за безработного физика. Вариант — работающего, но регулярно не получающего зарплату.

…Он всегда знает больше, чем уверяет. Он никогда не бывает скучным и злым. Он любит простые предложения и нетрадиционные знаки препинания…

…Легкая усталость ему к лицу. Ему ничего не стоит соблазнить женщину, в нем есть нечто демоническое…

(Вот это мне нравится! Что ж раньше~то молчала, Ксюша?! — ММ)

Спасибо, Шура!

Спасибо, Сеня, спасибо, Ксюша!

Насчет языков — все легенды

Что знал по-испански — все позабыл…

По-польски и забывать нечего было.

Китаянки не попадались.

Лишь тень пассивного английского позволяет ковыряться с театральным переводом

Но нравится!

И задача захватывает и процесс:

снимаешь одежду из чужих слов

с безъязыкого смысла

и пытаешься одеть его (смысл)

в платье родной речи —

чтоб нигде не топорщилось и сидело как влитое.

Я — дилетант.

Но осторожный.

Берусь только за то, с чем, думаю, смогу справиться.

Может, и включил бы в эту книжку пару пьес

(их-то, в основном, и перевожу),

но — антология, господа.

Считается, тут должно быть только свое.

А переводы, может, издам когда-нибудь отдельно.

Тогда и восхититесь

С тем, что исполнялось на эстраде, — проще.

Тут все собственное.

Желающие могут приступать к восторгам

прямо сейчас.

Но могут и позже

Согласен на любой вариант.

Практически народ

Я, товарищи, рад нашей встрече. Такие встречи нас с вами сплачивают. На таких встречах думается о многом, и прежде всего о венике. Из легенды, когда помирал отец и вызвал к себе сыновей, сломал перед каждым отдельный прутик от веника, потом сложил прутики вместе — и веник уже не сломался. И мы, товарищи, сейчас, как никогда, должны сплочаться, чтоб быть таким вот легендарным веником.

Вместе с тем мы слышим такие разговоры, что у нас тут трещины, что какие-то разрывы, что между прутиками конфликты, что одни — толще, другие — тоньше. Что, мол, у кого-то тут есть какие-то привилегии. Что можно сказать, товарищи? Мне тут правильно подсказывают: это хуже обмана.

Это юмор. Потому что у нас тут одна привилегия: быть в первых рядах. И отдавать: все знания, весь опыт, весь ум отдавать, всю честь и совесть нашей эпохи — все отдавать людям, народу практически.

Ведь бывает обидно, ведь буквально не спишь, не ешь, — ну практически не ешь — решаешь вопросы. Ведь все время вопросы, и надо эти вопросы решать, все время мотаешься с вопросами — то в исполком, то опять в исполком, то по вопросам исполкома. Причем машин не хватает. И напрасно думают, что у нас тут все разъезжают на черных «Волгах». Вот мне тут подсказывают, инструктор Сидоренкова до сих пор ездит в серой. И хотя она требовала, мы ей твердо сказали, чтоб не надеялась — только в конце года. А наш «рафик» мы вообще отдали детскому саду, тем более он без двигателя, чтоб развивалась у детей смекалка. То есть трудности есть, товарищи, но мы не жалуемся.

Например, по вопросу телефонов. Якобы весь аппарат себе поставил вне очереди. Да, товарищи. Мы были вынуждены пойти на эту крутую меру. Почему?

Мне тут правильно подсказывают: потому что, если нет телефона, невозможно же звонить! А аппарат должен из любого места, где бы ни сидел — в кабинете, в машине, на кухне, на другой точке, — прямо оттуда снять трубку, выяснить, как вопросы решаются, как другие вопросы. Телефон — это же не дает оторваться от людей, от народа практически.

Теперь по вопросу якобы привилегий по вопросу лекарств. Мне тут подсказывают, товарищи: вопроса такого нет. Мы можем предъявить рецепты: нам прописывают от того же, от чего и трудящимся. Причем зачастую то, что у нас не апробировано, а прямо из-за рубежа. Но кто-то же должен рисковать. И в нашей поликлинике, товарищи, ничего особенного нет — обычная аппаратура для аппарата. Кто хочет, может посмотреть. Вот мне тут, правда, подсказывают, что там милиционер. Вот это безобразие, товарищи. Это мы поставим вопрос — почему он там стоит в форме? Но ни о каких привилегиях речи нет категорически. Например, инструктор Сидоренкова хотела недавно пройти на анализ раньше жены второго. Мы ее одернули. Мы ей прямо сказали: скромнее надо быть, товарищ Сидоренкова. Не выпячивайтесь.

Еще вопрос, товарищи. По вопросу якобы специальных пайков для аппарата. Да, товарищи, тут мы должны откровенно признать: болтовня такая идет. Якобы в этих пайках что-то такое особенное. Неосведомленность, товарищи. Ничего особенного там нет. Все, что всегда. Ведь, товарищи, в чем смысл пайков? В том, чтобы уменьшить очереди. Очереди — наш позор, товарищи. И здесь мы настроены бескомпромиссно: аппарат удлинять очереди не будет.

Кстати, по вопросу культуры. Ведь такие слухи, что в театр невозможно попасть, потому что мы для аппарата бронируем чуть ли не весь зал. Скажу прямо, это уже хуже юмора… Вдумайтесь сами, товарищи: ну, откуда в аппарате столько любителей театра? Вот мне тут подсказывают, мы бронируем только партер. И не для себя, товарищи, а для заезжего аппарата из го родов-побратимов.

Вот что касается по вопросу брони на авиабилеты, факты есть. Но мы решительно боремся, товарищи. Так, недавно инструктор Сидоренкова обратилась, чтобы забронировать ей билеты на Сочи для семьи в командировку — всего двадцать семь билетов. Мы, товарищи, ей на аппарате прямо сказали: скромнее надо быть, товарищ Сидоренкова. Никаких привилегий — восемнадцать мест, и ни одного больше. Остальных членов семьи командируем через исполком.

Ведь нас с вами пытаются столкнуть: мол, почему аппарат на вокзале идет через комнату, где мягкая мебель и вентилятор, а люди в общем зале, многие на полу, а туалет второй год не работает, хотя запах дает. Что ж, вспомним диалектику, товарищи. А если бы при этом еще и аппарат вышел бы из депутатской комнаты и лег на пол в общем зале? Это сколько бы на полу прибавилось? И первый на полу, и второй, и общий отдел, и инструктора — вплоть до Сидоренковой — при той же мощности туалета. Нет, товарищи, это мы только навредили бы людям, народу практически, среди которого бывают старики, женщины, дети.

Кстати, по вопросу детей. Мол, почему только дети аппарата поступают в тот институт? Скажу прямо, товарищи: нас это тоже интересует. Мы должны с этого института строго спросить: почему они только наших детей принимают? В чем дело? А вот мне тут подсказывают: они уже прислали ответ. Что у них все решают знания. Так что они сами знают, кого принимать. Но нам ставят другой вопрос: почему дети аппарата и работать устраиваются в аппарат? Что можно сказать на это? Мне тут подсказывают, что мы — за трудовые династии, товарищи. Например, дед уголь добывал, отец добывал, теперь внук добывает. Дед пилил или, скажем, варил, потом отец варил, теперь варит вся семья непрерывно. У нас то же самое, товарищи. Например, мать — инструктор Сидоренкова, дочь — инструктор Сидоренкова, внучка вырастет, тоже будет инструктор Сидоренкова.

Поделиться с друзьями: