Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20

— Я такой старый, что в родители не гожусь?

Она смутилась:

— Ну что вы! Просто я всех пап и мам знаю. А Леся Павловна на втором этаже.

На втором этаже оказалась приоткрытой первая же попавшаяся ему дверь, оттуда доносился запах кофе и слышались женские голоса. Олег заглянул. Три женщины в белых халатах сидели за столом, тихо разговаривали. Ни одна из них не была ему знакома.

— Как мне найти Котенкову?

Одна из женщин встала, опрокинула чашку с кофе, коричневое пятно расползлось на светлой скатерке.

— Олег… Иванович?

У женщины были красивые соломенные волосы и огромные зеленые глаза.

— Это мой командир, — сказала женщина. — Полковник Макаров. Вы какими судьбами здесь?

Голос ее дрожал. Он не вспомнил и голос.

* * *

Уже знакомой аллейкой выходили они из садика.

— А сына не забираешь? — спросил Олег.

— Его здесь нет. Он приболел, дома.

— Сам?

— Ну почему, с бабушкой и дедушкой.

— Ты пригласишь меня домой?

Леся немного подумала, потом ответила:

— Только не сразу. Я… я должна вам кое-что сказать, Олег Иванович.

— Как мальчишку зовут?

— Олежка.

Он на ходу вытащил пачку сигарет, обжег огнем зажигалки пальцы.

— Ну вот. А остальное я все знаю, Леся.

— Вам Миша Ляшенко доложил? Простите меня, я ему наговорила… Все не так, понимаете?..

— Поехали к тебе, — сказал Олег.

— Но выслушайте меня…

— Нет. На правах старшего по званию и должности, — он выдавил улыбку, — запрещаю вести все разговоры. Где дом?

— Надо к автостанции идти, это километрах в восьми отсюда.

Он поднял руку, и остановился первый же проезжающий мимо них автомобиль. Молодой парень через темные очки вопросительно посмотрел на Макарова.

— Шеф, нам… Как деревня называется? — повернулся он к Лесе.

Та сказала. Водитель все так же молча смотрел на Макарова.

— Не бойся, не обижу.

— Тогда поехали.

Олег сразу протянул парню пятидесятитысячную купюру. Леся увидела это:

— С ума сошел!.. Нет, мы автобусом…

Но Олег уже чуть ли не силой усадил ее на заднее сиденье, сел сам, устроил у ног огромную сумку:

— Трогай!

Уже у калитки темного деревянного дома Леся остановилась, тронула его за рукав:

— Олег Иванович, я вам так и не сказала…

Он внимательно взглянул на нее. Легонький плащ… Надо бы купить шубку, холода приближаются… И на голову что-нибудь посущественней. Беретик симпатичный, но тоже не по сезону. Лицо… Да, да, то самое лицо. И родинка. До весны пусть с сыном они поживут тут, он будет постоянно ездить сюда, привозить им одежду, фрукты. А весной заберет в Москву. Пройдет год после смерти Тамары… Что она хочет сказать такое?

А может…

— Ты не замужем?

— Нет, что вы. Но вы, знаю, думаете… — Она опустила голову. — Я Мише соврала. Олежка — не ваш сын.

Пожилой мужчина в старом ватнике, валенках вышел из сарая, пристроил ладонь на лбу:

— Доча, это ты с кем?

* * *

Олег ставил на стол вино, коньяк, ветчину, консервы, Филипповна, мать Леси, укладывала на тарелку горячую картошку, а Павел Павлович, отец, одобрительно косясь на бутылки, вроде как оправдывался:

— Третий месяц с матерью пенсию не получаем, на дочкину зарплату живем… Этикетка такая — не то что не пил, а и не видел.

Олежка, притихший, растерянный, сидел на диванчике, обложившись игрушками.

— Очумел, — сказала бабушка. — У него-то за всю жизнь что и было, так это пластмассовый конек, и машинку ему как-то на день рождения подарили, да и то не новую. А тут — все светятся, стреляют, бегают сами.

— Твое здоровье, Олег Олегович, — сказал дед, поднимая рюмку. — Надо вообще-то за гостя пить, но у меня внучок такой любимый, что я — за него первую завсегда. За Олега Олеговича.

Отчество он будто бы специально подчеркивал, выделял. Макаров вспомнил свои детские фотографии. Он потолще был, конечно, но такой же белобрысый.

Макаров выпил стопку и больше к спиртному не притрагивался. Павел Павлович, можно сказать, в одиночестве закончил бутылку, начал другую, потом посмотрел в окно:

— Скотину ведут. Пойдут корову загоню, овец.

— И мне по хозяйству выбежать надо, — сказала мать.

Леся налила себе и Макарову по половине рюмки, спросила:

— Вы что, действительно не пьете?

— Да.

— Простите меня, Олег Олегович. Простите. Мы с Мишей так мало виделись… Он вскочил в кабинет: «Правда, есть сын? Правда Олег? Правда, командира нашего?» Не знаю, почему я «да» сказала. Растерялась, что ли…

— Ты говоришь неправду сейчас. Он такой же лопоухий, как и я. И светленький.

— Он просто бледный. Искусственник: у меня молоко рано пропало.

— А почему — Олег Олегович?

— Да разве мало Олегов на свете!

Она подошла к дивану, уложила на подушку заснувшего сына. Он так сжимал ручками огромного улыбающегося мишку, что она оставила игрушку у него.

Макаров смотрел на мальчика и находил все больше общего со своими детскими фотографиями.

— А если я скажу, что не верю тебе?

Леся ответила без промедления:

— Я докажу. Олег родился в мае, а у нас это… было в январе. Вот так.

Зашла в комнату Филипповна:

— Парного молока будете?

— Давно не пил.

— Попейте. У нас заночуете?

— Нет-нет, я вечерним поездом уезжаю.

Леся тоже стала собираться:

— Я провожу.

— Подари мне фотографию Олежки, если можно.

— Конечно. — Она взяла с полки деревянной тумбочки, сработанной, скорее всего, руками отца, темный пакет от фотобумаги. — Здесь все его снимки. Выбирайте любой.

К вокзалу они ехали автобусом, потом шли еще немного пешком по заметенному осенней листвой тротуару.

— В городе я бы тебя не узнал, — признался Олег. — Ты волосы перекрасила. Зачем?

— Седина полезла, — ответила она. — Вот и осветлилась. А вы тоже изменились. У вас что-то с глазами. Они вроде как потухли. Вы в отпуске сейчас, да? Миша говорил, что вы в отпуск собираетесь.

«Она ведь абсолютно ничего не знает, — подумал Макаров. — И ладно, и пусть не знает».

Пришли очень удачно: через пятнадцать минут отправлялся московский.