Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Елисеев локтем слегка коснулся Андриевского.
— Гесс!
— Вижу, — сказал Роман. — Продолжаем в том же тоне разговор о… девушках.
Зондерфюрер Гесс, правая рука Гринбаума, сидел на ступеньках крыльца. Без головного убора, в расстегнутом кителе. Возле него лежала фуражка с высоким околышем и стояла более чем наполовину опорожненная бутылка. Долгое время Гесса никто в «Виддере» не видел. Было объявлено, что его переводят «на другую работу». Сам Гесс не опровергал этих слухов. Более того, по случаю своего отъезда из Локтя он устроил довольно шикарный ужин, на который пригласил всех, без исключения, работников локотского филиала «Абвергруппы-107», в том числе и конюхов Гринбаума. Но
О причине неожиданного появления Гесса в Унече ни он сам, ни Гринбаум не обмолвились и словом…
— Согласен, она довольно симпатичная. Остается только позавидовать ее избраннику… Здравствуйте, господин зондерфюрер. — Андриевский слегка наклонил голову.
Поздоровался с ним и Елисеев.
— Прошу.
Гесс отшвырнул свою фуражку, бутылку взял в правую руку, отодвинулся, жестом левой руки приглашая сесть рядом.
Андриевскому и Елисееву было не до Гесса, но отказаться не могли.
— Что, волнуется горячая кровь? — Гесс показал свои пожелтевшие зубы. Кожа на его лице дряблая, пористая, потная — ему было лет 56. — Девушки-красавицы… М-да… Молодой Гесс был отъявленным греховодником. А теперь Гесс предпочитает коньяк… Каждому — свое… Хотите пикантный французский анекдот?.. Впрочем, стоп! В России побасенками гостей не встречают. Коньяк! Прошу, коллеги. Приложитесь-ка по разочку. — Гесс рукавом протер горлышко, протянул бутылку.
— Вы же знаете, господин зондерфюрер, мы не пьем, — сказал Андриевский.
Гесс выпятил нижнюю губу.
— Как хотите. А я, пожалуй, выпью еще.
Его крупный кадык задвигался в такт бульканью. Оторвав от себя бутылку, немец неосторожно поставил ее на самый край крыльца — она упала и разбилась. Гесс вздрогнул, неподвижно устремил на осколки мрачный взор.
— Так и жизнь, — с той же мрачностью изрек он. Вдруг, скрипнув зубами, с силой ударил кулаком по доске. — Эта проклятая жизнь! Эта отвратительная жизнь! Черт бы тебя побрал!
Недалеко надрывно завыла сирена. Гесс недовольно поморщился — помешали закончить мысль. Андриевский и Елисеев прощупали глазами небо. С востока летели самолеты. Наши, советские! На железнодорожной станции накопилось немало грузов, рассованы по тупикам. Ну-ка, сыпаните, соколы!
Затявкали немецкие зенитки. Лай, Моська, на Слона! Это все, что вам здесь противостоит, — одни зенитки. Немецких самолетов не видно. Это не сорок первый, теперь в воздухе господствуют наши. Не торопитесь, хорошенько присмотритесь и — бейте, крошите!
Самолеты один за другим начали заходить на цель. Над головами угрожающе завизжали бомбы. Не хватало еще от своих такой подарок получить. Роман и Андрей юркнули в щель, вырытую в нескольких метрах отсюда, а Гесс даже не пошевелился.
Взрывы сотрясали все вокруг. Они сыпались беспрерывно. В воздухе запахло смрадом.
Минут через двадцать налет прекратился. Андриевский и Елисеев выбрались из укрытия. Железнодорожная станция заволоклась дымом и пылью.
Гесс неподвижно сидел на прежнем месте, стеклянными глазами уставившись в одну точку. Казалось, тронь пальцем — и он повалится.
— Напрасно вы, господин зондерфюрер, так рискуете жизнью, — «пожалел» его Андриевский.
