Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

— Постоянная клиентура, — сказал Хмелев.

За женщинами ринулся человек кавказского типа, воспользовавшись тем, что дверь открылась. Он ловко коснулся руки швейцара, видно, вручил мзду. Его пропустили.

— Противно на все это смотреть. Идем. Она наверняка уже там, — Хмелев нетерпеливо потянул меня за рукав.

— Еще немного подождем. Вдруг она подъедет, — сказал я.

— А как ты прошел? Тоже за деньги? — спросил он.

«Континенталь», где мы с Юрой Чарквиани, Милой и Кирой провели вечер и где меня фотографировали с Долларой, — один из ресторанов Центра международной торговли.

— Замдиректора Центра приятель моего приятеля, — ответил я.

— Ты как хочешь, а я пошел…

— Ладно, бог с тобой.

Швейцар не хотел открывать нам дверь. Возможно, он плохо разглядел удостоверение, которое, зажав в ладони, чтобы не видели окружающие, я показал ему через стекло. Он попросту отвернулся, сделав вид, что меня не существует, нет меня. Рассвирепевший Хмелев забарабанил в дверь. Швейцар приоткрыл дверь, держа ее сильными руками.

— Чего стучишь? Чего стучишь? В милицию захотел, дебошир?!

— Ты что, ослеп, чурбан? — сказал Хмелев швейцару.

— Ну-ка, Ваня, позови Витю! — сказал тот напарнику.

Витей оказался молоденький лейтенант милиции в шинели, портупее, с рацией на груди. Он только скользнул взглядом по моему удостоверению.

— Надо было предупредить, товарищ майор, — сказал лейтенант. — Здесь вход ограничен.

— Да? — Я обратился к Хмелеву. — Займись швейцаром. Найдешь меня в баре.

На высоком табурете у стойки бара восседала Доллара. Рядом с ней стоял с трубкой в зубах огненно-рыжий иностранец, наверно англичанин.

— Привет, — сказал я Долларе. — Как дела?

— Порядок, — ответила она.

— Это кто? Сутенер? — спросил ее иностранец по-английски. Судя по произношению, он был американцем.

— Нет. Он хороший парень. У него красивая девушка. Мы однажды танцевали вместе, — сказала она по-английски.

— С девушкой?

— О, нет! Я танцевала с ним.

— Простите, — американец обратился ко мне. — Вы не уведете девочку танцевать, если я отлучусь на одну минуту?

— Можете не беспокоиться. Более того, я буду охранять вашу девушку от посягательств посторонних.

Смешно, а я ломал голову, как отделаться на пару минут от американца. Он ушел улыбаясь.

— Ты здорово чешешь по-английски, — сказала Доллара.

— Как тебя зовут?

— Линой. А тебя?

— Сергеем. Лина… Красивое имя. Ты получила нашу с тобой фотографию, Лина?

— Нет.

— А я получил. Хочешь взглянуть?

— Ну-ка покажи.

Я показал ей фотографии.

— Как ты их получил? Каким образом?

— По почте. Ты не знаешь, почему нас фотографировали?

— Сначала скажи, кто ты. Только без вранья.

— Инспектор МУРа. Показать удостоверение?

— А как же! — Она взглянула на мое удостоверение. — И что вы от меня хотите?

— Зачем так официально? Мы только что были на «ты». Почему нас фотографировали?

— Я тоже хотела бы знать!

К нам одновременно подошли американец и Хмелев.

— Познакомься, это мой друг Саша, — сказал я Лине.

Она, в свою очередь, познакомила нас с американцем. Его звали Максом.

— Парни, надо выпить, как у вас говорят, за знакомство, — сказал он.

— Да иди ты со своей выпивкой! — сказала Лина по-русски, слезла с табурета и добавила по-английски: — Теперь я ухожу на несколько минут. — Она обратилась ко мне: — Пошли.

— Займи гостя, — сказал я Хмелеву.

— Здесь довольно приятная обстановка, не правда ли? — сказал он Максу по-английски.

Начало светскому разговору положено, усмехнулся я.

— Так ты не знаешь, почему нас фотографировали? — спросил я Лину на эскалаторе, поднимающем нас на второй этаж.

— Не знаю. Наверно, хотели подставить меня или тебя. Подонок! Я ему покажу! У вас есть претензии ко мне? Только без вранья.

— Нет, претензий нет, есть только вопрос. Ты по собственной инициативе пригласила меня на танец или…

— Конечно, или! Я мужиков не приглашаю. Слава богу, пока еще приглашают меня. Этот подонок Боб, фарца несчастная, уговорил меня. Знала бы я зачем!

— А его кто надоумил?

— Откуда я знаю? Я была пьяна. Подожди меня здесь. — Она вошла в ресторан.

Лина вернулась с парнем, который нас фотографировал. Парень, увидев меня, съежился.

— Испугался, подонок! — Лина сумкой ударила его по голове. — Я тебе глаза выцарапаю, фарца несчастная!

Я не стал бы ей мешать, если бы не вопросы, которые хотел задать парню.

— Вам придется поехать со мной, — сказал я, сунув ему под нос удостоверение.

Роберт Мухин, которого дружки называли на американский лад Бобом, был счастлив, что его забрали в милицию не за спекуляцию валютой — мы не имели оснований для этого, слухи не доказательство вины, — а по такому пустяковому и безобидному поводу, как фотографирование в ресторане. Конечно, он знал, что ничего или почти ничего противозаконного в его действиях нет, и с улыбкой рассказал, что Фалин, указав на меня в ресторане, предложил ему сто рублей за снимки и негативы, на которых буду изображен я с какой-нибудь пикантной девицей. Мухин спустился в бар, где пикантных девиц было полно, и остановил выбор на Лине — Долларе. Знал ли он, что фотографирует сотрудника милиции? Мухин клятвенно заверил нас, что не знал. Он решил, что фотографирование связано с любовной историей. Откуда он знает Фалина? Где-то когда-то кто-то познакомил его с ним. Почему он согласился на предложение малознакомого человека? Соблазнился деньгами. Сто рублей на улице не валяются. Такие деньги за несколько снимков! Пленку и фотобумагу «Кодак» приходится покупать в «комке», то есть в комиссионном магазине, по бешеным ценам, а фотография — его страсть.

Мы отпустили Мухина.

— Пусть Лина — Доллара с ним разделается, — сказал я Хмелеву, когда остались вдвоем в нашем кабинете на Петровке.

— Опять Фалин! — сокрушенно сказал он. — Кто кого преследует? Ты его или он тебя? Я бы его арестовал.

— Опять торопишься? У нас нет доказательств. Пока одни мелочи. Все. Давай отдыхать. — Я погасил свет.

В темноте мы молча отдыхали на своих стульях час. Нам предстояло задержать Аспирина. Кто знал, сколько времени придется провести в засаде.

Шли четвертые сутки операции. Аспирин не появился. Засаду пришлось снять. Мы пребывали в унынии. Утомленные недосыпанием, раздраженные неудачей, мы плохо соображали, но не настолько, чтобы не понять: расследование забуксовало. Колеса крутились, а никакого движения не было.

Самарин хмурился, но недовольства не выражал, жалел нас.

Миронова уехала в Архангельскую область.

Фалин затих.

Стокроцкий, Маркелов и Шталь работали, ходили друг к другу в гости, словом, жили как тысячи москвичей.