Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Стоп! Дрогнула рука автора. Ловлю себя на мысли и чувстве, что пишу о бандитах и убийцах с величайшим отвращением. Каждое слово, произнесённое ими, кажется мне кощунственным. Но как быть? Нельзя же их сделать истуканами, глухонемыми. Мои собратья по перу, как известно, не лишают дара речи и кровавых злодеев своих драм и романов.
Гул авиационных двигателей сливался с цокотом лошадиных копыт по асфальту. Возница-аджарец натянул вожжи и остановил фаэтон перед аэродромом, у небольшого здания аэровокзала. Суканкасы щедро расплатились и сошли на землю.
Со стороны моря, резко снижаясь, летел самолет. Коснулся бетонной полосы выпущенными шасси, приземлился. Замедлив ход, развернулся и подрулил к аэровокзалу. На фюзеляже отчетливо была видна крупная надпись: "СССР, 46256".
– Он!... Наш Ан-24!
– хрипло шепнул сыну отец.
К машине, прилетевшей из Сухуми, аэродромные служащие подкатили трап. Дверь самолета открылась, и в её широком проёме появилась румянолицая, хорошо причесанная Таня. Кого-то поприветствовала взмахом руки. Кому-то улыбнулась.
– Она... стюардесса!...
– Суканкас-младший прижал к глазам большой сильный бинокль.
– Ещё девчонка. Красивая.
– Пожалел?
– Как не пожалеешь такую?
Суканкас-старший выхватил у сына бинокль, жадно посмотрел на Ан-24.
Из самолета первым вышел экипаж - четверо молодых, в синей форме, мужчин. Спустились на землю. Стояли около трапа, о чём-то оживлённо разговаривали, смеялись.
– Живые покойнички!
– усмехнулся Суканкас-отец.
– Крайний слева - командир, грузин. Рядом с ним - второй пилот, аджарец. Напротив летчиков - штурман и бортмеханик, русский и абхазец. Интернационал! Дружба народов!... Все - кровь с молоком, весёлые, горластые, рукастые, мордастые. Таким в рот палец не клади. Слыхал, сынок?
– Ты себя или меня подбадриваешь?
– Тебя! Моя рука не дрогнет.
– Моя тоже. Так что можешь не беспокоиться.
По трапу Ан-24 спускались пассажиры. Все вышли. В салоне остался только один Ермаков. Он сидел в своём крайнем кресле и, похоже, не собирался покидать его. Таня подошла к нему, вежливо спросила:
– Почему не выходите, Вано?
– Ноги отнялись, Танечка. Судорога. Подагра.
– У такого молодого? Неправду говорите. Опять шутите.
– Теперь и молодых подагра не щадит.
– Ладно, нечего вам надо мной насмехаться. Поднимайтесь. Выходите.
– А зачем выходить?
– сказал он беспечно и весело.
– Я с вами до Сухуми полечу. Имею обратный билет. Вот он. Законный пассажир.
Он произнес всё это полушутя-полусерьёзно, уже не скрывая того, что ему просто хочется поговорить с бортпроводницей. И она это отлично поняла, переменила полудружеский тон на деловой, строгий.
– И всё-таки вам придется выйти, товарищ капитан. Во-первых, обратный билет надо зарегистрировать в аэропорту. Во-вторых, мы улетаем в двенадцать тридцать. До начала посадки у вас еще целых три часа с гаком. В-третьих, вам, пограничнику, летчику, наши порядки давно известны. Выходите, пожалуйста!
– Категорически? Бесповоротно?
– Категорически! Но... с поворотом, раз у вас есть обратный билет.
– Не строжитесь, Тюльпан! Вам это не идет. Улыбайтесь-это вам к лицу. Хорошо?... Я и не собирался
сидеть здесь целых три часа. Просто так... хотел, чтобы вы подошли ко мне, заговорили.– Вот я и подошла, поговорила. Теперь - выходите.
– Выхожу, Тюльпан!... Кстати, почему вас называют Тюльпаном? Вы скорее Незабудка.
И снова его взгляд и выражение лица были исполнены такого искреннего уважения, почтительности, доверия, доброты,что Таня невольно, вопреки своим правилам и привычкам, не торопилась уйти. Ничуть не опасен ей и не неприятен этот капитан, боевой летчик. Наоборот. У неё возникло к нему ответное чувство доверия и дружелюбия.
– Почему, спрашиваете, Тюльпан?... С легкой руки мамы так называют. Когда я была малышкой, на моих щеках всегда полыхал румянец.
– Я так и думал!... И теперь он не погас. Значит, вы маменькина любимая дочь?
– Маме есть кого любить! Две младшие девочки на руках. Два сына. Есть еще одна сестра - Наташа. Мы с ней близнецы.
– Ого! Грузинская семейка. У вас отец, случаем, не грузин?
– У меня два отца, родной и неродной. И оба русские.
– Вот как! Целых два! Почему?
– Так вышло. Бросил нас отец. Мама второй раз замужем. Отчим оказался лучше родного. Вот он-то и носил в молодости зеленую фуражку.
– Простите. Я нечаянно затронул больное место.
– Ничего! Теперь я уже спокойно могу говорить о своём родителе. Все, что у меня есть хорошего, от мамы, всё плохое - от никудышного отца.
– У вас нет ничего плохого!-запальчиво, с азартом будто кто-то с ним спорил, проговорил Ермаков.
– Зря вы на себя наговариваете.
– Ладно, товарищ капитан, заболтались мы. Выходите!
Он умоляющими глазами посмотрел на неё.
– Куда же я пойду? Совершенно некуда. И незачем. Ни на кого и ни на что, кроме вас, не могу смотреть... Таня, что вы будете делать до двенадцати тридцати?-вдруг спросил он.
Она немного помолчала и просто сказала:
– Посмотрю город, искупаюсь, позагораю.
– И вам одной не будет скучно?... Давайте вместе совершим экскурсию. Я же коренной батумец. Такие места вам покажу!... Договорились?
– А что скажут мои товарищи?
– Порадуются за вас и за меня. Особенно за вас. Славные они ребята. Поедем!
Таня колебалась: ехать или не ехать? Хотела отказаться.
В это время с земли донесся весёлый и лукавый, как показалось Тане, смех её товарищей. Над ней, конечно, потешаются. И она гордо, с вызывающей отвагой вскинула голову и отчеканила:
– Ладно, поеду! Но с одним условием. Вы будете рассказывать, как ловите нарушителей границы. И ни о чём другом не станете заикаться.
– Подчиняюсь даже таким кабальным условиям.
– Вот теперь договорились. Ждите меня около аэровокзала, в скверике.
– Это правда? Вы придете?...Сдержите слово?...Простите!...Я буду ждать.
Ермаков схватил свою аэрофлотскую синюю сумку, ринулся к выходу, сбежал по трапу вниз. Проходя мимо экипажа Ан-24, он снял шляпу, улыбнулся и сказал им по-грузински:
– Спасибо, друзья, за то, что в целости и сохранности доставили своего собрата в Батуми. И не судите, пожалуйста, меня слишком строго. Вспомните свою молодость, ребята!
Все эти слова он повторил по-армянски.
Штурман Бабаянц, кудрявый, с узкой полоской черных холеных усиков, со смехом откликнулся ему - тоже на армянском языке: