Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Помню, - сказал Мишель.
– "Овод"?
– Да. "Овод".
– Вы хотите ее получить?
– Это моя мечта. Но пока что, убежден, неосуществимая. Тогда я не сказал вам, что это за книга.
– Я помню, - сказал Мишель.
– Ну вот, а теперь пришла пора сказать. Иначе мучает совесть, да и того требуют сложившиеся обстоятельства. Дело в том, что я не Громов. Я Ружич.
– Ружич?!
– воскликнул изумленный Мишель, сразу же подумав о Юнне.
– Но почему Ружич?
– Почему Ружич? Ну, хотя бы потому, что всегда, с тех пор, как появился на свет, был Ружичем. И только одни
Мишель не перебивал его, стараясь не пропустить ни единого слова.
Ружич погасил папиросу, умолк, будто раздумывая, продолжать ли ему дальше, и внезапно решился.
– Спасите мою дочь!
– взволнованно воскликнул он.
– Вашу дочь?
– дрогнувшим голосом переспросил Мишель.
– Да, мою дочь. Помните надпись на книге - это подарок дочери. В день рождения. Подарок Юнны.
– Юнны?
– волнение захлестнуло Мишеля.
– Сегодня она была здесь, в кафе. Я видел ее с человеком, который... Короче говоря, с человеком авантюрного склада характера.
– Ружич вдруг перешел на шепот: - Сделайте так, чтобы она образумилась. Она такая нежная, хрупкая, ее могут сделать слепым орудием, замутить чистую душу. Повлияйте на нее, вы же умный человек...
– Он запнулся.
– И знаете, может, это нехорошо с моей стороны, но однажды я видел вас вдвоем.
– Надо догнать ее!
– воскликнул Мишель.
– Может случиться непоправимое!
– Сейчас не надо, - устало сказал Ружич.
– Нельзя, чтобы этот авантюрист знал, что вы знакомы с Юнной.
– Я люблю ее!
– неожиданно для себя признался Мишель.
– Я понял... Интуиция отца... Поэтому вы и можете ее спасти! Я надеюсь на вас...
Ружич выхватил из пачки папиросу, чиркнул спичкой, судорожно затянулся.
– Мы не можем долго стоять здесь, - сдавленным голосом проговорил он. Ваше право арестовать меня. Но прежде чем вы это сделаете, я застрелюсь. Мой браунинг на взводе, достаточно нажать на спуск. Это не нужно ни мне, ни вам. А живым... Может быть, придет время, и я пригожусь вам живым. Не спешите. Пусть события развиваются своим чередом. Тем более что главное вы упустили.
– Я вас не понимаю.
– Сейчас поймете. Три дня назад в кафе "Бом"
ужинал один человек...
– О ком вы говорите?
– встревоженно перебил его Мишель.
– Сейчас это уже не имеет значения. Больше он сюда не придет.
– И все же - кто?
– Хорошо. Поклянитесь мне самым святым, что есть у вас в жизни, что вы спасете Юнну, не дадите ее в обиду... Что жизнь ее будет в безопасности...
– Клянусь!
– порывисто произнес Мишель.
Ружич наклонился к Мишелю и едва слышно прошептал:
– Савинков...
Мишель онемел от изумления.
– Впрочем, теперь уже, кажется, не имеет значения - поймаете вы его или нет, - безразлично заметил Ружич.
– Почему?
– нетерпеливо спросил Мишель.
– Подумайте сами, и вы поймете. Кажется, я тоже начинаю это понимать.
– Но почему вы не сообщили о нем властям?
– Я не предатель и не доносчик, - возмущенно ответил Ружич. Предпочитаю честную игру. Столкнулись две непримиримые силы. За кем мощь и правда, кто более искусен и мужествен - тот и выиграет битву.
Как на Куликовом поле... Прощайте. И можете не сомневаться -
о нашем разговоре не узнает никто. Я человек чести...– И все-таки, на чьей вы стороне?
– не выдержал Мишель.
– Помните, вы говорили, что пройдете курс обучения в максимально сжатые сроки. А уж тогда сможете твердо сказать, под чье знамя встанете.
– Помню. Курс обучения, кажется, подходит к концу.
Не торопите меня. Вы убедитесь, что мне можно верить.
– Даже после того, как вы однажды сказали пе
– Даже после этого, - подтвердил Ружич, и каждое слово его дышало искренностью.
– Солгал один раз в жизни. И вам, и дочери, и самому себе. Считал, что это единственный способ обрести свободу и убедиться, на чьей стороне правда. А главное - чтобы уберечь Юнну...
– Хорошо, - сказал Мишель.
– Попробую поверить.
Хотя и не убежден, что поступаю так, как велят совесть и долг.
– Спасибо, - благодарно кивнул Ружич.
– Прощайте.
Но я бы хотел увидеть вас, скажем, через неделю.
– Я согласен.
– Очень хорошо. В следующую субботу в сквере у
Большого театра, как только стемнеет. Возможно, у меня будут важные новости.
– Договорились.
– Но умоляю вас: спасите мою дочь.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Прощайте. И запомните - они могут подстеречь вас снова. Крепче держите свой револьвер. И еще: берегитесь Пыжикова.
Ружич круто повернулся и исчез в темноте!
14
Калугин бушевал. Выслушав рассказ Мишеля о его ночном происшествии, он под каким-то предлогом услал из кабинета Илюшу и дал волю гневу.
– Какого черта!
– кипел он, подступив к Мишелю.
– Полный провал! За борт таких работничков, понял?
– А плаваю я превосходно!
– пытался отшутиться Мишель и еще сильнее взбесил Калугина.
– Пойдешь под суд, хоть ты мне друг и товарищ!
Тебя впередсмотрящим поставили, а ты дрыхнуть! Он тебе услужил, а ты ему? А классовое чутье? Сделай зарубку: у нас с ними все врозь! И пирсы, и маяки, и океаны! Это же только дураку не ясно!
– Ты мне политграмоту, Калугин, не читай, - вспыхнул Мишель.
– Пойми, тут случай особый. Я сомневался...
– "Сомневался", - передразнил Калугин: он терпеть не мог этого слова. Здесь тебе не стихи. И не Шопен!
– Этого я от тебя не ожидал, - приглушенно проговорил Мишель, сраженный обидным упреком Калугина.
– Я тебе сейчас не поэт, а чекист, и разговаривай со мной как с чекистом!
Калугин, ломая спички, прикурил, окутал Мишеля волной горького махорочного дыма:
– Как с чекистом? Ну, слушай: Савинкова ты проворонил, понял?
– Это еще как сказать! Французы говорят: есть и на черта гром!
– Французы!
– разозлился Калугин.
– А такую поговорку слыхал: после пожара да по воду? Ты свои промашки за успехи не выдавай, не позволим мы этого, хоть ты и был сознательный пролетарий...
– Как это был?
– вскипел Мишель, готовый вцепиться в Калугина.
– Как это был? Ты намеки оставь црн себе! Еще и контрой окрестишь!
– Да как ты, дорогой товарищ, - ощетинился Калугин, - посмел самое наппаскуднейшее слово к себе присобачить? Да ты что?