Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– На сегодняшний день девчонка выглядит ничего, вполне на уровне. Не скажешь, что целых пять дней грипповала.
Засмеялась, запела:
...Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нем...
В комнату, гремя каблуками, ворвалась Людмила, энергичная, разбитная девушка в темно-синей форме бортпроводницы.
– Доброе утро, Тюльпашка. Уже на ногах? Чистишь перышки? Поешь? Правильно! Хватит такой красавице прокисать и мух считать.
Людмила, непривычно шумная, возбужденная, поставила на стол корзину с мандаринами.
– Куда нам столько, Люда?-удивилась Таня.
– Не наше с тобой это добро. Подарочек. Мой! Ему!
– Ненаглядному? Откуда он у тебя появился? Вчера еще не было.
– Был. В секрете держала.
– Вот, оказывается, какая ты скрытная.
– А разве лучше быть такой, как ты? Вся душа нараспашку. Что думаешь, то и говоришь. Последнюю копейку отдаешь первому встречному. Ты дурочка, а я умненькая.
Люда засмеялась и быстро стала собирать волосы подруги и укладывать на её голове замысловатую прическу. Поцеловала, оттолкнула.
– Тюльпашка, говори честно, какое у тебя самочувствие?
– Отличное. Ты знаешь, болезнь, кажется, пошла мне на пользу: после занудного гриппа я чувствую себя так, будто только на свет появилась.
– Ничего себе новорожденная!-хохочет Люда.
– Замуж пора, Тюльпашка.
– Здравствуйте! При чем здесь замужество? В огороде бузина, в Киеве дядька.
– При том, при сем. Твои переживания мне очень даже знакомы. Я тоже сейчас как новорожденная. Для любви родилась. Короче говоря, выхожу замуж, дорогая подружка. Радиограмму получила. От него, разъединственного. Требует срочно прибыть в Одессу для важных переговоров. На вот, читай!... Он штурман танкера-красавца. На днях в океанское плавание уходит.
В открытое окно заглянула пожилая женщина в аэрофлотской форме:
– Вы готовы, девочки?
– Как штык!-ответила Люда.
– Вот и хорошо. Вы у меня молодцы, всегда готовы. Таня летит в Одессу, а ты-в Батуми.
– В Батуми?! Что вы, тетя Вера. Ошибка. Я же просила диспетчера послать меня в Одессу.
– Нет никакой ошибки. Все правильно. Я сама вписала тебя в путевой лист.
– Перепишите, пожалуйста! Мне обязательно надо быть сегодня в Одессе. Вся моя жизнь там решается. Завтра будет поздно. Таня, ты согласна поменяться?
– Да, конечно. Перепишите, тетя Верочка. Я полечу в Батуми, а Люда-в Одессу. Искупаюсь. Позагораю. В Ботаническом саду погуляю.
Таня бодро, в самом отличном настроении идет по летному полю. Радуется своему здоровью, молодости, высокому чистому небу, теплому субтропическому солнцу. Прислушивается к гулу самолетов, как к самой лучшей музыке. Здоровается со знакомыми и незнакомыми. Спешит занять служебное место в Ан-24. Истомилась, истосковалась от безделья. Любит она немудреную работу бортпроводницы - первую свою работу в жизни. Вкладывает в нее свю душу.