Гесс медленно поднял взгляд. Мутный, безразличный…
— А кому она нужна? — Не глядя, пошарил вокруг себя рукой, но вспомнил, что бутылка с остатками коньяка разбилась. — Все кончено, господа! Не думайте, что Гесс спьяну болтает. Гесс знает, что говорит… Все лопнуло, как мыльный пузырь… Так не все ли равно, когда капут — сегодня или днем позже? Нет, Гесс смерти не боится. Плевал он на
нее. Только она, сука, опять обошла меня. Жаль. Застрелиться? Не люблю таких омерзительных сцен. Вот если бы застрелили…Гесс вдруг весь преобразился, засиял, словно вспомнил что-то очень важное и радостное в своей жизни.
— А вы знаете, коллеги, меня расстреливали! И кто, думаете? Держу пари на бутылку шнапса, не догадаетесь. А если догадаетесь, не осмелитесь сказать. Немцы! Да, немца Гесса расстреливали немцы! Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Я тогда был офицером русской армии. В первую мировую попал в плен к своим соотечественникам. Они здраво решили избавить меня от обузы, которая называется жизнью, и пару раз прострелили меня насквозь. Но Гесс живуч, как кошка. Осталась только память. Вот она! — Гесс сорвал с себя китель, поднял сорочку, показал зарубцевавшиеся раны. — А через два-три года Гессу ничего не оставалось делать, как служить своим убийцам. Впрочем, как и вы… Теперь у нас, коллеги по работе и несчастью, одна дорожка — в могилу. А посему не советую нырять в щель. Поверьте Гессу, это наилучший выход из положения — подставить себя бомбам. Самоубийство же… Нет, это омерзительно…
Оставив обреченного Гесса наедине с его думами, сославшись на необходимость посмотреть, цел ли «виддеровский» состав, Андриевский и Елисеев продолжили прерванный маршрут. Мимо с криками проносились солдаты, чтобы тушить пожар на станции, выгребать из-под обломков убитых и раненых. А Роману и Андрею нужно было встретиться с Груней, передать ей пакет.
Спустя 27 лет Андрей Прокофьевич Елисеев скажет:
— Иного выхода у нас не было. Мы доверились Груне, а она, в последнюю встречу, — нам. И даже хотела связать нас с партизанами и увести к ним. Разумеется, этого делать нам не следовало. Мы вручили ей важный пакет и просили через партизан доставить его по назначению. Уже после, когда я встретился с работниками госбезопасности, я узнал, что пакет они получили вовремя. Следовательно, Груня нас не подвела. К сожалению, я не знаю ее фамилии и ничего не могу сказать о ее дальнейшей судьбе.
«Виддер» отходил вместе с отступающими немецкими частями. Точнее, несколько впереди бегущих.
В Новозыбкове сборище шпионов пополнилось. Много было незнакомых. Требование «Осы»: запоминать приметы, с тем, чтобы в нужный момент назвать их.
По железной дороге добирались до Рогачева. Затем в ход пошли грузовики и подводы. На разношерстном транспорте прибыли в Бобруйск, где собрался букет всех филиалов «Абвергруппы-107». Полдюжины одних только зондерфюреров!
Мало кто знал, кому чем предстоит заниматься дальше, как и то, что делать с самим этим букетом. Гебауэр, шеф главного штаба «Виддера», распорядился часть своих агентов влить в отряд особого назначения — ЦБФ, в обязанности которого вменялись карательные операции. В этот список попал и Елисеев. Отряд ЦБФ перевели в деревню Козулючи. Так Андрея вырвали из группы «Осы». Теперь поддерживать постоянную связь с Андриевским было практически невозможно. Да и какие сведения мог передавать он из ЦБФ? Агент абвера превратился в солдата-карателя. Не за этим послал его сюда майор госбезопасности.
Состояние Елисеева отлично понимал Андриевский. Он нашел какой-то предлог и приехал в ЦБФ. Андрей обрадовался — «Оса» не оставил его в трудную минуту. Мнение Романа было категоричным:
— В цэбэфау тебе делать нечего. Ты изолирован от нас.
— Может, это временно? — Елисеев и сам не верил в это.
— Гебауэр не возьмет с собою всех русских сотрудников. Отберет кое-кого, а остальных пошлет под партизанские пули. Не правда ли, превосходный вариант избавиться от свидетелей? Да и арийцев пропустит через густое сито.