Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Андриевский спешил. Его срочно вызывал на встречу майор. Если бы ее не назначил Засухин, свидания запросил бы он, «Оса». Требовали обстоятельства.
Холмечи. Железнодорожное полотно. Смешанный лес. Шорох прошлогодней листвы под ногами. А вот и вывернутая с корнями сосна. Со стороны могло показаться, что человек устал, присел отдохнуть. Вел себя беззаботно. Но он тут же преобразился, когда из-за куста вышел к нему плотный человек в штатском. Майор отметил про себя завидную пунктуальность Андриевского — снова прибыл минута в минуту.
Они поздоровались. Никаких лишних слов. Вопросы и ответы по существу.
— Мы беспокоимся: Еслисеев молчит, радист не выходит в эфир. Что случилось?
— Ничего страшного, товарищ
— Подозревают?
— Не думаю. Гринбаум не стал бы церемониться, если бы Женю засекли. Рацию перепрятали. Ждите — выйдем в эфир. Подберем кое-что интересное и передадим. А пока примите вот это.
Андриевский передал Засухину пачку бумаг.
— Что здесь?
— Больше всего вас заинтересует список немецкой агентуры, которая остается на оседание в Орле и Брянске, после отступления немцев. Здесь же список шпионов, которые перейдут линию фронта.
— А это записка для Колупова?
— Да. — Андриевский усмехнулся. — Зондерфюрер благодарит Андрея Колупова за добросовестную службу и требует его возвращения, с автоматом, в «Виддер».
— Хорошо. Я предложу ему возвратиться. А как там Елисеев?
— Зондерфюрер им доволен.
— Как Котов и Харьков?
— А ими Гринбаум не особенно доволен. И наполовину не выполнили свое террористическое задание.
— Хватит им и одного начальника штаба бригады, — улыбнулся Засухин.
Когда вопросы начальника особого отдела иссякли, Андриевский спросил:
— Товарищ майор, теперь меня волнует такой вопрос. Как мне посоветуете, отходить с немцами или оставаться?
Майор ждал этого вопроса. Ответ был готов: «Осе» нужно отходить вместе с «Виддером», возглавить группу советских разведчиков.
Роман с готовностью согласился. Его беспокоит только одно — нарушается привычная связь. Передавать донесения станет значительно труднее, ведь «Виддер» будет на колесах.
— Когда снимаетесь с места?
— Со дня на день.
— На случай отступления известен маршрут «Виддера»?
— Предположительный. Сначала едем в Бежицу, где собираются вместе главный штаб (он сейчас в Карачеве) и группы «Виддера» из Трубчевска, Бежицы, наша. В нашем распоряжении несколько вагонов, паровозик. Свой и машинист — сотрудник разведки. А как и куда пойдем из Бежицы — зависит от обстановки на фронте. Скорее всего, через Унечу и Новозыбков.
— Понятно. Подберите в местах остановки тайники.
— Сделаю.
— Давайте условимся, как вы дадите о себе знать…
Перед расставанием молча посидели.
Лес задумчиво шумел. В его таинственной симфонии столько красок и оттенков, что она всегда созвучна настроению человека, каким бы оно ни было: грустно тебе — и мелодия печальная, сердце поет — и лес подпевает.
Андриевский смотрел прямо перед собой, в просвет между деревьями, на высокое чистое небо, к которому прилипли пушинки облаков. Стая маленьких птиц с боем отгоняла прочь коршуна, яростно пикируя на него. Каждая из них порознь была бы беспомощной против сильного хищника, но все они вместе обратили его в бегство. Тот время от времени коварно бросался в стороны и вниз, пытаясь настичь кого-то из них, но птицы ловко вывертывались из-под ударов… А он, летчик Андриевский, не вывернулся… Окажись он сейчас в небе, он сумел бы расквитаться за свою нестерпимую боль. Только вот полетит ли? Успеет?.. Впрочем, уже летит. Задание получено. «Оса» летит по своему маршруту…
— До встречи, — встал Роман.
— До скорой встречи, — сказал майор.
Это была их последняя встреча.
Из Бежицы «виддеровский» состав прикатил в Унечу. Сотрудников разведки, вместе с бумагами и оборудованием, разместили на квартирах. Выпотрошенные вагоны загнали в тупик. Что-либо оставлять в них было рискованно — на железнодорожную станцию не раз налетали советские самолеты.
