Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Олег зашел в вагон, когда объявили отправление. Стал у окна. Поискал глазами Лесю и не нашел. Вынул фотографию, взглянул на знакомое худенькое лицо. Перевернул ее. Там стояла короткая подпись: «Сделана в день, когда тебе, Олежка, исполнилось ровно пять лет. 11 октября 1996 года».
Состав дернулся, тихо поплыл перрон.
Макаров рванулся к выходу. Проводница попробовала было его удержать:
— Куда! Провожающий, что ли? Теперь до следующей остановки здесь сиди! Разобьешься, а я — отвечай, да?
Он взял ее за талию и легонечко
— Это я разобьюсь? Смотри!
Он выпрыгнул и замер на асфальте, даже не зашатался.
— Циркач! — крикнула проводница совсем не зло.
— А хрен же! — И он засмеялся, кажется, впервые за многие месяцы.
Вишневый плащик Леси было видно издалека. Он догнал ее и положил руки на плечи. Леся вздрогнула, подняла на него лицо. Оно было мокрым от слез.
— Ты говорила мне неправду.
Она закрыла глаза:
— А зачем вам правда? У вас семья, жена-красавица, а у меня вечно болеющий ребенок. Он родился таким слабым…
— Значит, ты уволилась из войск из-за меня?
— Из-за Олежки. Чтоб он ничего не видел, не знал… Помните, в марте у нас бэтээр в пропасть свалился? Я была, когда ребят из машин вытаскивали. Я ведь уже всего понавидалась, а тут плохо стало. Я поняла, что это уже из-за ребенка. И ушла.
— А я даже не заметил, — сказал Олег с горечью.
— А почему вы должны были заметить? У вас вон сколько людей. Я же получила все, что хотела. Что хотела, понимаете? Ребенка от здорового мужчины.
— Пусть даже от нелюбимого?
— Я любила вас… Послушайте, почему вы не уехали?
— Ну-ка, посмотри внимательно, — попросил он. — У меня глаза не засветились?
Глава 10
— Скажи, — спросила Маша, — ты еще когда-нибудь меня сюда пригласишь?
— Понравилось? — Женька выключил закипевший чайник и стал разливать кипяток по чашечкам из тонкого китайского фарфора.
— Классно! Особенно здорово было, когда ты вчера свечи зажег. Подсвечник необычный такой, наверное, очень старинный, да?
— Не очень.
— Бронзовый?
— Латунный. Из гильз от «зушки», зенитки. Это командиру подарили, когда он на дембель уходил.
Они сидели на кухне за небольшим столиком. Женька — уже в джинсах, свитере, его он напяливал в первую очередь, чтоб не была видна воспаленная рана вместо правой кисти. Маша — в одних нейлоновых, прозрачных трусиках, белые ее красивые груди выделялись на фоне загоревшей смуглой кожи.
— Ладно, хватит о подсвечниках. Тебе что, только подсвечники и понравились, что ли?
Она улыбнулась:
— На комплимент напрашиваешься, да? Ты мне тоже очень понравился. Особенно вначале: как с цепи сорвался. Не успела я порог переступить…
— Ты прости. Долго говел. Война, потом госпиталь…
— А чего же прощать? Тут благодарить надо. Но я ведь, кажется, тоже ничего, а? Стою того, чтоб еще раз в гости пригласить?
Женька долгим задумчивым взглядом
посмотрел на нее, потом спросил:— А ты бы со мной на Дон поехала, а? Только не улыбайся, я серьезно.
Но Маша все-таки так и не стерла улыбку с лица, чуть приподняла ладонями груди:
— Что, так понравилась? Это, Женечка, у тебя от долгого говения, как ты выразился.
Женька залпом допил кофе.
— Ладно, у нас еще будет время об этом поговорить. Одевайся, надо спешить.
— Мне — ясно куда, к прилавку. А тебе ведь можно и дома отоспаться, а?
— Нет, миленькая. Пока живет на белом свете тип по кличке Шунт…
Маша вскинула на него удивленные глаза:
— Фу, какая гадкая кличка. Кто это?
— Да так, одна складская крыса. Я еще его морду не видел, сегодня вот только поеду знакомиться. И тебя провожу, это по пути.
На такси доехали до уже знакомого ему киоска, там Маша вышла, а он сказал водителю:
— Теперь направо до переезда через железную дорогу. Там меня и высадишь.
Женька конечно же не видел и не слышал, как Маша, едва зайдя в торговую палатку, тут же подняла телефонную трубку и набрала нужный ей номер:
— Борис? Это я. Он поехал к какому-то Шунту, тот на складе работает. Ты знаешь его, да?
Утро выдалось теплое. Женька оставил любимую свою кожаную куртку на вешалке и поехал в толстом вязаном свитере. Если предстоит махать руками, то лучше, конечно, не заковывать их в кожу, тем более что придется действовать одной левой.
До склада пройти надо было метров триста, но Зырянов решил, что являться туда пешком просто несолидно, а точнее говоря, подозрительно. Он тормознул «москвичок»-фургон, попросил подбросить. Водитель, пожилой мужчина с огромными обвислыми усами, поинтересовался:
— Чего это ты сюда своим ходом топаешь? На себе товар переть будешь, что ли?
— Да я не за товаром.
— А за чем же, интересно, на склад можно еще ходить?
— У меня к Шунту личное дело.
Водитель присвистнул:
— По личным делам к нему на «мерсах» обычно подъезжают.
— Ничего, он мне и так обрадуется.
На складе не было никакой толкучки: то ли Женька приехал рано, то ли товар тут отпускался точно по графику. Молодой парень принял бумаги из рук водителя «Москвича», вопросительно взглянул на Зырянова:
— А вам что?
— Шунта.
— Договорились?
— Нет.
— Ха! Он, может, вообще не придет.
В планы Зырянова такой вариант не вписывался. Значит, с Шунтом придется встречаться не в его кабинете, не тет-а-тет, а вот здесь, при свидетелях. И еще неизвестно, сколько надо будет ждать. Атаки с ходу не получится, факт. Надо менять тактику…
— Вам повезло, — сказал парень, бросив взгляд на дорогу. — Явился не запылился. Только Шунтом его не называйте, если хотите о чем-то договориться. Он Александр Васильевич, можно лишь по отчеству.