Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Гринбаум давно заметил — Шестаков завистлив. И незаметными порциями подливал масла в огонь, но так, чтобы не вспыхнул пожар. Он не возражал против осложнений во взаимоотношениях сотрудников. Напротив, он опасался их сближения, а посему — и сговорчивости. Иными словами, зондерфюрер старался поддерживать в «Виддере» такую обстановку, которая позволяла бы сотрудникам быть вместе, но не дружить, работать, но не грызться.
— Похвально, господин Андриевский. Вы не тщеславны. Впрочем, — примирительно заключил Гринбаум, — все мы работаем не ради себя самих, а ради великой Германии. Не так ли, господа?
Говоря
— Борис, как понимать эти слова Гринбаума — «набирайтесь сил»?
— Вероятно, тебе готовится новое задание.
— Возвращение к партизанам? Майор считает это нецелесообразным.
— Рад, что интересы майора и желание «Виддера» совпадают.
— Я — серьезно. Майор сказал, что надо послать к нему кого-то другого.
— Я тоже — серьезно. К партизанам тебя не думают забрасывать. Гринбаум опасается таким путем потерять нового агента. Шестаков ему поддакивает: нельзя отпускать Елисеева, могут перевербовать. Он тебе не особенно доверяет.
— Что ж, не будем распалять его подозрение — я остаюсь в «Виддере», мне здесь неплохо.
— А связь с майором?
— Андрей Колупов! Ручаюсь за него, как за самого себя.
— Хорошо. Его мы пошлем. А дальше? Ведь и ему рискованно возвращаться в лес дважды.
— Майор говорил, что нужно наладить с ним постоянную связь. Например, через тайник.
— Я тоже не перестаю думать об этом.
— Он считает такую связь наиболее удобной. Еще он сказал, что «Борис мог бы здорово помочь нам».
— Спасибо. Что-нибудь придумаем…
Из воспоминаний подполковника в отставке В. А. Засухина:
«…На рассвете меня поднял оперработник Комаричской партизанской бригады Котов.
— Извините, побеспокоил вас, — сказал он, — но вот задержали одного подозрительного типа. Не желает ни с кем разговаривать, не называет себя, требует доставить к начальнику особого отдела.
— Расскажите, зачем я вам понадобился? — спросил я задержанного, всматриваясь в его лицо.
— Мне предложил Борис, работник немецкой разведки, обязательно явиться к вам и доложить обо всем подробно, — торопливо ответил он.
— Кто вы? Рассказывайте о себе подробнее, — сказал я.
— Колупов Андрей Никитич, партизан, находился в плену у немцев, содержался в локотской тюрьме, — быстро заговорил он…
Предложил Колупову еще подробнее продолжать свой рассказ. И тогда он рассказал, как был завербован немецкой разведкой для выполнения шпионского задания в партизанском крае.
…В кабинете, куда доставили Колупова, были Гринбаум и Борис. Гринбаум внимательно осмотрел партизана, удивляясь его молодости.
— Вы дали согласие возвратиться к партизанам с нашим заданием? — спросил немец. — А о серьезности и ответственности думали?
— Я еще не знаю, какое задание, поэтому затрудняюсь ответить на этот вопрос, — смело глянул в глаза Гринбауму Колупов.
Гринбаум обернулся к Борису:
— Вы разве не разъяснили?
— Нет, — ответил Борис.
— Ну что ж. Если он дал согласие, то
пусть напишет обязательство.Обязательство под диктовку Бориса было написано. Гринбаум посмотрел, похвалил почерк Колупова, спросил об образовании. Партизан ответил, что окончил девять классов…
Гринбаум и Борис по всем пунктам дали советы о методах выполнения задания. Особо подчеркнули важность сбора сведений об организации охраны командно-политического состава и характеристик на работников особого отдела.
— Не знаю, насколько это правдоподобно, — закончил свой рассказ Андрей Колупов, — но Борис мне показался работником советских органов разведки. Когда мы с ним пересекли железную дорогу и зашли в глубь леса, он… достал из кармана пачку бумаг, бинт и, приложив их к моей ноге, стал забинтовывать. При этом предупредил, что разбинтовывать надо только в особом отделе. И еще просил передать лично вам вот эту бумажку.
Андрей Колупов подал аккуратно свернутую записку. Я развернул и прочел: «Прошу личной встречи». Далее были указаны дата, час и место. Подпись: «Борис».
Андрей Колупов сообщил, что вместе с Борисом нашли место для тайника, там должна состояться встреча.
У меня сразу мелькнула мысль: «Это работа Елисеева».
В назначенный день я взял с собой Андрея Колупова, начальника отделения особого отдела бригады Кожемяку, семь автоматчиков и умышленно прибыл к месту встречи на три часа раньше. Расставил автоматчиков, стал ждать. Мы с Колуповым находились совсем недалеко от железнодорожной станции Холмечи. Видно было, как расхаживали немецкие солдаты, слышался их разговор.
Почти с точностью до минуты Борис появился на просеке.
Мы насторожились. Вот уже совсем близко идет один, без головного убора. Андрей шепнул: «Это он». И мы вышли к нему.
— Наконец-то своих вижу! — обрадованно воскликнул он и тут же поблагодарил Колупова за честное выполнение его указаний.
Сели на ствол сваленной бурей сосны. Андрей Колупов удалился.
Мы остались вдвоем. Когда я назвал незнакомца Борисом, он сказал, что это его псевдоним, присвоенный ему еще в орловской немецкой разведывательной школе, которую окончил в 1942 году.
— Кто же вы? — спросил я.
— Андриевский Роман Антонович.
— А теперь скажите, какие мотивы вас привели сюда?
— Ваш разведчик Елисеев научил меня связаться с вами.
Упоминание имени Елисеева меня взволновало.
— Где он? Что делает? — быстро спросил я.
— Не волнуйтесь. Он в поселке Локоть живет на конспиративной квартире, готовится для выполнения нового задания с заброской в тыл Красной Армии. Сведения, которые он принес из партизанского края, руководством разведоргана оценены положительно.
Беседа длилась около двух часов. У меня сложилось убеждение, что Андриевскому можно верить.
Тут же составил он списки лиц, обучавшихся в немецкой разведшколе, агентов, переброшенных немцами в тыл наших войск, предателей, действующих в селах, вблизи партизанского края, передал схему — дислокацию немецких разведорганов, краткие характеристики на их личный состав, ценные сведения военного характера.
Меня интересовало, как будет Андриевский оправдываться перед шефом за длительные отлучки.