Жизнь на колесах, под угрозой очередной бомбежки, наложила на характер работы «Виддера» свой отпечаток. Стало больше неопределенности. Строгая система пунктуального Гринбаума то и дело давала
перебои. Даже обедал он теперь то раньше, то позже, то вовсе забывал о еде. Всегда аккуратный, теперь зондерфюрер беспорядочно загружал свой стол разными документами и сердито сопел, если не сразу находил нужную бумагу. Он их тщательно перебирал, перекладывал из папки в папку, изготовил несколько новых папок. На каждой ставил какие-то условные знаки. Можно было предполагать, что Гринбаум рассортировывал архивы по степени важности, чтобы в случае поспешной эвакуации в первую очередь захватить с собой не второстепенные бумаги, а остальные уничтожить.Он перестал приглашать к себе сразу нескольких сотрудников. Предпочитал говорить наедине с каждым из них. Эту возросшую подозрительность можно было объяснить тем обстоятельством, что провал агентов становился катастрофическим. Он не знал истинной причины неудач. И готов был видеть источник зла в самой изменчивой фортуне. Инициатива полностью в руках Красной Армии. Теперь уже ясно, что походу на Восток — капут. Этим самым в настроение немцев и русских внесены существенные коррективы. Одни с нетерпением ждут победы, другие с ужасом страшатся поражения и его последствий. Какой же дурак будет сейчас связывать свою судьбу с обреченными? Запятнавшие свою совесть русские наверняка ищут возможности искупить вину. Почему не допустить, что многие агенты находят такую возможность в явке с повинной? Если это так, то вывод может быть только один: следует подбирать таких, у кого тяжел груз преступлений, у кого нет дороги для возвращения к своим. Все ли ладно в этом смысле в «Виддере»? Действительно, не передоверился ли он, Гринбаум, русским сотрудникам, которые подбирают и готовят агентов? Гесс не раз предупреждал: «Побольше доверяй им — под монастырь подведут». Его совета, пожалуй, не мешает послушаться: Гесс много лет жил в России.
…Андриевский и Елисеев с беспечным видом прогуливались по улице, на которой разместился «Виддер», и вполголоса нехотя болтали о чем-то пустячном. По крайней мере, так могло показаться со стороны. Действительно, кому придет в голову толковать на крамольную тему под окнами у самого зондерфюрера?
А им было о чем посоветоваться. Связь с советской разведкой на новом месте пока не налажена. Между тем нужно срочно передать ценный пакет. Кому-нибудь из «Виддера» отлучиться на день-два невозможно. Оставить пакет в тайнике до прихода в Унечу наших войск — обесценится донесение…
Ни эти, ни другие варианты не подходили. В запасе оставался еще один, но весьма рискованный. Ошибись они — и полный провал неизбежен. На железнодорожной станции переводчицей работала русская девушка по имени Груня. Несколько раз встречались с ней Андриевский и Елисеев, внимательно присматривались. Кажется им, что Груня не из тех, кто продался врагу. Более того, они предположили, что Груня каким-то образом связана с партизанами. Короче, они отважились довериться ей. С точки зрения конспирации этот шаг был недопустимым. Но в смысле важности информации, в смысле необходимости не выжидать, а действовать — вынужденным, возможно, единственно правильным.
И вот Андриевский и Елисеев шли на вокзал — к Груне. У них было время обменяться своими соображениями и о заметной перемене в поведении Гринбаума. Сейчас с ним нужно быть предельно осторожным, не следует опрометчиво пользоваться паникой немцев. Вчера зондерфюрер пригласил к себе Романа и неожиданно спросил: не замечал ли господин Андриевский чего-либо странного за обер-лейтенантом Шестаковым? Хитрый ход! Зондерфюрер, конечно, знает, что отношения между Андриевским и Шестаковым более чем натянутые. И после этого вопроса возможна такая психологическая реакция: если у Андриевского рыльце в пуху, то он может попытаться отвести подозрение от себя, кивнув на Шестакова. Поступи Андриевский таким образом, он тем самым выдал бы себя. Поэтому Роман ответил: нет, ничего странного не замечал, напротив, Шестаков, по его мнению, очень старательный, добросовестный сотрудник. Шеф улыбнулся и, извинившись за такой разговор, просил Андриевского забыть о нем. Но затеял он его неспроста. Поэтому…