Таня любила летать в своей скромной роли стюардессы. Любила мгновение, когда самолет только-только отрывается от земли и набирает высоту. Любила смотреть из-под облаков на города ,сады, леса, виноградники, горы, реки, моря, теплоходы, крейсера, эсминцы. Любила пилотов, штурманов, бортмехаников, наделенных, как казалось ей, сверхъестественной способностью водить под облаками и над облаками воздушные корабли. Любила пассажиров, доверчиво отдающих себя во власть молчаливых людей в синей форме, сидящих в пилотской кабине. Любила появляться перед ними и произносить с неизменной улыбкой: "Внимание, граждане!..." Сколько лиц пронеслось мимо нее! Любила шумную праздничную суету в аэропортах Батуми,
Тбилиси, Одессы, Краснодара, Баку. Любила видеть внизу Кавказские хребты, сияющие вечными снегами. Любила возвращаться домой усталой, с ушами, полными гула двигателей и воя высотного ветра. Любила говорить подругам: "А мы сегодня ходили через все Черное море-в Одессу".Летное поле Сухуми! Таня уверенно, быстро, по-хозяйски шагает по его бетонным плитам. Цокают по бетону острые высокие каблучки. "Тук-тук! Раз-два! Раз-два!" Свежий, с моря, ветерок развевает волосы. На груди алеет комсомольский значок. Радость жизни, вся её красота отражается на лице девушки.
Таня проходит мимо самолета Ил-18. Пилот отодвигает боковое стекло.
– Ты чего прохлаждаешься? Айда на борт! Пора занимать свое рабочее место.
– Вы мне разонравились!-смеется Таня.
– Иду в Батуми. На Ан-24. С вами полетит Людмила.
– Людмила-это хорошо, а Таня - лучше. Слушай, аленький цветочек, как ты ухитряешься на этой грешной земле расцветать и блахоухать?
Она смеётся и проходит дальше. На неё надвигается громадный бензовоз. Останавливается. Шофер открывает дверцу, делает рыцарский жест.
– Пожалуйста, прошу! Преимущество за пешеходом. Проходите. Уступаю вам дорогу, Тюльпан!
Она опять смеется, грозит водителю кулаком.
Вот и бело-голубая машина Ан-24. Правый её борт. Передняя дверь, ведущая в багажный отсек и кабину пилотов, распахнута. Два летчика, первый и второй, штурман и бортмеханик стоят на земле, о чем-то спорят. Увидев бортпроводницу, обрывают разговор. Все искренне ей рады. Некоторые не прочь и пошутить.
– Привет, Тюльпан! С выздоровлением!
– Да разве она болела? Не похоже. Симулировала. Посмотри! Полюбуйся! Настоящий тюльпан. Только-только распустился. Сорвать бы!
– Ну, ты!-Один парень отодвигает в сторону другого.
Таня не обижается. Смеется:
– Вот трепачи! Давайте-давайте, язык без костей!
Один из членов экипажа, напустив на себя серьёзность, деловито докладывает:
– Тут тебя спрашивали.
– Кто?
– Тот самый... таинственный пассажир, который летает туда-сюда. Справлялся с удивлением, куда ты пропала. Вот обрадуется, увидев тебя живой и невредимой.
– По местам, друзья!-командует командир.
– Начинаем посадку.
По трапу поднимались пассажиры. Среди них был и тот, таинственный. Он во все глаза рассматривал Таню. Лоб у нее высокий. Щеки детские, розовые. Губы алые и влажные. Глаза полны голубизны. Светло-русые мягкие и густые волосы падали на плечи. На ней был темно-синий форменный китель и жемчужная кофточка, оттеняющая сильную белую шею, такую белую и такую нежную, что по сравнению с нею ткань блузки казалась серой и грубой.
Ермаков остановился на вершине трапа и в упор ошалело, во все глаза, смотрел на стюардессу. Ему непременно надо было сказать ей что-то очень важное. Но он стоял, смотрел и молчал.
– В чем дело, гражданин? Почему остановились?
Её голубые глаза, огромные и правдивые, как у детей, с удивлением смотрели на него.
– Проходите, пожалуйста, не задерживайте остальных.
Так ничего и не сказав, он вошел в самолет, сел в первый ряд, в крайнее к окну кресло. Сел, а голова, как подсолнух к солнцу, повернулась к ней. Смотрел и смотрел. Мимо проходили пассажиры, толкали его, что-то говорили. Никого он не видел. Ничего не слышал. Одна она стояла перед ним, тоненькая, стройная, голубоглазая, с черными и тяжелыми ресницами, с влажными и алыми губами.