Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15

* * *

Елисееву была обеспечена бессонная ночь.

Разговор с этим загадочным следователем вызвал бурю мыслей. Поразило, оглушило сообщение о том, что его обрабатывают не кто-либо, а сотрудники немецкой разведки. Этот, с усиками, — немецкий разведчик? И тот, с застывшим выражением на лице, — тоже? Русские, завербованные немцами, вербуют русских? Из пленных они подбирают сырой материал, из которого делают нужные фигурки, вылепливают немецких шпионов. «Подумайте». Ничего себе, заманчивое предложение! Вот бы узнал об этом начальник особого отдела при объединенном штабе партизанских отрядов!

…Десять месяцев назад, летом 1942 года, Елисеева пригласили в землянку к человеку, который представился работником особого отдела. После небольшого вступления он ошарашил Андрея предложением — стать разведчиком. Согласен ли Елисеев? Андрей растерялся. Да какой из него разведчик? Ребята засмеют.

— А вот говорить об этом не придется никому, — тут же напомнил чекист. Он рассказывал, в чем будет заключаться первое его задание, связанное с обезвреживанием вражеских шпионов, которых часто засылали к партизанам.

Однажды чекист спросил у него: что бы сказал Елисеев, если бы ему предложили проникнуть на службу к врагу? Андрей ответил, что готов выполнить любое задание.

Человеком, который с ним тогда беседовал, был начальник особого отдела при объединенном штабе партизанских отрядов южного массива Брянских лесов майор госбезопасности В. А. Засухин. Вспоминая о той поре, подполковник в отставке Василий Алексеевич писал:

«Я вспомнил молодого партизана, первую встречу с ним в августе 1942 года, в одной из бригад в Брянском лесу. Он тогда мне приглянулся: невысокий, быстрый, решительный. Охотно согласился стать разведчиком. Еще тогда я говорил, что хорошо бы ему пробраться в логово вражеской разведки, стать там своим человеком. Он соглашался со мной, но тогда не удалось нам этого сделать».

…В эту тяжелую июльскую ночь 1943 года мозг Елисеева сверлил вопрос: а почему бы самостоятельно не выполнить то задание, которое ему обещали дать? И тут же — червь сомнения: одно дело — задание, а другое… Кто поверит ему, что он стал немецким агентом только потому, что самостоятельно решил проникнуть в немецкий разведывательный орган? Ему ведь вправе предъявить обвинение: «А не стал ли ты, Елисеев, таковым ценой предательства?» И попробуй докажи, что это не так. Время военное, не всегда обстоятельства позволяют досконально разобраться, что к чему. Иногда достаточно одного подозрения…

«Да, в затруднительное положение попал ты, Андрюша. Решай один. Посоветоваться не с кем».

А следователь… Одно из двух: либо он превосходно играет роль «своего», либо и есть тот самый человек, которому можно довериться. По крайней мере, такую попытку стоит сделать. Другого выбора нет.

Теперь Елисеев ждал встречи с ним.

* * *

Снова тот же пакгауз. Тот же стол. Те же графин с водой и жестяная кружка. И напротив тот же следователь. Но теперь Елисеев смотрел на него другими глазами. Нет, усики самые обыкновенные, очень даже идут ему. Лицо вовсе не коварное, а скорее доброе, с мягким, задумчивым взглядом. Фигура — как у настоящего атлета. Видать, дружит со спортом.

— У вас нет оснований падать духом, — весело начал следователь. — Я принес вам эликсир бодрости. Хотите знать последние новости? Несколько дней назад под Курском началась битва, какой еще мир не видывал. Как гласят немецкие сводки, 5 июля доблестные германские войска перешли в стремительное наступление из районов Орла и Белгорода. Однако сейчас тон сводок, мягко говоря, не такой бодрый. Да и чего радоваться немцам, если Западный и Брянский фронты прорвали их оборону? Остановить русских не удается. Мое начальство в панике.

Впервые со дня пленения с Елисеевым заговорили о фронтовых делах. И хоть Андрей услышал эти вести из уст человека, которому можно верить и не верить, они показались ему вне всякого сомнения реальными, возможно, потому, что очень хотелось именно такого поворота событий. Сердце радостно забилось… А чему, собственно, радуется следователь?

— Кто вы? — Елисеев больше не мог заставить себя удержаться от этого вопроса.

Следователь внимательно посмотрел на Елисеева. Глаза у него какие-то глубокие-глубокие. Что в них?

Голос его дрогнул:

— Я верил, что вы спросите… Боялся отпугнуть вас… Я тот самый летчик…

Через несколько минут Борис рассказывал:

— Есть в Харьковской области город с чудным названием — Изюм. Там я рос, окончил десятилетку. Потом поступил в военное училище. Курсант. Служба в морской авиации. Все шло своим чередом. И вот — война… Мне жестоко не повезло… Плен. Лагерь. А потом… вот эта работа.

— Судя по всему, неплохо справляетесь с ней. На вашем френче, видел, болталась немецкая медаль.

— За зимнюю кампанию. Таких железяк Гитлер начеканил пропасть. Это своего рода немецкое самовнушение: никакого разгрома под Москвой и Сталинградом не было, виновата русская зима, сумел счастливо перезимовать — молодец, солдат! Мужайся, летом с лихвой возьмем свое! Но и лето не помогает. Реванш под Курском не получается… Вы опять хмуритесь? Не бойтесь, никакой каверзы не готовлю. В этом вы убедитесь. Только нужно, чтобы вы возвратились к партизанам.

— В качестве немецкого разведчика?

— Если угодно.

— Но меня свои же расстреляют!

Пока получается так, как и рассчитывал Елисеев: не он сам предложил этот вариант, а сотрудник фашистской разведки. Лишь бы вырваться отсюда, а там он знает, что делать.

— Вот что, Андрей, — следователь впервые назвал Елисеева по имени. — Я хорошо присмотрелся к вам. Я знаю, кто вы. Товарищи по отряду могут гордиться вами. Ни секунды не сомневаюсь: вырвись вы отсюда сегодня — завтра будете у них. И я хочу помочь вам. Еще хочу, чтобы и вы мне помогли.

— Каким образом?

— Помните, вы посоветовали моему летчику возвращаться на свой берег? Свяжите меня со своими. Это все, что от вас требуется… Явитесь в особый отдел и все расскажете…

Елисеев не спешил с ответом.

— Вы все еще колеблетесь! — нарушил молчание следователь. — Я вам верю. Поверьте и вы мне.

— Почему другие не связали вас с партизанами?

— С другими у меня не было подобного разговора.

После непродолжительной паузы Елисеев сказал:

— Иного выхода у меня нет. Что я должен делать?